Читать книгу Славянские хроники. Оберег - Мария Николаевна Ангелимова - Страница 5

Наутро князь отдал приказ собираться в путь. Решено было отправляться на рассвете следующего дня. Пока собирали подводы с продовольствием, он заперся в светлице, не пускал к себе даже Нестора.

– Горюет князь, не трогайте его, – отвечал духовник всем, справляющимся о состоянии князя, а особо любопытных одергивал: не ваше дело, к отъезду готовьтесь, аль у вас своих забот мало?

Забот действительно хватало. Кроме подготовки к пути, нужно было еще подумать о тех, кто оставался в городе. Альгамиры могли еще вернуться, да не одни, а с целым войском. По этой причине князь оставлял большую часть своей дружины, а следить за порядком поручил главному воеводе, Илье. Грузный силач, под стать Микуле, он привык обращаться с оружием и совсем не был рад возложенным на него обязанностям.

– Мое дело какое? – жалобно бубнил он, неотступно следуя за священником, почти наступая ему на полы рясы. – Хватай меч да руби ворогов6, а тут… Да одних только тяжб не оберешься: этот у соседа свинью украл, тот с женой поругался, а разбираться с ними мне?

– Ничего, – пряча в бороде улыбку, отвечал старец, – разберешься, тебе же на пользу пойдет. Да и жена у тебя умница, в случае чего, подскажет.

При упоминании о жене, богатырь тяжело вздохнул, а сенные девушки, которые крутились тут же, выбивая постели и как бы невзначай подслушивающие разговор, прыснули и поспешили в дом. Жена Ильи, властная Васса, действительно была на редкость умна и красива, однако же природный ум сочетался у нее с таким тяжелым характером, что мужу частенько приходилось несладко. Поэтому ночевал Илья чаще всего не дома, а у князя на конюшне, спасаясь от гнева своей благоверной. Оно и понятно, что он куда более охотнее отправился бы с князем в поход, чем оставаться один на один с женой, да еще отвечать за весь город. Но что поделаешь, против воли княжеской не пойдешь.

Горестно вздохнув, Илья отдал последние приказания по снаряжению княжеской дружины, и отправился навестить перед отъездом Микулу. Там, как оказалось, тоже было все непросто.

– Мало я горя хлебнула, за тобой ухаживала, так на тебе – не успел на ноги встать, уже в поход отправляется, – доносилось из-за приоткрытой двери. Микула, в одной сорочке, босый, сидел за столом, а мать хлопотала у печки, успевая одновременно месить тесто, следить за щами, чтобы не убежали, и на чем свет стоит ругать незадачливого сына.

– Говорила тебе – подожди, укрепись, недавно только в лежку лежал, – ворчала она себе под нос, – так нет же. Мало дел дома, так ему до Новгорода приспичило… всего день радовалась на тебя.

– Да полно тебе, матушка, – подмигивая брату, отозвался Микула. – Мы же не просто так идем, а семью княжескую спасать…

– А нас кто защитит, коли альгамиры треклятые нагрянут? А пацаненка кто на ноги поставит? – парировала мать. – Нет, как знаешь, а я тотчас к князю пойду, в ноги ему упаду, а в поход тебя не пущу.

– Правильно мать говорит, – вмешался Илья, все это время тихонько подслушивающий за дверью. – Доброго вам здоровья, Настасья Игнатьевна.

– Какое уж там доброе! – мать в сердцах бухнула на стол дымящийся чугунок. – Одни огорчения…

– А ведь и правда, Микула, поберегся бы ты первое время. Хочешь, я сам с князем переговорю?

– Да что вы будто сговорились! – не выдержал Микула, ударяя кулаком по столу. От удара одна деревянная ножка треснула и стол накренился. Щи разлились по полу, кувшин с молоком мать успела в последнюю минуту поймать, правда, большая часть молока досталась коту.

– Ну, вот, ирод! – чуть не плача вскричала она. – Пока новый стол не сделаешь, за порог не пущу!

– Невмоготу мне, тошно мне! – закатив глаза, прорычал богатырь, и выскочил во двор.

Ярослав, улучив минутку, тоже скользнул вслед за братом. Микула в сердцах колол дрова на заднем дворе, только щепки в разные стороны летели.

– Собирай в поленницу, – взглянув на брата, буркнул богатырь. Перевернув очередной чурбак, он с такой силой ударил его о колоду, что куски дерева разлетелись по всему двору.

