Читать книгу Комиссар - Мария Свартур - Страница 3

Врановы сразу же отбыли в город, наняв единственный на привокзальной площади частный мобиль. Степан посчитал, что это дорого, церемонно распрощался с дамами и пошел искать остановку автобуса ― рельсового транспорта в городке не было. Ева покинула вагон одной из первых и быстро уехала, Степан не нашел ее ни на перроне, ни на вокзале, ни на крошечной привокзальной площади. Вскоре подъехал автобус, и комиссар вместе с другими счастливчиками потрясся по пустынной дороге в город. По дороге Степана разговорила тощая, но вполне добродушная бабулька, она, же и объяснила ему, как добраться до Отделения Танатологии города Коргана. «На своих двоих дойдешь, внучок. За полчаса и дойдешь. Ходить полезно для здоровья. Вот мне восемьдесят лет, а я все хожу. Если бы не сумки, так и с вокзала пешком бы домой и пошла. В движении ― жизнь», – поучала его старушка. Когда автобус остановился на центральной площади, она в две минуты нашла извозчика, заставила Степана погрузить ее сумки, и, махнув ему рукой на прощанье, лихо укатила. Решив последовать её совету, а заодно посмотреть город, Степан подтянул свой рюкзак и отправился по центральной улице, стараясь следовать полученным ориентирам. Корган был небольшой, провинциальный городок, зеленый и светлый, дома все больше аккуратные, высокие, окруженные садами и огородами. Через час, когда он вконец заплутал, а рюкзак стал невыносимо тяжел, Степан остановил проезжавшую подводу и за пол-алтына уговорил возчика отвести его по адресу. Покрутившись по узким пыльным улочкам, подвода остановилась у длинного белого одноэтажного здания с высоким цоколем. Лаконичная вывеска над дверью гласила: «Отделение Танатологии г.Корган, провинция Туран». Окна, выходящие на улицу, были закрыты ставнями. Как и почти все дома в Коргане, что он видел по дороге, этот был окружен садом. Без особой надежды Степан постучал в дверь. Никто не ответил. Он сорвал яблочко, что висело поближе к невысокому забору. Оно оказалось терпким и сладким, красное с одного бочка. Побродив вдоль забора, Степан вернулся к двери и постучал еще раз. Откуда-то выбежала рыжая собачка и стала звонко его облаивать, оставаясь, правда, на почтительном расстоянии.

– Лай, лай, – сказал ей Степан, – может, кто-нибудь выйдет.

И действительно, вскоре появился опрятный пухленький товарищ лет шестидесяти, облаченный в длинный черный халат, богато расшитый цветами и узорами.

– Комиссар? – добродушно поинтересовался он, разглядывая Степана и его большой рюкзак. Благородное лицо его, с высокими скулами и прямым ровным носом было обрамлено аккуратной, смоляно-черной бородкой, черными, несмотря на возраст, были и его волосы, и Степан предположил, что он красится. Большие, чуть раскосые карие глаза, когда Степан встретился с ними взглядом, пронзили комиссара насквозь.

– Да. А вы…?

– Бахтиёр Каримович Навои, главный танатолог славного города Коргана. Молодежь зовет меня Бахтиёр-ака3.

– Степан Санмуэрте.

– Хм, подходящая фамилия для танатолога, ‑ они обменялись рукопожатиями. – Ну что ж, товарищ Санмуэрте, пройдемте.

Он повел Степана в обход дома, через яблоневый сад, в глубине которого комиссару открылся опрятный домик с высокой крышей, резным крыльцом и широкой верандой. На веранде стояла обширная, коротко стриженая женщина с добрым лицом и папироской в руке.

– Моя супруга, Хельга Павловна.

Степан представился. Немедленно его усадили на веранде завтракать чаем со свежей выпечкой. Навои и его супруга оказались приятными собеседниками, и за ненавязчивой беседой Степан выяснил, что это Бахтиёр Каримович делал запрос на танатолога с особыми качествами.

– Есть у нас одни кости, – сказал Бахтиёр Каримович, прихлебывая чай, – над которыми никак не удается осуществить переход. Душа, видите ли, не отзывается связистам Азраила. Вы, я так понимаю, какой-то уникальный танатолог, раз вас сюда прислали.

«Старик не лишен иронии», – подумал Степан, а вслух сказал:

– Просто я восприимчив к любым проявлениям мира сознания. А что за кости? Насильственная смерть?

