Читать книгу Стихи - Мария Кабанова - Страница 3

*

На станции Май, в посёлке Сиренево

Вечно весна за окном.

За пять дыханий до отправления

Я влетела в вагон.

Ты меня ждал, волновался страшно,

Бледный, смешной и смелый.

А я босая, в ночной рубашке:

– Вещи где?

– Не успела!

В сумке блокнот, шоколад и Бунин,

Как подобает леди.

Едим мы всего до Июня,

Вдвоём до Июня едем!

Дальше – не надо. Дальше – детали.

Взрослая жизнь с помехами.

Мы говорили и целовались.

В общем, Июнь проехали.

А глаза у тебя как небо.

В них летать не устанешь.

Мы на Июле купили хлеба

И поехали дальше.

Мало ли станций в календаре —

Станций мы не считали.

Август проспали, на Сентябре

И выходить не стали.

Вот и Ноябрь из темноты —

Чист, нелюдим и сер.

«Дальше, – заволновался ты, —

Только зима и смерть.

Дальше – пресность и белизна,

Холод и боль вне квоты».

Спрыгнул – и я осталась одна.

Дура, одна, с блокнотом.

Мне контролёра задобрить нечем.

Он за мной – по пятам!

Поезд подвозит нас всех к конечной,

Спрыгиваю, а там…

Станция Май. Посёлок Сиренево.

Радуга после дождя.

Я, удивлённая и весенняя,

Иду домой без тебя.

К Жизни

«Мы, – говорю, – ещё посмотрим, кто кого

поднимет на щит.

Кто кого уложит в песок,

придавит, но пощадит.

Кто кому выбьет сердце, печень и прочее.

Кто простит

Кого».

Я говорю: «Учти, я до конца борюсь.

Да, задыхаюсь, дрожу, как мышь, боюсь,

Но обещала своим и не вернусь

Без победы в небо».

Она картинно зевает, вздыхает: «Что ж,

Взгляд твой – огонь, и разговор хорош,

Посмотрим, как далеко зайдёшь,

Дальше ли прочих!»

Мутно

Плывёт в глазах Колизей, сограждане мне кричат,

И я выхожу без доспехов, зонта, меча

В утро.

К другой Гостье

В полночь приходит, мелькнёт у окна,

Крикнет, смеясь: «Встречай!»

Я предлагаю ей кровь, она

Предпочитает чай.

Пахнет парфюмом истлевшей плоти,

Шепчет, ложась в кровать:

«Не трусь, Марусь, я не по работе,

А просто так поболтать.

Жаль, что пугает вас, людей,

Стук моих каблучков.

Я ненавижу мучить детей

И пугать старичков,

Жизнь вас пытает, как инквизитор.

Я же добра по фактам.

А что внезапны мои визиты,

Так это ж гуманней как-то.

Бывает, беру не того – косяк.

Ошибок не отрицаю.

Но Жизнь вас терзает и так и сяк,

А я бегу и спасаю.

Ах, если б могла, я бы всех увезла

Вглубь полночных зеркал,

Чтоб никто ни боли, ни зла

На этой земле не знал.

Душ беззаботных вечный полёт —

Разве не благодать?

Но Жизнь мне вас никак не даёт,

Никак не даёт спасать».

Карпаччо из сердца

Вырежи сердце, пока горячее,

тонко нарежь, удаляя вены.

Я умру. Зато карпаччо

будет отменным.

Съешь, смакуя, чокаясь красным

с той, что будет меня милее.

Знаю, не любишь сырое мясо.

С кровью моё, поверь, вкуснее.

Лакомись, милый, хоть раз не спорь со мной —

мы с тобой любим о вкусах спорить.

Вкусно, полезно и жира ноль —

покойная увлекалась спортом,

и на массаж ходила почаще коров Кобе,

и подставляла тебе обе

щеки, когда ты бил по одной.

А ты любил меня на убой —

без тормозов, без памяти и без робости.

Режь же теперь и не прекословь!

Людей навалом и так на глобусе.

Вода нынче как-то ценней, чем кровь.

Ну что ты морщишься? Ты же мужчина.

Пойми, моя жертва не беспричинна.

Руки не дам вот, а сердце – да!

Ведь это единственный способ, любимый,

нам с тобой стать целым единым.

А то разбежимся же, как всегда.

*

Мы сидим слегка подшофе.

Разговор пустяков, но звонок.

А на улице, рядом с кафе —

Мать и больной ребёнок.

Она пледом его укроет,

Как грудного, везёт гулять.

А ему на вид тридцать пять.

Может, Даун. Может, другое.

Мы замолкли с тобой, как дети.

Разговор наш свернулся клубком.

Дело даже не в них, а в том,

Что паёк общих тем доеден.

Мать хлопочет смешной обезьянкой.

Надевает на сына панамку.

Он не щурится даже на свет.

Я вздыхаю – мол, Бога нет…

Он сидит бессловесный, как мим.

А она говорит ему что-то.

Но, внезапно, и мама, и сын

В звонкий, нежный пускаются хохот!

Мы сидим неподвижно, молчим.

Я с улыбкой завидую им.

*

Любимый разучился говорить,

Несказанным прощанием терзаем,

И научился спрашивать глазами: —

Где взять мне силы, чтоб тебя забыть?

– Ты сил возьми у тех, у посторонних,

Чьи сны модны́, и истины просты,

У парков, где осенние листы

Качают солнце на сухих ладонях.

А, может быть, у той другой любви,

Которая, как ласточка в стене,

Росла и крепла, спрятавшись в тебе,

И вот теперь на волю норовит.

Забудь о нашей юности фанерной,

Взгляни на стариков – они идут

Смерть караулить вечером в саду,

Как будто, чтоб прикончить её первой.

Когда-нибудь и ты, упав в кровать,

В которой сонный призрак мой лежит,

Прошепчешь нежно: «Милая, скажи,

Где взять мне силы, чтобы вспоминать?»

Письмо

Милый друг, у меня осталось не более чем десять

Твоих улыбок, фирменных и лучистых.

Одна всегда при мне, как карманный месяц.

Когда хреново – включаю её и греюсь.

Прислал бы побольше – перегорают быстро.

А из воспоминаний наших, самых весенних,

Я себе сделала как-то – была в угаре! —

Домик воздушный с садиком и бассейном,

Но не привязала (я же, мой друг, рассеянна…),

И он улетел, как будто воздушный шарик.

Живу, как умею – сама себе паж и привратник —

В приличной компании книг на фанерной полке.

Одиночество, знаешь, будто китайский ватник,

Уродует и толстит – но носится долго.

Из домочадцев – домашнее привидение

Да данная мамой в момент рождения

Любовь-царапка, любовь-мурлыка,

Любовь-не-сахар, но я привыкла.

Ну, что ещё? Иногда беседы веду с сычом,

И Муза зайдет поболтать про Бунинские аллеи.

Отсюда вывод, любимый: ты ни при чём,

Просто я с нормальными не умею.