– Микула, можно я с тобой в поход пойду? – осторожно спросил Ярослав, подбирая поленья. Краем глаза он увидел, как топор застыл в воздухе и мысленно обругал себя. Нечего спрашивать, надо было просто за дружиной увязаться и все.

Но вместо того, чтобы начать читать брату нравоучения, богатырь тяжело сел и вытер пот с лица.

– Да я и не против, – от этих слов сердце Ярослава так и подпрыгнуло. – Воинская служба закаляет, да только как это матери объяснишь? – продолжал богатырь. – Жалко ее, конечно. Трудно ей будет одной с хозяйством управляться. Так что ты уж на этот раз останься, будешь ей помогать.

Все. Надежды Ярослава рухнули. А на что он, откровенно говоря, надеялся? Отвернувшись, чтобы брат, чего доброго, не заметил навернувшиеся на глаза слезы, мальчик принялся усердно собирать поленья, и вдруг замер, уставившись в крапиву.

– Эй, ты чего там застыл?

Микула подошел поближе и присвистнул. Потом осторожно раздвинул стебли крапивы, и в траве блеснуло на солнце золотое яйцо – то самое, которое в сказке про бабку с дедкой разбивает хвостиком мышка, только в жизни все немного иначе.

– Ну и дела, – протянул Микула, осторожно взяв яйцо в руки. – Никак Золотой петух к нам во двор заглянул. Вот удача!

В отличие от сказки, золотое яйцо нельзя было разбить. Точнее, можно, но под золотой скорлупой проступал второй слой, серебряный, потом третий, медный, а сама сердцевина была россыпью речного жемчуга – достаточно, чтобы обеспечить себе безбедное существование как минимум года на три.

– Вот мать-то обрадуется. – ликовал богатырь, перекидывая яйцо с руки на руку. – Ну, теперь можно и в поход со спокойной душой идти, не пропадете вы тут без меня.

Мать, конечно, была рада неслыханному сокровищу, но все равно весь остаток дня ворчала, собирая сына в дорогу. А как пришло время ложиться спать, подозвала сына и надела ему на шею маленький образок.

– Вот, это покровитель твой, святой Микола Угодник, – говорит. – Ты гляди, его не снимай. И в бурю, и в бою он тебя защитит. Глядишь, и вернешься ко мне целым и невредимым…

На рассвете весь народ, стар и млад, высыпал на улицу, проводить воинов в далекий путь. Князь выглядел усталым и с трудом заставил себя сказать несколько слов народу на прощанье.

– Вот, моя правая рука, – сказал он, хлопнув смущавшегося Илью по плечу. – Его слушайте, он вас в обиду не даст. А коли какой спор возникнет, или распря, все к его жене обращайтесь! – И он указал в толпе на рослую Вассу, которая с победоносным видом пробралась к крыльцу и встала рядом с мужем.

– Вы уж только терем до моего возвращения не разнесите, – наклонившись к ним, тихонько добавил князь. – Мирно свои ссоры решайте, нам лишняя кровь ни к чему!

Толпа ликованием провожала князя и его дружину от городских ворот до самой окраины. Мать со слезами перекрестила Микулу, и долго не хотела от себя отпускать.

– Ну, полно, мать, – мягко отстранился он от нее. Вскочив на коня, богатырь пригрозил пальцем Ярославу.

– Ты гляди у меня, не огорчай мать! – крикнул он, уезжая вслед за остальными. – А то в следующий поход не возьму!

Ярослав молча проглотил подбежавший к горлу комок. Так брат скажет и в следующий раз, и в последующий, и вообще до конца жизни будет видеть в нем лишь малолетку хилого, которому еще расти и расти. А ведь в сказках богатыри уже в двенадцать лет свою дружину имели, в походы на далекие земли ходили…

Князь ехал молча. Его белоснежный конь, будто чувствуя настроение хозяина, недовольно потряхивал длинной челкой и грыз удила. Нестор ехал рядом, за ним следовал отряд из восьми всадников, среди которых был и Микула. Завершала процессию огромная подвода с припасами. Старый Лука, в прошлом один из княжеских ратников, а теперь просто походный повар, удобно устроился на мешках с крупой. Солнце припекало, на жаре старика клонило в сон, и что бы не свалиться на ходу с телеги, он затянул песню, в которой было не разобрать ни начала, ни конца, да и слов, собственно говоря, тоже особых не было.

– Э-эх, тоска… Русь ты матушка… все кругом лебедой поросло… – распевал Лука, лениво похлестывая старую кобылку.