– Два месяца назад его нашли в канаве, во время ремонта городской канализации. А что до причины его смерти… Вы сами увидите, когда займетесь съемкой. Я вот такого не видел никогда, хотя сорок лет работаю в танатологии. Заинтригованы? Глаза заблестели. Это хорошо, значит, есть в вас энтузиазм. Сейчас отдыхайте, располагайтесь, а завтра с утречка я введу вас в курс дела.

Степана поселили в маленьком, но чистом и уютном флигеле, где он быстро обустроился и весь оставшийся день бездельничал, пил бесконечный чай на веранде, болтая с хозяйкой, или просто валялся на кровати. На следующее утро Навои повел его в отделение Танатологии, но не в обход, а напрямик ― черное крыльцо казенного здания выходило в общий сад. С этой стороны здания был роскошный цветник и сейчас он играл благородными сиреневыми, багровыми и желтыми оттенками цветов ранней осени. Степан невольно остановился. Он любил астровые, скрытое в их многолепестковых цветах удивительное разнообразие форм и оттенков.

– Нравится? – спросил Бахтиёр Каримович, заметив восхищенный взгляд Степана. – Хельга Павловна у нас знатный цветовод. Приехали бы вы в июле! А там вот в глубине беседочка, подышать, отдохнуть после тяжелой работы. Самостоятельные каналы связи у тебя были? – добавил он внезапно, перейдя на «ты».

– Пару раз, – признался Степан, застигнутый врасплох. – Но метод я знаю хорошо.

– Посмотрим. Пройдем внутрь.

Через узенькую дверь они вошли в большую, светлую приемную. У окна стоял массивный канцелярский стол с панелью для свитков, пара стульев, вдоль стены ― небольшой диванчик, у противоположного окна, выходящего в сад, приютился обеденный столик, на подоконнике за которым Степан с удивлением разглядел маленькую электрическую плитку на термоизоляционной пластине. Под столиком скрывалась тумбочка, как догадался Степан, для посуды. Из приемной комиссар проследовал за новым начальником в широкий коридор.

– Это, справа, мой кабинет, без разрешения не входить, – объяснял Навои. – Слева ― лаборатория, сюда входить можно.

Степан сунул нос в полутемную лабораторию, насыщенную запахом химикатов, и успел разглядеть довольно неплохой микроскоп, аналитические весы и тщательно убранный лабораторный стол с реактивами для проявки.

– Здесь у нас царица Наташа, моя помощница, – Навои закрыл дверь и повел комиссара дальше. – Она приходит к десяти. За качество приготовленных ею растворов не беспокойся. А теперь пройдем в святая святых нашего отдела.

Коридор окончился массивной металлической дверью. Навои достал из кармана длинный плоский ключ, отпер замок, и дверь легко повернулась на петлях, повинуясь руке своего господина. За дверью была короткая лесенка. Они спустились вниз, и Бахтиёр Каримович привычно щелкнул выключателем. Яркий белый свет заполнил помещение, и Степан оказался в танатологическом раю. Середину комнаты занимал длинный черный базальтовый стол, над ним с потолка свисали мощные хирургические лампы. У стола стояло высокое кресло железного дерева, на сидении которого лежала вышитая подушечка. Вдоль стен стояли шкафы, полочки с инструментами, закрепленная на стене панель для свитков, металлический стол на колесиках, низкий длинный холодильник и большой кованый сундук, обитый узорчатой кожей. Над дальним концом стола возвышался пьезоэлектрометр последнего поколения ― гротескная черная машина, рельсы камеры нависали над столом, как рога фантастического зверя.

– Круто, – признался Степан. Он подошел к аппарату и с благоговением погладил его. – ПЭМ-160? Я никогда на таком не работал, все больше на старье. Но как?

– Стараемся, – не без гордости улыбнулся Навои. – Вот тебе анатомический атлас на всякий случай, – он активировал свиток и вывел атлас костной системы на экран, потом открыл сундук, бережно вытащил тюк перестукивающихся костей и положил на металлический стол. – А вот тебе кости. Прибор заправлен и готов к работе. Ради этих костей целый комиссар ехал к нам из большого города, так что не торопись и работай спокойно. Я буду наверху. Если что, нажмешь вот эту кнопочку, это сигнал оповещения, и я сразу спущусь.

– Спасибо, я постараюсь, – ответил Степан. Ему не терпелось опробовать прибор.

