Читать книгу Комиссар - Мария Свартур - Страница 4

Добротная дорожная телега, запряженная парой крепких и сытых кобыл, подъехала к лаборатории танатологии в предрассветных сумерках. Телегой правил подозрительного вида мужик в овечьем тулупе, с редкой бороденкой и хитрющими и очень узкими глазами. Сам Ичигин в дорожном костюме восседал на маленькой степной лошадке с вплетенной в гриву красной ленточкой. У подъезда, кутаясь в теплый платок, Степана встречала Наташа.

– Уже и девушку нашли? – рассмеялся купец вместо приветствия.

– Бахтиёр-ака передал указания, – не смутилась Наташа, – вы не возражаете, если Степан на минутку зайдет в лабораторию?

И, не дожидаясь ответа, она потащила комиссара внутрь.

– Во-первых, быстренько выпей кофе, я тебе приготовила, и бутерброды ешь. Садись, подождут пять минут, – и она усадила Степана за стол. – Во-вторых, Бахтиёр-ака приказал забрать урну с прахом сундучника, возможно, вы поедете в его родные места. И ещё, слушай меня внимательно, будь очень осторожен. Если с тобой что случится в горах, никто и костей не найдет, да и искать особо не будет.

– А что, бывали случаи? – удивился Степан. – Ичигин вроде надежный человек.

– Это наказ Бахтиёра-ака, а он пустых слов не говорит. А это тебе от нас с мамой, – и она вытащила небольшой, плотный сверток и протянула Степану. – Это пурба.

– Что?

– Пурба. Ритуальный кинжал.

– Да ну, – Степан отложил бутерброд и развернул сверток. Пурба представляла собой небольшой бронзовый кинжал, с трехгранным лезвием, рукоять венчали три уродливых оскаленных головы. Степан взялся за рукоять.

– Не так, – сказала Наташа. – Давай покажу. Пурбу держат тремя пальцами. Спрячь и никому не показывай. Мама сказала, что её назначение ― прерывать нить, чтобы это не значило.

– Я знаю, что это означает, – ответил Степан и спрятал сверток за пазуху. – Спасибо Наташа, это очень, очень ценный подарок.

– Ну, удачи тебе. Сундучника не забудь.

Степан хотел поцеловать девушку, но постеснялся. Наташа рассмеялась, и они дружески обнялись. Допив кофе, комиссар вышел из лаборатории и устроился на телеге.

Ехали долго и в полной тишине. Степан дремал в телеге, кутаясь в шинель. Ночью он почти не спал, боясь проспать, и когда возница затянул хрипловатым голосом дорожную песню, комиссар уснул, покоряясь заунывному мотиву и равномерному скрипу телеги. Очнулся он от тряски ― они съехали на проселочную дорогу. Степан стал оглядываться, коря себя за беспечность. Балбес, он проспал главную дорогу и теперь вообще не знал, в какой стороне они находятся. Ичигин ехал далеко впереди, различимый как маленькая игрушечная фигурка всадника на ленте дороги.

Дорога пролегала по широкой межгорной долине, почти голой, изрезанной оврагами и пологими холмами. Невысокие темные горы широким полукольцом охватывали равнину, а за ними Степан разглядел скраденные расстоянием пики Джунгарского Алатау. Покрытые снежниками и ледниками вершины вырастали из бледно-синих, в цвет неба, подножий, из-за чего казалось, будто горная цепь, оторвавшись от земли, парит в небе, презирая законы невесомости. Широкая колея рассекала долину, плавно поднимаясь и теряясь во впадине между холмами. Даже с такого расстояния Степан видел обнаженные каменные россыпи и причудливые скальные фигуры, созданные безграничной фантазией воды и ветра. Предгорная полупустыня свободно дышала, и стайки нахальных крикливых птичек, проносились над телегой, громко возмущаясь вторжением людей в это царство тишины. Слабому уму простор пустошей кажется однообразным и монотонным, но надо приблизиться, ступить внутрь и склониться земле, тогда пустыня откроет богатство своих трав и кустарничков, мелких зверьков, шебуршащихся в тонких веточках жузгуна. Особенно прекрасна пустыня весной, залитая красными, и синими и желтыми красками цветов. Пусть жизнь их эфемерна, но красота, которую они дарят земле, навсегда останется в памяти того, кто хоть раз в жизни видел эти бескрайние цветущие поля. А ночью царство норок и отнорков открывает свои двери, и оттуда выходят на охоту страшные звери, щелкающие жвалами, клацающие зубами, их безжалостные глаза зловеще отсвечивают в неровном свете луны. Днем или ночью, если ты устал от суеты и мельтешения лиц и вещей перед собою, охвати взглядом пустыню. Здесь нет ничего, чтобы кричало, раздражало взор, бросалось в глаза, заполоняло ум: спокойная, сдержанная и величественная красота пустынных предгорий растворяет страхи и уносит прочь сомнения, наполняет силой. И Степан задышал и успокоился.