Дорога сначала шла по лугам, потом завернула мимо небольшого болотца, где по краям росли пронзительно пахнущие желтые цветы – ими кикиморы своих гостей одурманивали. Всего до Новгорода было двести с лишним верст пути, сперва пешком, а потом по реке до самого города. Дорога была спокойная: альгамиры посягательства на свое добро не терпели, потому и истребили всех разбойников в округе. Одно тревожило путников – по пути предстояло пройти через заповедный Волхов лес, где в былое время жрецы жили. До сих пор стояли в чаще каменные изваяние идолов, белели повсюду кости жертвенных животных, а по ночам такая нежить на волю выползала, что только держись.

К вечеру добрались до Мертвого поля, где много веков назад было разбито огромное войско. Кто был его предводителем, за что и с кем воевал, про то уже никто не помнил, а о былой славе воинов напоминали только белые камни с вырезанными на них древними письменами.

– Что ж, тут заночуем, иль дальше пойдем? – спросил Микула.

– Куда дальше? Дальше в аккурат Волхов лес начинается, – отозвался кто-то из стражников.

– Здесь тоже место недоброе…

– По крайней мере сушняка для хвороста здесь полным-полно, – добродушно вмешался Лука, деловито спрыгивая с подводы. И то верно, трава на Мертвом поле не росла совсем, а редкие деревца, которые умудрились зацепиться за проклятую почву, через год-другой засыхали, оставляя лишь иссохшие, словно обугленные, остовы7.

Решено было сделать привал здесь. Лошадей расседлали и пустили пастись, хотя есть-то им здесь было нечего. Однако ж запасливый Лука припас специально на этот случай пару мешков овса.

– Ешьте, мои дорогие. Умаялись за день-то, – любовно похлопывал он лошадей по бархатной холке.

Хорошо хоть неподалеку бил родник. Вода в нем была студеная, аж зубы стыли. Пока дружинники разжигали костры, Лука по-хозяйски засучил рукава и полез в подводу за огромным котлом, в котором варился ужин для всего отряда. Едва отыскав его в груде тяжелых мешков, старик потянул за ручку, но котел почему-то не вытаскивался. Верно, зацепился за что-нибудь. Раскидав провизию, Лука поднял тяжелую закоптившуюся от времени посудину, и присвистнул.

– Братцы, а ну, гляньте-ка, какой у нас нахлебник объявился!

Собравшиеся дружинники со смехом поглядывали на извивающегося мальчишку. Он изо всех сил старался вырваться, но Лука цепко держал его за ухо.

– Под котел забился. Ну, и что мы теперь с ним делать будем?

– Ярослав, ты что ли? – раздался удивленный голос Микулы. И прежде, чем кто-либо успел что-то сказать, он схватил брата за плечи и что было силы встряхнул.

– Я что тебе говорил? Дома оставайся! – твердил он. – Что за неслух такой уродился!

– Головенку-то ему не сверни, – предостерег Лука. – Он еще совсем птенец малый.

– Мал да удал, – смеялись ратники. – Тоже в поход собрался, надоело за мамкину юбку держаться!

Микула с шумом выдохнул воздух, отпуская изрядно помятого мальчишку.

– Что теперь с тобой делать?

– Пусть с нами остается, – вмешался незаметно подошедший князь. – Домой идти поздно, да и далеко, заплутает парень. Проводника ему тоже давать не к спеху, торопимся мы. Будет Луке со стряпней помогать.

– Это дело, – хитро прищурился старый повар. – Давно себе помощника подыскиваю. Да не кипятись ты, – шлепнул он Микулу по плечу, – подумаешь, своевольничал парень. Зато здесь под твоим присмотром будет.

На том и порешили. Ярослав, стараясь не попадаться брату на глаза, исправно таскал воду, чистил картошку и выполнял все поручения Луки. Старик только сидел да покрикивал, добродушно усмехаясь в бороду.

Поужинав, все улеглись спать. Микула, по-прежнему не разговаривая с Ярославом, уложил его спать рядом с собой, укрыв запасным армяком8. Скоро все затихло, только слышно было лошади хрустят сухостоем, надеясь найти хоть один зеленый листик. Из-за туч вышла полная луна, ярко освещая все вокруг холодным серебристым светом. Полночь наступила.

И вдруг из темнеющего вдалеке леса донесся женский крик. Все испуганно подняли головы: какая может быть женщина в таком месте? На десять верст кругом и деревни-то никакой нет.

