Читать книгу Язык Ветра. Запрещённая Организация - Марк Хэппи - Страница 23

Казни

Тюрьму накрыл безумный грохот. Неприступные стены задрожали, а ратуша дала трещину, не говоря о некоторых поваленных частях зданий административной зоны, имевших наиболее тонкие стены.

Выглядывая в окно, полковник Гасэй наблюдал за суетой персонала. Все метались, удаляясь прочь от построек. Те, кто был внутри, старались выбраться наружу как можно скорее. В панике кто-то звал подкрепление, чтобы вытащить из завалин пострадавших.

«Полковник, есть раненные… Полковник, дома командующих разрушены… Разрушены стены вокзала… Разрушены ритуальные здания кладбищ». – доносились отчёты один за другим.

С ужасом начальник взглянул на циферблат комнатных часов. Ровно сто тридцать градусов. Минута в минуту, как он и предсказывал. Неужели, это и есть начало обещанных угроз? – подумал Гасэй, вспоминая давящий на его жалкие остатки совести, грозный взгляд Элео, стоявшего в дверях карцера.

Капнув глубже, сам он осознавал, что взгляд юноши ему, в общем-то, не был так интересен, как отзывались воспоминания об отце юноши. Он вспоминал встречу с Рессаном Рэкки Джустизия, когда просил у того разрешения на возобновление добычи мехака.

Это было в солсмену инаугурации сына одного из знатнейших членов семейства Длан-га-Гат, розенна Шаббита, в большом зале их белокаменного дворца.

Гасэй, бывший в те времена главным управляющим в доме Шаббиты, выждал момент, когда Рессан останется без внимания гостей, и встретил его в тени колоннад; это было в другой части зала, под антресолью и недалеко от места общего празднества. Он начал с лестных приветствий, и неприлично резко перешёл к прошениям, на что одного лишь презрительного взгляда в ответ было достаточно, чтобы понять ответ монарха:

– Я пришёл, чтобы возродить общество, а не сгубить, – ответил Рессан, гневно смотря внутрь нэфэша начальника, на голове которого тогда только начала проступать седина.

Гасэй искренне верил, что гнев нассиха может обрести нужный окрас, если направить его на верное решение:

– Разумеется, возрождение – это приоритет, – сказал он, заградив собой дорогу монарху, пытавшемуся окончить беседу. – Датараам пал. Манхиг Заждаитэ отрёкся от амелеха. Райбзенкрули лишились правителя, когда дукэс отошёл в вечность.

– Энергетическая станция Манакры забрала тысячи жизней. Как правитель, я больше не допущу этого.

– Сырьевая станция взорвалась по просчётам в давлении, и их можно избежать с новым оборудованием.

– Решение окончательное. Строительство ЭСС возобновлено не будет, – гневно потребовал Рэкки.

– Достопочтенный, как вы можете себе представить мир через сотню соб во влиянии монархов, чьи владения опустевают?

– Время и совет нассихов едины в воле. Если ты сомневаешься в моих силах, будь спокоен, моя воля – останется волей Верховного Совета. Мы позаботимся о новых правителях, – сказал монарх, сдерживая свою ярость.

Тогда Гасэй спутал эту выдержку со слабостью, которой можно воспользоваться для переубеждения. На самом же деле, как он понял позднее, Рессан лишь ожидал момента, когда дерзкий кабальеро полностью выговорит свои соображения, чтобы найти открытое зло среди высказанных мотивов, без лишних догадок.

– Так было уже с несколькими владениями на Востоке, после Опустошения, – говорил Гасэй. – Но люди непокорны новым правителям. Розенны падают, а материалисты всё больше вынуждены существовать отдельно.

– Они не могут существовать отдельно, упрямый кабальеро! Ты знаешь фракционный Закон, материалист жив лишь потому, что сердце его монарха бьётся.

