Читать книгу Красавец и Чудовище - Мария Кавыева - Страница 6

Тот день стал значимым для молодого лорда, и он всю жизнь помнил каждую минуту беседы с Диком. Брэндон не так давно вернулся из замка дяди, где гостил несколько недель. Там он видел портрет загадочного юноши. Сэр Роланд, уходя от расспросов любимого племянника, посоветовал тому поинтересоваться у его друга-артиста, что молодой человек и сделал.

Бродячий театр как раз снова остановился в их городе. Молодой аристократ пришёл в шатёр к Дику. Друг встретил его радушно. Когда парень рассказал о разговоре со своим родственником, Дик озадачился. Он помнил один карандашный рисунок, который, судя по описаниям, очень походил на загадочную картину. Этот набросок был автопортретом одного его близкого человека. Да неужели?! Глава «Гонимого» поверить не мог, что такое вообще возможно! Если верить слухам о странных путешествиях сэра Роланда Эдельмута, то, быть может, однажды пути свели его с…

– Ну что же, Брэндон… – произнёс Дик после долгого молчания, и от благородного грешника-лорда не скрылось, что он говорит с неохотой, – я расскажу тебе всё. – Режиссёр вздохнул, будто собираясь с духом. – Всё началось давным-давно… Я родился в семье актёров из бродячей труппы и смутно помню, как мы ходили от деревни к деревне. Нашим руководителем был хороший человек по имени Жан. Каким-то образом ему удалось получить от властей большой старый дом, который мы перестроили под театр. Наша странствующая труппа, наша семья и наш дом носили имя «Эливагар». Я был совсем маленьким, когда мы въехали в помещение. Уже там, под ветхой крышей, в страшной нищете у одной пары родился сын. Он на всю жизнь стал моим другом. Мы любили друг друга как родные братья, и я думал, что знаю про него всё, что у него нет от меня секретов, как у меня от него. А оказалось… – По щекам Дика покатились слёзы, и, вздрогнув, будто испугавшись их, он замолчал.

– Что же случилось дальше? – робко спросил Брэндон.

– Его прозвали Коршуном, – произнёс мужчина, но так, будто не отвечал на вопрос юноши, а, резко оборвав мысли, продолжал свой рассказ. – И у него была страшная тайна. Тайна о смерти. Он должен был умереть, так как с самого детства был неизлечимо болен чахоткой. Но его родители, а потом и сам Коршун тщательно скрывали это. Пускай! – и тут актёр горько усмехнулся. – Пускай говорят, что мы – исчадия ада, но он стал нашим ангелом! Пусть это звучит как богохульство! Подумать только: как он, являясь лишь одним из нас и не обладая ничем большим, мог стать для нас надеждой? Но знаешь, Брэндон, – мужчина обернулся и пронзительно посмотрел ему прямо в глаза, – он действительно стал нашей надеждой. Коршун был очень талантлив и редкостно красив, благодаря чему нравился зрителям.

И Дик рассказал, как однажды вечером его друг вышел на прогулку после выступления и вернулся только на следующее утро. Стояла поздняя осень. Все в театре беспокоились. Коршун же, появившись, заверил, что всё хорошо. Дик как сейчас помнил, как юноша усмехнулся и с горькой улыбкой сказал: «Ничего страшного не случилось, просто я столкнулся в очередной раз с тем, к чему мы все давно привыкли!» Праведные крестьяне ненавидели актёров и всех, кто имел хоть какое-то отношение к театру. Но больше Коршун ничего не сказал. Где он был? Что произошло с ним? Как его друзья узнали позже, в лесу, неподалёку от Кургана Луны – так назывался один холм, их «ангел» потерял сознание, и нашла его деревенская девушка. Она позвала своих друзей на помощь, и те отвезли незнакомого юношу к себе. Никто не узнал его. Позвали доктора. Когда Коршун пришёл в себя, то сказал, что он актёр. Врач рассердился: он был ярым противником театра и сейчас настолько возмутился тем, что его попросили осмотреть «эту мразь», что не стал жалеть несчастного и сказал всю правду о его болезни. «У тебя всё запущено. Это не остановить. Сколько лет ты уже болеешь? С детства? Если бы и нашёлся какой-нибудь дурачок-доктор, который наплевал бы на то, что ты – тварь театральная, и взялся бы тебя лечить, всё равно не получилось бы. Твои дни сочтены. Хорошо, если доживёшь до весны».