– Спите, братцы. Это все нежить балуется, хочет, чтобы мы к ней прямо в лапы пришли, – успокоил всех отец Нестор. Крики продолжались, но теперь уже дружина только плевалась в сторону страшного места и крестилась.

– Ишь, нечисть. Знает, как человека приманить, на жалость берет, – шептались воины.

Спустя некоторое время крики стихли. Только все погрузились в сон, как снова тревога.

– Отец, отец, мы здесь! – раздался детский голос, на этот раз совсем рядом.

– Доброслава! – вскочил князь.

– Не ходи, княже, ловушка это, – попытался урезонить его Нестор, но князь ничего не слушал. Подхватив меч, он бросился бежать в сторону леса, откуда продолжал доноситься детский плач.

– Чего уставились? Или господина своего на съедение нежити оставим? – грозно прикрикнул Нестор на дружинников, и те, наскоро похватав оружие, побежали вслед за князем.

Темный лес, словно обрадовавшись их появлению, в тот же миг наполнился невообразимым шумом. Деревья качались, норовя хлестнуть ветками по лицу, их изогнутые корни скрывались под толстым слоем сухих листьев, так что на каждом шагу люди спотыкались и падали, задерживая друг друга. Вскоре никто уже не понимал, куда они идут, в какой стороне остались лошади с провиантом; все просто шли вслед за князем, который, повинуясь какому-то неведомому инстинкту, вел их все дальше в чащу.

Наконец они вышли на большую поляну, словно выжженную посреди леса. Земля была покрыта толстым слоем пепла, обугленные стволы деревьев белели в темноте словно обглоданные кости. Здесь нестерпимый шум леса загадочным образом утих, и в полной тишине гулко раздавался каждый шорох.

– Глядите! – воскликнул один из дружинников, указывая вперед. Посреди поляны они увидели мертвое дерево. Почти лишенное ветвей, оно возвышалось, сливаясь темной корой с ночным небом. Луна, обливая верхушку серебристым светом, озаряла странную гигантскую фигуру.

– Что за напасть такая? – прошептал Микула. А фигура, будто услышав их, встрепенулась, словно пробуждаясь от долгого сна, и медленно распустила огромные черные крылья.

– Святые угодники, да это же птица Сирин! – в страхе пробормотал кто-то.

– Назад! Все назад! – крикнул князь, но было уже поздно. Полуженщина-полуптица, Сирин повернула к ним свое бледное лицо и открыла глаза. Что это были за глаза! Бездонно-глубокие, подернутые синевой, в них как будто была собрана вся вселенская скорбь. Откинув спадающие на лицо иссиня-черные волосы, Сирин запрокинула голову и пронзительный крик нарушил тишину леса. Все попадали на колени, зажав уши руками. На глазах окружающий лес стал меняться. Деревья за спинами путников превратились в один сплошной частокол, через которого невозможно было перебраться.

В то же время одним воинам начало казаться, что трава и деревья вокруг вспыхнули жарким огнем, угрожая спалить их дотла, другие принялись отбиваться от невидимого противника, третьим виделись бурлящие потоки смолы, падающие откуда-то с неба… Люди бегали по поляне как ошалелые, не видя ничего вокруг расширенными от ужаса глазами.

– Микула, что же нам делать? – Повернулся испуганные Ярослав к брату, но осекся: богатырь тоже оказался во власти чар Сирин. На ватных ногах Микула подошел к ближайшему дереву и принялся со всей силы рубить его мечом.

– Не робей, Ярослав, справимся! Вот, одного чудища уже нет! – Как в бреду кричал богатырь, срубая верхушку молодого деревца. – Ужо я вас, окаянные! – рычал он, размахивая во все стороны обломком меча.

Уворачиваясь от обезумевшего богатыря, Ярослав оказался прямо перед деревом Сирин. Скорбно взглянув на мальчика, чудо-птица издала раздирающий душу стон, указывая крылом куда-то за спину Ярослава. Обернувшись, он нос к носу столкнулся с тем самым страшным колдуном, который излечил его брата. Насупленные брови почти закрывали глаза, всклокоченная борода отливала серебром. Раскинув в стороны костлявые руки, он подходил все ближе и ближе к застывшему от ужаса мальчику. Казалось, спасения нет, но в этот момент один из воинов, в упор не видя ничего вокруг, со всего размаха навалился на старика, придавив его тяжестью своей кольчуги. Тотчас старик рассыпался в серебристый прах, а Ярослав, вконец перепуганный, опрометью бросился бежать прочь.