– Да уж постарайся, – ухмыльнулся Навои и вышел из лаборатории, прихватив свою подушечку.

Степан остался один. «Ум пред костями должен быть чистым и твердым как кристалл», – говорил его старый учитель анатомии, поэтому он не спеша походил по помещению, протер стол, проверил проявители, прогрел прибор, успокоился. Затем развернул сверток с костями и принялся аккуратно выкладывать скелет на базальтовом столе. Это была самая важная часть работы ― неправильное расположение костей искажает съемку. Степан не стал искушать судьбу, и часто сверялся со свитком. Некоторые танатологи предпочитают работать с недавно умершими людьми ― положил на стол и готово. Но, во-первых, это неприятное зрелище, не в пример чистым костям, а во-вторых, Степан любил работать со скелетом, он любил сами кости, их шероховатую сухую поверхность. Кости ― то, что остается, когда слабая плоть сгнивает и растекается. Кости, превращая механическую силу в электрическую, несут глубокие отпечатки, которые накладывает на человека жизнь, а самый глубокий из них ― смерть4. Кости ― вместилище души, и когда Азраил забирает сознание, отпечаток отсутствует, потому что энергия утекает из бардо в царство Азраила, Светлую Землю. Если же перехода не произошло, пьезоэлектрометрическая съемка покажет отпечаток сознания, привязанного к останкам с момента смерти. Раскладывая кости, Степан заметил, что некоторые из них деформированы, особенно ребра. Грудная клетка, когда он собрал ее, была выломана изнутри, будто маленькое, но мощное торнадо зародилось в чреве, раскручивалось вверх, сворачивая мышцы и сухожилия, отрывая их костей, и, разорвав плоть, вырвалось наружу через рот. «Какая жуткая и странная смерть», – подумал Степан, и в нем зародилось нехорошее предчувствие. Он проверил настройки пьезоэлектрометра, вставил пластину в держатель, подвинул рычажок, и прибор мерно загудел. Взявшись за рукоятку, он повел камеру вдоль скелета, наблюдая, как голубой луч скользит по поверхности костей. Просветив весь скелет, он закрыл объектив камеры и перевел рычаг в режим проявления. Теперь надо было подождать, и он вышел в коридор. Из приемной слышался молодой женский голос, окутанный ароматом свежесваренного кофе, и Степан пошел на него.

За обеденным столиком сидела и напевала рыжеволосая девушка лет двадцати пяти, в темно-синем платье. На носу у неё крепко сидело пенсне, что совершенно сбивало с толку: лицо её было непосредственное и добродушное, а очки придавали ему ненужное заумное выражение. Девушка пила кофе из беленькой фарфоровой чашечки и закусывала печеньем.

– Привет! Ты столичный, – без тени удивления сказала она, увидев Степана. – Кофе будешь?

– Да, спасибо, – внимательный взгляд её больших карих глаз смутил комиссара, и он скромно уселся на краешек стула.

– Меня зовут Наташа, а тебя ? – спросила она, переливая остатки кофе из турки в чашечку.

– Степа, – просто ответил он.

– Собирал сундучника? – поинтересовалась Наташа, подавая ему кофе.

– Ага. Жду, пока пластина проявится.

– Ну, пять минут у тебя есть. Печенье ешь, вкусное, Хельга Павловна принесла, переживает за тебя, – она засмеялась, отчего лицо ее сделалось лучистым, а пенсне на нем совсем нелепым. Эта девушка ему нравилась все больше. Пожалуй, здесь приятно будет работать. Они весело болтали за столом, так что Наташе пришлось напомнить Степану, что его пять минут давно истекли. Со вздохом комиссар вернулся в лабораторию.