– Может быть, он обманул его? – тихо спросил Брэндон.

– Нет. Был один добрый врач, который лечил всех: и «грешных» служителей театра, и праведных селян. Он иногда помогал и нам и когда-то приходил к Коршуну. Доктор этот потом признался мне, что знал о безнадёжном положении моего друга, но пожалел его и не раскрыл ему правды.

– Какой кошмар… И что же… что же случилось?.. – Брэндон старательно подбирал каждое слово, чтобы не воскресить боль в душе друга. – Что же случилось… весной?

– Весной? Весной таял снег… на его могиле…

– Прости, если я…

– Да ничего! Как пророчил доктор, Коршун до весны не дожил, но скосила его чахотка лишь косвенно. Нашего золотого ангела избили, чем спровоцировали приступ, от которого он так и не отошёл.

– Кто? – Брэндон побледнел от ужаса.

– Были люди… Что теперь это вспоминать? Один из зависти, наш актёр, наш друг, на которого мы бы в жизни не подумали, и один граф. Друга, мерзавца, звали Милочем, а граф… Граф был твоим тёзкой. Из-за этого мы сначала никак не могли привыкнуть к тебе – твоё имя напоминало нам о нашей трагедии, а потом ты напомнил нам Коршуна…

– И чем же?

– Он всегда говорил, что умрёт без театра. Ты тоже не мыслишь себя без сцены. Любовь к своему делу и преданность ему, жертвенность. Талант, молодость и красота. Это в тебе и напомнило нам его.

– Жертвенность?

– Да, жертвенность. Ты отказался от богатой жизни ради театра. Коршуна хотел усыновить один богатый граф, родной брат того убийцы, но наш ангел отказался…

Кристиан уже совсем освоился, но одного его по-прежнему никуда не отпускали. И Август Фердинанд не уставал каждое утро читать ему мораль. Артур при этом вставлял «остроумные» замечания, и все вокруг умилялись.

Кристиан почти каждый день видел самую красивую жрицу любви. Она махала юноше рукой, смеялась, звала его красавчиком, а парень краснел от смущения, не в силах что-либо ответить, чем, должно быть, ещё больше смешил Мэри Роуз. Так в основном и проходили их мимолётные встречи. Эта девушка казалась Кристиану просто ангельски доброй, и для бедняги не было никого прекраснее на свете.

Однажды они столкнулись у парадного входа в «Эливагар».

– Добрый день! – поздоровался юноша.

– О, привет!

Ах, эта улыбка! Кристиан отдал бы за неё всё, что у него имелось, да дело в том, что у него и не имелось ничего. Казалось, даже сама его жизнь не принадлежала несчастному, но откуда Мэри Роуз могла это знать?

– Как дела? – спросила она.

– Хорошо, а твои?

– Отлично!

Кристиан любовался Клэр, стараясь делать это незаметно, чтобы не показаться ей наглецом. А девушка смотрела на этого провинциала и тонула в его глазах. «И правда, как же он прекрасен! Но почему такой робкий?! Был бы порешительнее!» – думала она.

– Я хотела спросить тебя, – вдруг сказала Клэр, и голос её дрогнул.

– О чём? Спрашивай.

– Можно я приду на спектакль?

– Конечно, можно!

Кристиан тут же оказался на седьмом небе от счастья. Она придёт посмотреть на него! А вдруг он опозорится?! А вдруг эта красавица станет смеяться над ним?! Нет-нет, только не это!

– Ты дрожишь? Тебе холодно? – вдруг спросила Мэри. – Ты не хочешь, чтобы я приходила?

– Нет-нет, что ты! – Кристиан взял себя в руки и улыбнулся. – Просто… Прости, пожалуйста, мне надо бежать!

Не слишком вежливо? Пускай! Уж лучше убежать, чем стоять и мямлить что-то невразумительное! Но тут Кристиан остановился. Почему для него так важно, что эта девушка подумает о нём? Неужели?.. Нет-нет, только не это! Он не имеет никакого права!

– Прости, но мне правда надо бежать. – Он опять смущённо улыбнулся.

Клэр улыбнулась в ответ и послала ему воздушный поцелуй.

– Беги. Удачи тебе, мой ангел!

Как только Кристиан забежал в «Эливагар», тут же в роскошном холле столкнулся с Августом Фердинандом! Что он тут делает, интересно? Ни разу ведь не был с тех пор, как они говорили с мистером Ричардсоном в день приезда!