Сергазы, поджидавший их на дороге, перекинулся парой слов с возницей и снова ускакал вперед. Степан увидел как он, махнув рукой, свернул с дороги и направился к маленькой рощице. Телега продолжила свое неспешное движение. Солнце начало пригревать, и Степан расстегнул шинель. Захотелось пить, и он тронул возницу за плечо:

– Отец, вода есть?

Тот не ответил, но указал кнутом на рощицу, в которой уже скрылся купец. Степан решил размять затекшие ноги, спрыгнул с телеги и пошел к узловатым тополям напрямик, спотыкаясь на кочках. Лошадка Сергазы уже паслась, стреноженная, хозяин её сидел в тени деревьев и курил. Степан с облегчением спрятался в тень и скинул шинель.

– Закурите? – спросил Сергазы.

– Нет, спасибо. Пить хочу.

– Там, за деревьями ручей, – купец ткнул папиросой за спину.

Степан пошел в указанном направлении и вскоре нашел слабенький ручеек, вытекающий из расселины в скальном выходе. Вода была невкусной и чуть солоноватой, но он все равно напился и почувствовал себя гораздо лучше. Когда он вернулся, телега уже подъехала, возница безмятежно сопел в тени на походном одеяле.

– Пусть выспится, – тихо сказал Сергазы, кивнув в сторону возницы. – А мы пока перекусим.

Он быстро раскинул бивак, и некоторое время они молчали, насыщаясь.

– А как называется эта местность? – спросил Степан, наевшись и привольно развалившись под широкой кроной тополя.

– Мукры. Перейдем через перевал и к вечеру приедем на хутор.

– А как называется местность, куда мы едем? – настаивал Степан.

– А никак не называется. Просто "сай", ущелье. Я сам там не был ни разу, по ориентирам поедем. Это стоянка баксы в последнее время.

– Баксы5? – заинтересовался Степан и приподнялся на локте. – А разве это не ересь?

– Нет, если шаман занимается исключительно лечением, – неожиданно зло ответил Ичигин и уставился вдаль, отвернув голову. В этот момент он более всего был похож не на купца, а на разбойника с большой дороги, решающего задушить ли путника или отпустить с миром. Вообще, заметил Степан, чем дальше от города, тем легче облезал с Ичигина налет цивилизованности. Слабое чувство опасности шевельнулось в груди комиссара.

– Вы местный? – как можно беспечнее спросил он.

– Почти, – ответил Ичигин. Он быстро совладал с собой и голос его смягчился. – Из местности под Корганом. Настоящая моя фамилия другая и отчество тоже. Это грустная история…

На лице его отразилась такая печаль, что Степан проклял себя за решение справиться о происхождении купца. Но Сергазы Ичигин, после минутного молчанья, все-таки развернулся к комиссару и продолжил:

– У нас была хорошая, дружная семья, четверо детей, я предпоследний. До пяти лет я жил счастливой и беспечной жизнью на хуторе, в достатке и радости. А потом мама сильно простыла на реке, но все занималась домом, детьми, хлопотала по хозяйству, кашляла, кашляла да и слегла. Отец был в столице в это время, на вахте, старший брат, ему было шестнадцать, как назло уехал в Корган за покупками, а мы с сестрой совсем маленькие: она старше меня на год, а братишка тот был и вовсе малыш. Когда брат вернулся, мама совсем занемогла и уже лежала в бреду, мы ей только повязки на голову меняли, потому что она все причитала: «жарко, жарко». Пока брат доехал до города, пока вернулся с врачом, было уже поздно: мама скончалась от скоротечной пневмонии. Отец опоздал всего на день. Но он так переживал и, я думаю, винил себя, что начал пить. Дома он не пил, правда, а толку? Потерял работу, начал пропивать хозяйство, да так быстро, всего за год-два опустился совсем. Старший брат нам заменил и мать и отца, только вытерпеть он слабости отца не мог, и ему нужно было учиться. Он хлопотал об оформлении нас в интернат, но не успел. Отец пришел однажды домой сильно пьяный, они схлестнулись, подрались. Сестра начала плакать, они выбежали из дома и оба сгинули. Предпочитаю думать, что они живы, только ни брата, ни отца я с тех пор не видел. Мы с сестренкой взяли братишку, и пошли пешком до города. Всю ночь шли, пока на большую дорогу вышли. Большего страха я в своей жизни не помню, чем это путешествие. Нас, конечно, отправили по интернатам. Я там страшно хулиганил и точно, плохо бы закончил, если бы меня не забрал один старый купец, Максим Ичигин. Он сам был сирота, совершенный беспризорник. Это сейчас у нас нет беспризорных детей, а тогда, почти сто лет назад, еще были случаи, особенно в больших городах. Но такой был внутренней силы человек, что своровал где-то ичиги, чтобы не подумали, что он совсем босяк, сдался в Церковный интернат да назвался Максимом Ичигиным. Выучился, основал свою транспортную компанию, женился очень удачно, по любви и с капиталом. На благотворительность, как купцы любят, он не тратился, а заключил договор с Церковью и основал свою школу для детей-сирот. И раз в год ездил по интернатам и сам отбирал детей, по каким-то только ему известным критериям. И меня выбрал, несмотря на мои шалости. Эта школа меня в люди и вывела, благодаря ей я сейчас богатый купец, а не дорожный разбойник.

– А сестра и брат, вы их нашли?

– Нашел, со временем. Братишка в Эритрее, сестра в Ойкумене. У них все хорошо. Они вольно или невольно, хотят быть подальше от родных мест. Только я вернулся. Ладно, давайте собираться, – и он пошел будить возницу.

Они бодро преодолели перевал, и свернули в горы. Сергазы поторапливал возчика, и засветло они достигли хутора у подножья гор. Навстречу им с лаем выбежали огромные волкодавы, мохнатые, пегие, с коротко обрубленными ушами. Степан благоразумно оставался в телеге, пока собак не отогнал вышедший из дома парень в накинутом на плечи тулупе. Комиссар заметил, что собаки знали Ичигина: купец соврал, что никогда не был на хуторе, но Степан не стал забивать этим голову, уж очень ему не терпелось встретиться с шаманом. Традиция шаманства в Туране оказалась сильнее времени и человеческих установлений. Церковь смирилась с существованием баксы, но отслеживала всех, запретив проводить шаманское лечение без лицензии.