– Посмотрим что там, – пробормотал он и вынул пластину из держателя. Один взгляд, и пластина выпала из его рук, звонко ударившись о поверхность стола, раскололась. Смерть сундучника была мгновенной, а приложенная сила ― колоссальной, потому пьезоэлектрический эффект костей был усилен многократно. На пластине ясно отпечатался скрученный голубой силуэт. Похожая изломанная кукла, только материальная и в полосатой пижаме, пролетела днем ранее в окне тамбура. Степан выругался и стал собирать обломки. Он положил их на стол, рядом с костями сундучника, затем поменял режим верхнего света, и комната погрузилась в прохладный темно-синий полумрак. Степан залез на высокое жесткое кресло и покрутился, устраиваясь удобнее. Подушечка была бы кстати. По бокам спинки он заметил ремни и пристегнулся. Скелет сундучника лежал перед ним, недвижный и молчаливый. Степан начал цикл дыхания и медленное погружение в транс. Дыхание его становилось все глубже и тише, глаза он держал слегка приоткрытыми, пытаясь уловить сознание сундучника, все еще связанное с бренными останками. Стало различимо слабое голубоватое свечение над костями и Степан сосредоточился на песне праха. Тихая и тревожная мелодия зазвучала в пространстве его ума, он ухватил ее и потянул звук и свет прочь от останков, вплетая в них сознание сундучника, формируя плотный, искрящийся кокон. Мелодия становилась громче, пульсируя в центре кокона, тревожность покинула ее.

– ПХАТ! – выдохнул он и мгновенно вышел в бардо, протащив сундучника за собой.

Комиссар вновь был в горной долине. Он отпустил сундучника, и теперь сапфировый кокон свободно парил над цветущим лугом. У подножия хребта знакомая зайценогая фигура неспешно прогуливалась вдоль ручья, длинные мохнатые ноги, пригибаясь, несли серебристый андрогинный торс и остроухую голову. Сатир повернул голову в их сторону, и его печальная и смешливая морда, извращая перспективу, оказалась перед Степаном. Золотистые глаза уставились на комиссара и пронеслись сквозь сознание, как яркий, мощный луч света сквозь дымку. Проводник вытянул руку, и сундучник устремился к нему в ладонь. Степан хотел было двинуться за ним, но передумал. Пространство бардо ― самая ненадежная вещь во вселенной.

– Эрлик, – услышал он глубокий бархатный голос, всколыхнувший пространство вокруг. – Иди. Найди, – зайценогий потряс зажатым в руке коконом, как бы призывая к справедливости, подогнул ноги и прыгнул за хребет.

Бардо задрожало, и Степан поспешил вернуться назад. Он открыл глаза и уставился на свои руки ― в трансе он вцепился в пальцы ног скелета. Он разжал пальцы, и косточки посыпались на базальтовую поверхность. Степан вытер ладони о кофту и потер лицо. Когда четкость окружающего мира восстановилась, он рискнул отстегнуться и сполз со стула. Переместился на пуфик около шкафа и прислонился к прохладной стене. «Эрлик», – подумал он. – «Точно, автохтонный психопомп. Невероятно». Но зайценогий проводник ему понравился. Уют и обещание нового приключения влекли Степана к загадочному Эрлику. Он взял в руки пластину, сложил половинки и снова уставился на отпечаток. Две смерти, и обе, несомненно, были насильственными. Два перехода, две точки и через них можно провести прямую линию. Психопомп дал ему ясное поручение ― найти убийцу, и уйти от выполнения этого поручения ему нельзя. Звание «уполномоченный комиссар» приняло сверхъестественный оттенок, и Степан ухмыльнулся. А при мысли, что ему придется столкнуться с таинственным убийцей, скручивающим тела как бумагу, Степан перестал ухмыляться и поспешил выйти из лаборатории.

Наташа уже сидела за канцелярским столом и копалась в свитке. Дверь в кабинет Бахтиёра Каримовича была приоткрыта, и Степан сказал туда: «Я закончил».

– Провел переход? – удивленно спросил Навои, поднимая голову от стола.

– Да.

Навои резко встал и быстро прошел мимо Степана в лабораторию.

– Пошел проверять кости, – шепнула Наташа. – Надеюсь, вы его не обманули.

– Не имею такой привычки, – сухо ответил Степан. Он почувствовал сильную усталость и, не считаясь с приличиями, плюхнулся на диванчик. Наташа поспешила дать ему восстанавливающего отвара. Когда Бахтиёр Каримович вернулся, Степан допивал вторую чашку и подъедал последнее печенье.

– Рассказывайте, – быстро сказал Навои.

– Переход осуществлен…

– Я увидел. Как вы осуществили переход? К Азраилу?

Степан заколебался.

– Значит, нет. Так я и думал. И куда же отправился наш сундучник, позвольте спросить?

– Не знаю, – потянул время Степан. Полуправда выгоднее лжи, но имени психопомпа он решил вовсе не открывать. – Все произошло очень быстро. Бардо напоминает горное ущелье, но это не Заилийский Алатау.

– А что психопомп?