– Крисси, я там кое-что из окна видел, – сердито сказал МакТомсон. – Сколько раз тебе говорить, чтобы ты с ней не общался?

– Но мне кажется, она хороший человек…

– Самоотверженная служительница любовного труда!

– Да, мистер Ричардсон всегда говорит, что над любовью нужно трудиться, что это – костерок двоих и каждый должен приносить в него дрова.

– Ты шутить вздумал? Кажется, у тебя роль в трагедии, а не в комедии. Я скажу твоему крёстному, чтобы он и близко не подпускал тебя к такому сброду.

– Мэри Роуз – хорошая девушка, она не сброд, – Кристиану стало обидно за свою знакомую. – И вообще, я лучше, что ли?

Август Фердинанд не нашёл, что ответить. Почему-то комок подкатил к горлу. Но никто бы не заметил этого: маску высокомерия было уже не снять.

– Куда это Генри ходит? – медленно спросил МакТомсон больше для того, чтобы сменить тему разговора.

– Я не знаю. Честное слово, не знаю. Я даже не заметил этого, – заверял юноша с таким жаром, будто бы несчастного в чём-то подозревают.

– Он тебе ничего не говорил? Хотя кого я спрашиваю… Допрыгаетесь у меня, если будете друг друга покрывать.

– Но мы ничего не сделали плохого.

– Молчать! – и тихо прошептал на ухо: – Скотина…

К глазам Кристиана подступили слёзы, хотя бедняжка привык к унижениям. И побоям, если уж быть предельно честным.

– Крисси! – вдруг раздался голос Джорджа Ричардсона. – Ты уже здесь? А чего не идёшь? Пошли!

– Мне надо идти! – обрадовался юноша и убежал.

Фердинанд остался один. Но почему на душе так паршиво? Это мальчишка, всего лишь мальчишка без роду и племени, а он, МакТомсон, – герцог. О чём они могут говорить?

Какая ирония: посещение театров считается культурным мероприятием, а вот для дворянина становиться актёром считается чем-то недостойным! Август Фердинанд всегда любил ходить в театры, но откуда аристократ мог знать, что ему придётся тесно общаться с «солдатом сцены»? Его родители в гробу наверняка перевернулись! Брэндон Эдельмут был известным человеком в городе, нового «отца театра» тут очень почитали и даже улицы называли его именем. Но отец этого героя с ним не общался и сыном отнюдь не гордился. Рассказывали, что юноша-аристократ попал на спектакль в «Гонимый», бывший «Эливагар», познакомился там с их режиссёром и актёром Диком и стал частым гостем у новых друзей. Потом сам стал работать в театре, а после смерти Дика труппа сделала его режиссёром. Об этой истории в городе знали все – от мала до велика. А вот ещё об одной ― мало кто даже догадывался. Разве что любители мистики и поклонники ныне модных готических рассказов…

– Ты чего тут делаешь, дружище? ― вдруг услышал он голос Генри и очнулся от своих мыслей.

– Тебя жду. – МакТомсон хотел спросить друга о том, куда тот постоянно ходит, но почему-то задал другой вопрос: – Что там за страшилки рассказывают про «Эливагар»? Меня юная леди Элизабет спрашивала через своего отца в письме.

– Я немного знаю об этом. Знаю, что «Эливагар» когда-то располагался не здесь, а в другой части страны. Там, где фамильное поместье графов Монтрадов. Знаешь же их?

– Да-да, мой отец был знаком с его сиятельством Константином Монтрадом.

– Ну вот, в ту пору там хозяйничал граф Брэндон Монтрад, тёзка знаменитого Эдельмута. Его прозвали Вороном, потому что он славился своей жестокостью. Говорят, этот Ворон даже кого-то убил. Но всё это байки, которыми окружили графа и его замок – якобы с привидениями – местные жители, чтобы в их город валом валили лица, заинтересованные во всём «эдаком», и останавливались в местных гостиницах. А чего это красавица Лиззи такими вещами интересуется?

– Мода, видимо, такая, – умильно улыбнулся МакТомсон, который очень тепло относился к этой юной леди.

– Прошу прощения! – подбежал к ним темноволосый мальчик лет двенадцати. – Я случайно услышал, совершено случайно, что вы разговаривали про призраков.

– Нет, молодой человек, мы их не обсуждали, – ответил Генри, – мы такими вещами не интересуемся.

– Вы кто будете, молодой человек? – спросил Август Фердинанд.

