Читать книгу Комиссар - Мария Свартур - Страница 5

На следующее утро они отправились вниз, к выходу из ущелья, где шаманка развеяла прах сундучника над рекой, пришептывая слова прощания, и серо-белый пепел унесло вдруг поднявшимся ветерком. Потом Мачик-апа насыпала в урну песок со дна реки, перемешала его с оставшимся на стенках сосуда пеплом и отдала купцу.

– Возвращайся на хутор и отправь урну с доверенным в Сарыозек. Погибшего звали Исабек Сайлаубай, пусть найдет его семью и отдаст им, – напутствовала она Сергазы. – сам оставайся на хуторе ночью. Ничему не удивляйся. Чтобы ни услышал и не увидел, не спускайся в ущелье до утра. Никого не заставляй идти с тобою завтра, путь идет, кто хочет. Все понял?

Ичигин поклонился и отбыл на хутор. Али и Степану старая баксы дала топор и плазмапилу и приказала заготовить на дрова столько сухих деревьев в ущелье, сколько они смогут до послеобеденного времени и складывать их на поляне около реки.

– Нехилое тут у вас оборудование, – заметил Степан, глядя, как Али развлекается с плазмапилой.

– А, это у нас хуторской парень помешан на оптимизации труда.

Мужчины принялись за работу. Часа через два их энтузиазм улетучился, и когда Степан уже не мог поднять топор, он плюнул и сел покурить.

– Зачем ей столько дров? – спросил он Али.

– Не знаю, – просто ответил тот, разрезая плазмапилой ствол полусухой исполинской туранги. – Но если она что делает, в этом есть смысл.

– Она твоя родная бабка? – поинтересовался Степан. Али ему очень понравился, и за время совместной работы они немножко подружились.

– Нет. Уф, сяду-ка я тоже передохну. У нее нет детей, она же баксы. А я вроде как обучаюсь у нее с самого детства. В шесть лет я перевел в загробный мир одного старикана, соседа нашего. Он совсем старый был, лежал долго, замаялся, бедняга. Я пришел как-то к ним, там за солью что-ли, я не помню. Ну и пошел к старику. А он мне: «Вот бы мне помереть, малец, устал я». Ну я и позвал его, и он умер. Как все открылось, шум поднялся, потому, как не ясно было, куда я его отправил, а я сам и не знаю куда, как будто открыл для него дверь и все.

– Да ты урожденный иерей! – воскликнул Степан. – Это большая редкость.

– Да? – с некоторой гордостью удивился Али. – Родители этого не знали. Они как-то, знаешь, не шибко правоверные у меня, поэтому отвезли меня к бабушке Мачик. С ней я и остался. Стоянка баксы тогда была недалеко от нашего дома, на Ишиме. Был там когда-нибудь?

– Нет, – признался Степан.

– Суровые места, но красивые. А может, она специально за мной приехала, кто знает. Мудрость нашей апы безгранична. Говорят, ей двести лет.

– Байки, – недоверчиво усмехнулся Степан.

– Ничего не байки, – серьезно сказал Али. – Баксы не может уйти, пока не передаст знание подходящему ученику, таковы правила. Теперь она всему учит меня.

– Так ты ее преемник? – догадался Степан.

– Быть баксы Турана – величайшая честь. Передохнули, давай дальше работать.

Вскоре на поляне высилась целая гора дров, большую часть которых, надо признаться, заготовил более выносливый и привычный к физическому труду Али. Степан совсем выдохся.

– Сдулся, городской, – беззлобно усмехался Али.

– Сдулся, – кисло ответил комиссар.

Пришла Мачик-апа.

– Ладно, – сказала она, критично оглядывая гору дров, – мне хватит. Идите обедать.

После обеда они перетащили кошмы в тень деревьев и приготовились вкушать мудрость старой шаманки.