– Ну…Он такой, полузверь-получеловек. Я видел его смутно, все было затянуто туманом. Никогда не видел подобного раньше. Может, местный культ? – закинул он удочку.

– Может, – Навои отошел к окну, открыл его, протянул руку и сорвал с ветви полосатое яблоко.

– Созрело, – удовлетворенно объявил он и откусил красный бочок. Наташа и Степан в молчании наблюдали за ним.

– Вот что, молодые люди. Единственный проводник Церкви ― Азраил, – объявил главный танатолог, сжевав яблоко. – Но отклонения случаются. Наш долг ― исследовать такие случаи. Пластины я убрал, отчет пока писать не будем, уж слишком все это попахивает ересью. Комиссар, после обеда отправишься к одному человеку, местному меценату и краеведу, купцу Ичигину. Наташа, организуй сожжение останков и объясни ему, как найти купца.

И он вернулся в свой кабинет. Степан возвратился в лабораторию, собрал кости в тюк и вынес в приемную. Наташа уже ждала его с простой керамической урной в руках.

– Тюк плотнее заверни, – посоветовала она. – Нам идти минут двадцать, дальше на окраину.

Они вышли на улицу, и направились к крематорию, прячась от полуденного солнца в тени заборов. Крематорий, веселенькое здание из красного кирпича, стоял на отшибе. Наташа посмотрела вверх, на флюгер.

– Ветер в сторону пустыни. Сейчас и сожжем, я хорошо знаю местных, мы в бадминтон вместе играем.

Они нырнули в кирпичную прохладу крематория и через полчаса вышли обратно, с урной, но уже без тюка. Солнце вышло в зенит, и даже прохладный ветерок не спасал от его щедро изливающегося на землю тепла.

– Как жарко сегодня, – сказал Степан.

– Последние дни. А вечерами уже прохладно. Знаешь что, пойдем ко мне домой на обед, познакомлю тебя с мамой.

Степан с удовольствием согласился. Они отнесли урну обратно в лабораторию.

После обеда Степан, следуя указаниям Наташи, направился на поиски купца Ичигина. Краевед жил в центре города, в двухэтажном каменном доме с подъездом. С постаментов на Степана грозно глядели два мраморных льва. Комиссар нажал кнопку звонка. Дверь открыл важный старик с непроницаемым лицом и такими густыми бакенбардами, что Степан подумал, не родственник ли он гривастым каменным львам.

– Здравствуйте, мне нужен Сергазы Максимович, – вежливо обратился к нему Степан.

Старик молча разглядывал комиссара, оценивая важность Степана как посетителя. Шинель церковника не произвела на него совершенно никакого впечатления, а Степан без нее был парень неприметный.

– Меня послал Бахтиёр Каримович.

Молчание.

– Я уполномоченный комиссар! – вконец разозлился Степан. – И здесь с официальным визитом.

Тут открылось окошко второго этажа, и оттуда высунулась курчавая головка Евы.

– Пустите его, дядя Дауд, он танатолог из Алматы, я с ним в поезде ехала.

Дядя Дауд поморщился, но пропустил комиссара в дом, не отводя, впрочем, от него подозрительного взгляда. Ева уже сбежала вниз и потащила Степана в кабинет отца. Проходя через анфиладу комнат, Степан понял, что Ичигин ― местный образованный богач с причудами. Но это было и к лучшему, поскольку любители всегда охотнее оказывают помощь, чем чересчур уважающие себя профессионалы. Хозяин уже вышел на шум и встречал их в дверях кабинета. Купец Ичигин оказался невысокий, крепко сбитый мужчина лет за сорок, подвижный, с нескладным, но умным скуластым лицом. «Вышли мы все из народа», – подумал про него Степан.

– Сергазы Максимович Ичигин, купец – он протянул руку, и повлек Степана в кабинет. – Ева, распорядись насчет чаю. А вы присаживайтесь, комиссар. Да, Бахтиёр-ака уже прислал мальчика с сообщением.

Наслаждаясь превосходным зеленым чаем, они вели необязательную, непринужденную беседу, и Ичигин нравился Степану все больше. Яркий и предприимчивый самоучка, он, несомненно, обладал природным умом и смекалкой, любопытством и упорством. Дочь ничем не напоминала его внешне. Заметив взгляд Степана, купец рассмеялся:

– Ева пошла в мать. Очень красивая была у меня жена, родом из Средиземноморья. Что поделать, холодно у нас зимой, – печаль на миг затуманила его лицо, – Вот она и сбежала. Ева предпочитает жить со мной. Но перейдем к делу. Я так понимаю, вам нужны мои знания, как краеведа? Это связано с находкой того обезображенного трупа в канаве, не так ли?

