Читать книгу Я здесь живу - Евгения Басова, Мария Ботева - Страница 21

Евгения Басова
Открытые окна
20. Катя виновата

Оглавление

Назавтра нас до вечера не выпускали за ограду.

Мы нарвали в саду полное ведро малины, а потом долго варили из неё варенье. Что делать, если в деревне все с утра до вечера только и знают, что работают. И Катя, и её брат Шурик, и Лёнчик, и Серёга. И для нас занятие нашлось…


Анна Ивановна развела костёр прямо во дворе. Поставила по бокам два кирпича, а на них сверху тазик. И велела всё время помешивать, пока закипал сироп и пока в нём варилась ягода.

Но это не нужно было делать нам вдвоём, и Костя снова принялся играть с Пальмой. Он говорил, что научит её считать – и она станет лаять сколько нужно, по его сигналу.

А мне было достаточно того, что иногда я могу отойти от тазика с вареньем и обнять огромную собаку, уткнуться лицом в шерсть.

Пальма громко дышала, лизала мою ногу возле повязки. Наверно, думала, что мне всё ещё больно.

Костик говорил, что я действую на Пальму расхолаживающе. А здесь как-никак собачья школа, хотя и для одной собаки.

Анна Ивановна пугала меня:

– Гляди-ка, Пальмины блохи на тебя и перепрыгнут!

Но почему-то это мне было всё равно.

Вечером по одному стали появляться вчерашние мальчишки, заглядывать через забор. Чуть только стадо пришло и всех коров разобрали – Катя уже привела брата, чернявого Шурку. Он молчал и глядел под ноги себе. Зато Катя встала – руки по швам, вдохнула воздуха – и выпалила без остановок:

– Просим прощеньица у вас! Это одна я виновата! Шурка прошлую ночь ночевал у Михал Григорича, и я не успела сказать ему, что вы наши, липовские!

Мы с Костей переглянулись и чуть не прыснули.

Шурка спросил:

– Ну, мы пойдём? А то пора тренировку начинать…

Следующим у забора появился парень с пушистыми ресницами. Серёга Ужов. Я только кивнула Косте: мол, гляди, Серёга… А он увидел, что на него смотрят, – и от забора метнулся в куст, спрятался.

В кусте раздалось властное:

– Ну?

Серёга, сникший, снова побрёл к забору и позвал:

– Костя, Лена…

И когда мы подошли, сказал:

– Простите меня, пожалуйста, я больше никогда так не буду делать!

Мы закивали поспешно:

– Простили, простили!

Серёга вздохнул и снова ушёл за куст.

Сразу же они показались с другой стороны – должно быть, с отцом – и вместе пошли по улице. Было слышно, как Серёга канючит:

– Меня же простили! Можно я пойду на тренировку?

При этом он быстро-быстро перебирал ногами, чуть ли не бежал, чтобы успеть за высоким сутулым человеком, который молча уводил его с нашего края улицы. От Катькиного двора, от турника.

Костя закричал вдогонку:

– Мы же простили!

Но Серёгин отец его как будто и не слышал.

Лёня тоже подходил к нашему забору. Спросил у меня, как нога. Потом зачем-то стал объяснять:

– Вот, у нас здесь тренировка, у Малининых турник…

И вопросительно поглядел на Костю: мол, пойдёшь?

А Костя как будто не понимает, что его зовут. Или в самом деле не понимает?

Может, сердится ещё? У меня вчера как нога болела – я и то не сержусь.

Я Костю толкаю локтем: что, мол, стоишь? Иди тоже к Малининым – тренироваться! Мама не рассердится, я ей скажу, что ты здесь, рядом…

А Костя стоит – и ни с места.

Лёнчик потоптался ещё, сказал:

– Ёжик солёный.

Потом спросил – почему-то у меня:

– Ну, я пойду?


Из нашего двора было видно, как чьи-нибудь ноги время от времени взлетают над Катиным забором, через улицу от нас. Это означало, что у кого-то получилось сделать такое упражнение, как Катя нам показывала: подтяжка, кувырок, а дальше – ноги-ножницы… Или какое-то ещё…

Ноги то застывали вертикально – ступнями к небу, то проскальзывали быстро, обе вместе или одна за другой.

Чаще всего это были ноги в подвязанных сандалиях. Одну сандалию держала на ноге синяя ленточка, другую – жёлтый шнурок.

Я подумала: это же Лёнчик летает над турником. Выходит, он и вторую сандалию порвал…

Я здесь живу

Подняться наверх