«Молодой человек» выпрямился и ответил «как взрослый»:

– Я – Ильдар. Внук Рамиля. Он тут работает помощником. Между прочим, именно его идея понравилась мистеру Ричардсону.

– Позвольте полюбопытствовать, какая именно идея? – улыбнулся Генри, он очень любил детей и общался с ними с превеликим удовольствием.

– «Тахир и Зухра». Мы – иммигранты из Средней Азии. Вернее, дед – иммигрант, а я тут родился.

– Понятно, – вежливо улыбнулся Август Фердинанд.

– Был рад помочь! – Ильдар и правда считал, что чем-то помог этим двум взрослым. – Если что, обращайтесь, не стесняйтесь. Я тут спец по привидениям. Хотя Мадлен смеётся, но я мечтаю увидеть призрака Кристиана.

– Что?! Типун тебе на язык, негодный мальчишка! – испугался МакТомсон. – Быстро сплюнь! Кристиан ещё жив, слава тебе господи!

– Да не этот Кристиан! – быстро спохватился мальчик и даже сам испугался. – А другой. Его Коршуном ещё зовут! А на самом деле он Кристиан!

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Генри.

– Да все знают… Нашего нового Кристиана, которого на роль в новом спектакле пригласили, потому и зовут Вторым Коршуном. Потому что он – тёзка первого.

– Я поинтересуюсь у Ричардсона, – задумчиво произнёс Фердинанд.

– Я побежал тогда? ― спросил Ильдар.

– Да-да, беги, милый мальчик! ― торопливо и озадаченно кивнул ему МакТомсон.

– Своего ты милым мальчиком не звал, ― усмехнулся Генри.

Лицо друга побледнело от ужаса:

– Ты чего?! Ш-ш-ш! Никто не должен знать, что он у меня был! Особенно Кристиан!

Ветер свистел и разносил лёгкие снежинки. Мороз усиливался. Снег падал на промёрзлую землю. Вдали чернел лес, заслоняя собой горизонт. В тёмных небесах сверкали звёзды, а бледная луна смотрела таинственно и печально. Снег не покрывал землю, лишь слегка припорашивал, как сахарная пудра – пасхальный кулич. Зима в этой части страны всегда такая. Люди привыкли к этому.

Коршун стоял на Кургане Луны и смотрел вдаль. Снежинки, кружась, будто в танце, падали на тёмные волосы юноши, и лунный свет отчётливо освещал его лицо. Он стоял кутаясь в плащ и обняв себя за плечи. Мысли уносили его далеко-далеко. Бедный актёр тосковал по свободе и счастью, которые почему-то не спешили к нему. Только что закончился спектакль, в котором Коршун играл главную роль, впрочем, как всегда. И вот теперь он выскользнул через задний дворик старого театра и сбежал на Курган Луны. Молодой человек часто приходил сюда: что-то влекло его на это место. Будто бы здесь была его судьба. Ему казалось, что тут он окончит свои дни. Курган Луны… Название страшное и таинственное, как и сам Коршун. Парню было холодно, но он не хотел уходить отсюда.

Хотя в округе и ходили слухи о невероятной красоте актёра из местного «вертепа Сатаны», зал «Эливагара» никогда до конца не заполнялся людьми. На Коршуна либо любовались издали, либо, шепча «Чур меня!», старались поскорее убежать. Он был дьявольски прекрасен, и многие верили, что тот продал душу аду за свою привлекательную внешность. Да ещё и талант. В театре больше таких не было. «То-то, – говорили набожные крестьяне, – разве можно, будучи порядочным человеком, обладать таким даром? Да и не дар это вовсе, а услуга самого чёрта, а этот лицедей – не праведник, а великий грешник!» Но кое-кто бегал в «Эливагар» на спектакли, потому что развлечений в деревне было мало: этот треклятый театр да надоевшая всем пивнушка.

Коршун не обращал никакого внимания ни на слухи, ни на косые взгляды. Любил ли он своих поклонников? Кто знает? Он никогда не говорил об этом.

«Нормальные люди» из деревушки театр не любили и в него не ходили. «А этот, – говорили про Коршуна порядочные крестьяне, – этот у них основной фанатик!» За преданность своему делу его и прозвали Коршуном. Ты, мол, защищаешь и любишь театр, как коршун – своих птенцов, говорили ему. Мало кто во всей округе знал, что красавца зовут Кристианом. Так и остался он с этим прозвищем в памяти народа и в мистических легендах театра «Эливагар».