– Так, дети, – сказал старуха, набивая свою любимую трубку, – то, что произошло с двумя несчастными мужчинами в городе, уже было когда-то. Тогда я была совсем молода. Почти двести лет назад целый аул погиб такой страшной смертью, без перехода и успокоения. Это дело мыстан, злобного и алчного духа, что перемещается сквозь грань жизни и смерти и питается нектаром человеческих душ, чтобы продлить свое противное природе существование. Тогда, чтобы противостоять демону собрались все баксы Турана и изгнали её с нашей земли, но уничтожить не смогли. Теперь мыстан вернулась. Служители Азраила не смогут справиться с ней, потому что она ― порождение знания, чуждого властвующей церкви. Только мы, призывающие Эрлика, обладающие независимым знанием, знанием, существовавшим до начала господства Азраила, можем остановить мыстан. До недавних пор нас оставалось всего четверо, двое погибли, мои ученики, чему комиссар был свидетелем, остались только я и Али, но он, как говорят церковники, иерей, призыватель. Теперь и ты, – ткнула она трубкой в комиссара, – темная лошадка. Мыстан не остановится, пока не уничтожит всех, обладающих силой в наших краях, а значит под угрозой мы все. Но самый ценный из нас ― Али.

– Что вы, апа, – запротестовал парень.

– Не перебивай. У Степана свой путь, он простирается за пределы наших с тобой дорог, а ты мой преемник. Твое дело ― хранить знание, преумножать его и передавать людям Турана. Али, провижу я, станет очень сильным баксы и откроет дорогу многим, но он не может сейчас войти в бардо, поэтому Эрлик избрал для нас комиссара. Узнать мыстан в нашем мире невозможно, ее можно выследить только на границе миров. Мы должны войти в бардо, призвать Эрлика, потому что только он, древний властитель демонов, может выявить эту тварь.

– Но, подождите, – вмешался Степан, – чтобы войти в бардо нужно…

– Молчи, – строго прикрикнула на него старуха, – теперь самое главное. Я открою вам практику перехода, тщательно скрываемую от Церкви. Это знание было даровано мне самим Эрликом, теперь я передаю его вам. Медлить более нельзя. Я готова говорить, вы готовы слушать?

– Мы готовы слушать, – хором ответили мужчины и сели в ритуальные позы запоминания.

Старая баксы передала им практику, после чего удалилась в юрту и стала готовиться к призыву Эрлика. Али и Степан остались на поляне, переваривая сказанное Мачик и обсуждая детали практики.