Оказалось, что стоянка баксы в соседнем ущелье, куда нужно идти обязательно пешком. После целого дня тряски в телеге Степан с удовольствием шел по тропе вслед за местным парнем, Али. Местность была живописная, дневная жара постепенно сменялась вечерней прохладой, и Степан был счастлив: он любил горы, хотя какие это горы, так, холмы. С вершины хребта открылось небольшое, узкое и извилистое ущелье, которое пересекала быстрая горная речушка. На поляне меж тополей стояла маленькая темно-серая юрта, и курился дымок. Как только Степан узнал, что они едут к шаману, он предположил, что это и есть источник, открывающий бардо Эрлика, но когда они спустились вниз, последние сомнения рассеялись ― это было ущелье из его видений. В этом месте, среди старых, узловатых тополей, колючего кустарника и проплешин можжевельника, но в ином плане бытия, бродит скрытый от глаз Церкви зайценогий психопомп. Они подошли к юрте, но их встретила только маленькая черная собачка с вислыми ушами и хвостом кольцом. Али и Сергазы не проявили признаков беспокойства, а деловито начали раздувать костер и готовить ужин, Степан же решил не мешать трудящимся и пошел к реке. В который раз за сегодняшний день он корил себя за то, что не взял с собой флягу. На ущелье уже пали вечерние сумерки, но он все же решил пройтись вверх, к истоку. Комиссар добрался до конца ущелья, где речка, сужаясь, выбивалась из трещины в скале. Степан покрутил головой. Несомненно, в видении зайценогий Эрлик стоял где-то здесь, а потом прыгнул вверх, за скалу. Исток был забит сухой травой и обломками ветвей, и Степан решил немного расчистить речку, чтобы она текла резвым, чистым потоком, а не разливалась, заболачивая низкие травянистые берега. Подергивая руки, он копался в холодной воде, скинув тяжелую шинель на куст терна. Почти стемнело, когда Степан закончил и присел на камень покурить, любуясь бегущей прозрачной водой, вслушиваясь в ее тихое, радостное урчание.

– Ты открыл русло, – прозвучал над ним глубокий женский голос. От неожиданности комиссар чуть не свалился в воду. Повернувшись на голос, он увидел в кустах невысокую старуху в традиционной одежде степняков. Выразительные темно-зеленые глаза смотрели прямо на него, и Степану показалось, что из зрачков струится мягкий черный свет. Завороженный, он не мог оторвать от неё взгляд. Лет шестьдесят назад она, должно быть, считалась эталоном восточной красавицы: с большими, миндалевидными глазами, высокими скулами и чувственным ртом, но солнце выдубило кожу, ветер и время вырезали на нем свои знаки сетью глубоких и мелких морщин. Старуха улыбаясь, смотрела на Степана.

– Любишь, когда вода бежит? – спросила она Степана и лукаво подмигнула зеленым глазом.

– Надеюсь, внизу никого не затопит, – улыбнулся он в ответ.

– А это не твое дело, – отмахнулась старуха. – Твое дело ― исток. Ты видел Эрлика?

– Да, – ответил Степан. Врать этой женщине, от которой исходила невероятная духовная мощь, было совершенно невозможно. Несомненно, перед ним была не просто деревенская шаманка.

– Останки привез? – деловито спросила она.

– Только одного. Второго выбросило из поезда…

– Главное, дух на свободе, – назидательно сказала баксы. Она сняла с куста шинель Степана, свернув, уложила на камень рядом с ним и бесцеремонно уселась сверху. Потом достала из-за пазухи грушевую трубку с длинным чубуком и сосредоточенно стала набивать ее травой из Степанова кисета. – Я Мачик-апа6. Излагай.

Степан честно рассказал все, что происходило с ним в эти несколько дней.

– Что это за убийца такой, который выворачивает душу из тела? – осмелев, пошел в наступление Степан. – Кто такой сам Эрлик? Откуда он? Я должен знать…

– Все, все тебе расскажу, что сама знаю – рассмеялась Мачик-апа, окутывая себя и Степана клубами белого дыма. – Это разговоры дня, а не ночи. Главное мне было посмотреть на тебя. Ну, помоги бабушке подняться пойдем вниз, а то спутники твои уж волнуются. А вот и собачка моя бежит за мной.

Действительно, вверх по реке, перебирая по камням короткими лапками, бежала черная собачка, вслед за ней пыхтел плотненький Сергазы. Они спустились к юрте и сели ужинать. Старуха была очень приветлива со Степаном, и комиссар заметил, что отношение Ичигина к нему изменилось. Холодное выражение его лица, когда он смотрел на комиссара, сменилось трудно скрываемым облегчением. Молодой Али беззастенчиво лакомился лучшими кусками, старухе он, понял Степан, был как внук, хотя внешне они совершенно не были похожи: Али был высокий, рыжеволосый и светлоглазый. Он был не намного моложе комиссара, и они быстро нашли общий язык. Наевшись, Степан почувствовал, как он устал за день, проведенный в дороге и, когда ему выделили толстую кошму и одеяло, с удовольствием завалился около костра и окунулся в глубокий, спокойный сон без сновидений.