– Да. Мне довелось вот буквально сегодня провести переход для этого неопознанного товарища, и мне явился неизвестный проводник…

– Вы вошли в контакт с неизвестным проводником? Разве это возможно? Хотите сказать, что есть другие боги, кроме Азраила?! – воскликнул Сергазы, но Степану показалось, что он не удивлен, а скорее обеспокоен. Движением руки купец приказал Еве выйти, и она беспрекословно, но с явным усилием, подчинилась. Степан подождал, пока она покинет комнату, затем сказал:

– Азраил не бог, а проводник душ. Посмертный мир бардо создается коллективным сознанием верующих и ментальной энергией самого психопомпа. Так что, если люди искренне верят, то да, возможно проявление других проводников.

– Обращение к кому-либо, кроме Азраила, на трех материках невозможно, ибо он единственный, – процитировал купец Скрижаль.

– Да, конечно, – поморщился Степан. – Но я уже вошел в контакт с этим проводником, и мне необходимо узнать о нем как можно больше. В интересах Церкви. Я думаю, это местный культ…

– А почему вы решили, что это местный культ? – спросил Ичигин и откинулся в кресле, испытующе глядя на Степана.

– А это просто. Бардо таково, каким хотят видеть его верующие и сам психопомп. Я видел горное ущелье, и я уверен, что это где-то в Джунгарском Алатау.

– Простите, товарищ комиссар, но то, что вы говорите, противоречит учению Церкви и самой Скрижали. Бахтиёр-ака сообщил мне об это деле, как одному из членов Совета нашего города, в первую очередь, а затем как краеведу. Понятно, почему он не обратился к Оку, это так близко к ереси.... Вы вот прямо уверены, что это не ваше воображение?

– Какое воображение? – возмутился Степан. – Встреча с психопомпом, если вы не знаете, возможна только в одном случае ― когда душа покидает тело. Человек был убит, и его гибель связана с этим таинственным проводником. Я уполномочен расследовать это дело и прошу вас о содействии, а не делюсь с вами своими фантазиями. Бахтиёр-ака направил меня к вам за помощью, а не за назиданиями. И раз он сделал это, значит, не сомневается в моих словах.

– Ну, ну, не горячитесь, – Сергазы примирительно поднял руки. – Я понял, ваша задача ― узнать, возник ли какой-то новый культ, и искоренить его на благо Церкви. Но я всего лишь простой купец…

Степан вздохнул. Новый психопомп, конечно, всем интересен, но это ересь, а наказание за ересь ― смерть. Он не мог озвучить все свои мысли в этом доме, потому что не знал ни хозяина, ни его намерений. То, что Сергазы ему понравился, и он чувствовал некую душевную близость с ним, ничего не значило, ведь Ичигин ― купец и входить в доверие к людям часть его работы. А дело свое, судя по состоянию и интерьеру дома, он знает очень хорошо.

– Вы сможете мне помочь или нет? – спросил Степан несколько резко, утомленный бессодержательным разговором.

– Конечно, конечно. Содействие Церкви ― наша прямая обязанность, тем более в таком деликатном и опасном деле. Опишите мне увиденную вами местность, и я попробую её поискать. Я пришлю к вам мальчика, если что-то узнаю.

Степан в подробностях описал ущелье, откланялся и пошел домой, совершенно недовольный встречей.

Через три дня в отделение танатологии прибежал мальчик с посланием от Сергазы: «Нашел в горах. Выезжаем завтра в шесть утра».

– Ну что ж, молодой человек, – сказал Бахтиёр Каримович, отпустив посыльного – готовьтесь. Что у вас из верхней одежды?

– Шинель и ботинки – ответил Степан.

– Ботинки ерунда, надо сапоги. Идите немедленно к сапожнику, прямо по улице, второй поворот направо, там вывеска. Скажите, от меня, пусть подберет. Будете бравый комиссар в шинели и сапогах! Еще вам шашку и резвого коня. Шашка есть?

– Ум ― мое оружие!

– Отважный комиссар! Ха-ха! Еду не берите, – и он уплыл домой, а Степан побежал к сапожнику.