– Но материалисты могут жить без монархов, и таких примеров по всему Небоземью с каждой собой всё больше! Власть монархов не может удержать почувствовавших вкус свободы… Если они будут удерживать людей в своих дворцах, то рано или поздно их возненавидят и вся история опорочит великие имена. Или же они останутся иконой, которую будут вспоминать в почести и с благородством. Сейчас самое время выбирать!

– Дерзкий раб! Кто дал тебе власть грезить о таком будущем, – гневно сказал нассих.

– Безусловно, это моё право на воображение, господин, его даровал мне Эмет, – дрожащим голосом парировал Гасэй.

– И его же, Эмет поручил покорить воле Гармонии.

– Но я имею свободную волю.

– Даже так, твои слова наполнены невежеством, кабальеро, и ты будешь судим, если не раскаешься сейчас же.

– Когда мы видим облако на западе, то говорим, что будет дождь, и, действительно, идёт дождь. И когда дует южный ветер, говорим: будет жарко, и так и бывает. Достопочтенный! Мы знаем, что означают приметы Омоэ и Агито, так почему же мы не можем знать, какое настало время? Почему же мы не можем сложить два числа и получить ответ? Почему вы путаете непочтение с расчётами. Почему вы сами не рассудите, в чём истина?

Рессан помедлил с ответом, тогда Гасэй набрался ещё большей храбрости:

– Нам необходимо возобновлять поиски мехака, хотя бы потому, что его добыча поможет людям слезть с монаршей шеи.

Монарх сожалеюще прикрыл глаза левой рукой и спросил:

– Полагаю твой хаэллэён, Шаббита, уже дал знать тебе решение ещё до меня?..

– Достопочтенный нассих, это вопрос мирового масштаба. Как бы ни было, манхиг не уладит его. Наши дети не увидят счастливого будущего, если не предпринять ничего… – было ясно по лицу Джустизии, что вот-вот он прервёт его, так что Гасэй с плачем завопил. – Прошу, дайте свободу народу Запада!

– Кабальеро! – взорвался монарх, отведя рукав от лица.

– Гармония созидается и без лийцура! Мехак – это наша альтернатива, наша возможность к существованию, – поспешно говорил Гасэй, применяя всё дерзновение, которым обладал.

Сердце его было искренним, он верил в успех своего дела, и в предстоящую катастрофу. Однако устои монархов ни за что не потерпели бы таких перемен. Он знал это, но была надежда, что всё же что-то получится.

– Пути твои – не наши пути, – отвечал Рессан. – Твои мысли не обузданы и лукавы, хотя тебе доверены люди Длан-га-Гат, имения Шаббиты.

Голос его обретал властный обертон, звучавший, как громовой раскат. Было понятно, что нассих обратился к суду Времени. Гасэя охватил ужас:

– Я был искренен, – он пал на колени, – прошу, судите меня мерой милости.

– Я осуждаю тебя мерой твоей же власти, – Объявил Рессан.

Его голос достиг пределов в своём звучании, и уже наверняка походил на громовой раскат.

– Потому как тебе было много доверено, ты будешь сильно бит!

– Господин, прошу вас… – в испуге застонал Гасэй.

Над головой монарха образовывался свет, а в его лучах кружили пламенные иероглифы незнакомых языков. Это было знаменитое сияние Лозы, в святости которой творились величайшие чудеса, и строжайшие проклятия.

– Тебе известно было ещё до того, как ты открыл уста, что деятельность по добыче мехака запрещена в соответствии с Вектором Гармонии, а не моей прихоти. Отныне, если тебе будет доверено положение выше, ты не сможешь войти в это обетование. Если же ты возжелаешь большей власти, большей ответственности и управления большими людьми, нежели сейчас, и ослушаешься моих слов, попытаешься взять больше власти, то заклинаю, что минервалы Времени проклянут твоё семя на погибель, и в ту солсмену твой первенец смертью умрёт, а чрево жены закроется. Потому что ты пренебрёг установленной властью, обращаясь за прошением ко мне, минуя своего хаэллэёна и его манхига, которые отвечают передо мной. Потому, когда ты ослушаешься слов, нассиха, в угоду манхига и других властей, будет с тобой суд по твоему лукавству, что слово нассиха, которым ты пытался оправдать своё коварство, встанет выше, нежели поставленный над тобой розенн, манхиг и третий представитель. Да будет так!