С приближением ночи они собрались в юрте. Шаманка расстелила белую кошму в центре и легла на неё, скрестив руки на груди. Али сидел справа, держа ружье на коленях. Ему было велено заботиться о баксы и связисте, пока они будут в трансе. Степан сидел слева. В юрте было тихо, только слышалось глубокое мерное дыхание комиссара: он торопился войти в транс, понимая, что у Мачик, как более опытного практика, это займет гораздо меньше времени. Вскоре и его дыхание стало едва различимым, и наступила полная тишина. В этой тишине резкий выдох Мачик прозвучал как хлопок, и Степан приоткрыл глаза. В темноте он видел чистый, насыщенный темно-голубой свет, поднимающийся от тела старой шаманки. Комиссар потянулся за светом и легко проник в горное бардо. Сознание Мачик находилось перед ним, зависнув над белесой водой структурой, напоминающей густой, переливающийся многогранный сапфир. Впервые он видел переход ума, столь сосредоточенного, духовно цельного, наполненного силой. Словно ниоткуда появился Эрлик, мягко ступая на своих заячьих лапах. Он подошел почти вплотную, так что Степан смог разглядеть серебристый мех на его груди и черные кисточки на ушах. Большие золотисто-желтые глаза, не мигая, уставились на Степана, их мягкий свет обволакивал и успокаивал. Чувствовалось общее спокойствие и безмятежность. Эрлик протянул лапу, и сознание Мачик успокоилось на его ладони. Зайценогий повернулся и понесся вверх по течению, у подножия хребта он присел и высоко подпрыгнув, скрылся за горной грядой. Густой туман начал заволакивать бардо. Степан ждал. Крупные капли молочно-белого тумана двигались вокруг него, будто он попал в стакан с сывороткой и некто помешивает ее гигантской ложкой. Возникло чувство чужеродного присутствия, и вслед за этим нахлынуло стойкое ощущение опасности. Что-то происходило во мгле, но Степан был совершенно беспомощен, охваченный круговоротом тумана. Внезапно два ярких желтых луча пронзили мглу и стали шарить, рассекая туман, словно в глубине ущелья кто-то включил два мощных прожектора и теперь водил ими из стороны в сторону. Степан понял, что Эрлик вернулся, и это его глаза источают свет, разгоняя мистическую мглу. Комиссар стал следить за лучами. Вот глаза-прожекторы остановились, и среди тумана Степан ясно различил сгорбившуюся, гротескную, но определенно женскую фигуру, захваченную желтым светом. Длинные когти закручивались кольцами, и шевелились, вырывая из тумана маленькие вихри, груди, дряблые и пустые, свисали до пупка, кривые тощие ноги оканчивались острыми копытцами. Мыстан замерла, свет зайценого парализовал ее, и сквозь молоко тумана Степан разглядел крючковатый нос, беззубый рот и огромные глаза с вертикальными зрачками. Взгляд ее был не злобным, что удивило комиссара, а будто бы растерянным и испуганным. Эрлик потянул к демону лапу, и она стала вытягиваться и расти в размерах, надвигаясь на мыстан. От страха та жалобно вскрикнула, и этот крик, немыслимый в пространстве мертвых, выдавил Степана из бардо. В миг, когда пространство стало таять перед его глазами, комиссар увидел, как Эрлик схватил демона и с хриплым криком «прерви эту нить!» бросил прямо вослед Степану, и так они вывалились в мир живых. Степан опрокинулся на спину от навалившейся на него тяжести. Вонючее визжащее тело копошилось на нем, когти вились вокруг его головы. Он задыхался. Али кричал от ужаса. Маленький черный снаряд пролетел над лицом комиссара и собачка Мачик вцепилась в морду мыстан. Демоница вскинулась и стала царапать собачку когтями, с трудом оторвала ее и злобно отбросила на стену юрты, обнажив черную, сочащуюся кровью дыру вместо носа. Али, наконец, опомнился, раздался громовой грохот, дым заволок юрту, и тяжесть с груди комиссара пропала. Мыстан, отброшенная выстрелом к двери, вывалилась из юрты и понеслась прочь. Али бросился за ней. Степан, оглушенный и ослепленный, не мог пошевелиться, он корчился на полу и, задыхаясь, хрипел: «Али, Али, Али, Али». Он боялся, что демон разорвет парня, сам он умрет, и линия передачи знания прервется. Потом он услышал выстрелы, дикий визг. Наступила тишина. Он лежал, прислушиваясь, и вскоре различил шаги, обычные, пружинистые и торопливые шаги взволнованного молодого человека.

– Али! – просипел комиссар.

Али зашел в юрту и сел рядом со Степаном, задыхаясь от волнения и судорожно сжимая ружье в руках. Он зажег фонарь и в неровном свете Степан увидел, какое у него белое и испуганное лицо. Али подвесил фонарь, покопался в углу, укладывая кошму, и перетащил туда Степана. Комиссар хрипел, каждый вдох отдавался болью во всем теле. Али подложил ему под голову плоскую подушку, потом вытащил из сундука маленькую бутылочку темного стекла, и заставил Степана отхлебнуть немного.

– Пей, это хаома7.

Жидкость была горькая и противная, тягучая, как ликер. Она вызвала сильное головокружение, но боль притупилась и страх оставил сердце комиссара. Али тем временем наскоро завернул тело баксы в кошму, выволок его из юрты и бережно уложил у входа на выломанную дверь. Истерзанную, мертвую собачку положил рядом с телом хозяйки. В освободившийся центр юрты он поставил небольшую жаровню и разжег в ней угли. Свежий запах смолы и сухих трав заполнил юрту, разгоняя вонь демона и запах смерти. Затем Али хлебнул хаомы, затушил фонарь и лег около двери, держа ружье на груди, стволом к выходу. Они лежали в тишине. Степан, разгоняемый хаомой, смотрел на слабый красноватый отсвет углей на стенках жаровни. Дыхание его становилось все медленней и тише, и вскоре он окунулся в благословенное забытье.