В свету закружились письмена, совпадающие с провозглашёнными Рессаном словами. Значения символов Гасэю никогда не было известно, однако в тот момент, когда всё это происходило, и тексты проклятия переходили на него, он самим сердцем распознал истинные значения и природу этого закона, теперь уже впечатанного на сердце.

– А поскольку твоё прошение было обращено ко мне, но ты знал, что оно противоречит воли Гармонии, и пытался совратить меня против истины, то сказываю: твои глаза будут слепнуть от каждой луньи и зарена, проведённых без чтения Закона. – в глазах Гасэя запульсировала боль. Он давил ладонями на веки, повалившись навзничь. – Не смогут видеть и твои отпрыски, если только не пребудут в Законе, ибо в Законе будут они жить. Только в четвёртом поколении моё слово отойдёт от твоего семени.

Когда тот ещё говорил, сзади подошла жена и схватила его за руку. Он обернулся, встретившись с её встревоженным взглядом лицом к лицу. Шицо качала головой, держа другую руку на большом животе, где покоился их будущий ребёнок. В тот самый момент гнев Рессана был снят по ходатайству жены. Он завершил свою речь, вместе с которой свечение Лозы, и пламенные языки над головой исчезли.

– Потеряй свой нэфэш ради неправды и приобрети его в воле Гармонии, размышляя о Законе зареном и лунью.

Осмысляя прошлое, старик пытался убежать от настоящего, где землетрясение вынудило его тюрьму нести убытки, а также раствориться во всевозможных предположениях будущего, что могли его ждать совсем скоро.

Он метался между: «Знает ли отпрыск Рессана о проклятии? – и, – Неужели он и впрямь обладает властью?»

Тряска продлилась не больше градуса, после чего из доклада стало известно: погибло двое стражников.

Картина административной зоны была плачевной, пусть и бо́льшая часть построек уцелела.

– Что с заключёнными? – спросил начальник у держащего донос Даяка, командира спец-шестёрки.

– Все на месте.

– Это хорошо, – обрадовался старик.

– Пострадало немало стражников, товарищ полковник. Не думаю, что мы сможем выдержать следующую волну, конечно, если она не окажется слабее…

Начальник недоумевающе вопросил:

– Извольте.

– Вы ведь слышали монарха, – Даяк указал на циферблат, что автоматически стало понятным намёком для Гасэя. – Через восемнадцать градусов отпрыск Джустизий обещал новую волну. Если она будет серьёзней нынешней, боюсь, последующая за ней, третья, затронет уже и тюремные постройки.

Потными ладошками, Гасэй перебирал какие-то документы, пытаясь абстрагироваться. Рэт стоял над ним и словно впитывал всё происходящее в своё дедуктивное хранилище. Понять только, зачем ему всё это нужно? – размышлял начальник, пытаясь разгадать мотивы генерала, при этом старательно делая вид, будто присутствие Рэта для них вовсе не проблема.

– А с чего вы взяли, что следующие фокусы будут такими же? – дал знать о себе генерал-майор Рэт.

– Уж на что вы намекаете, – спросил начальник, не выдавая своего интереса.

– Мальчишка угрожал, что в конце всех своих фокусов убьёт тебя, Гасэй. Полагаю, ты нарочито упускаешь этот факт.

Старик чуть помедлил, когда замахивался печатью, над очередным документом, но всё же привёл рассудок в здравие, поставил печать и продолжил бегло пролистывать содержимое документов, принесённых к нему на подпись.

– Если он наобещал казней, первой из которой стало одно, а последняя будет другой, логично исходить из того, что и вторая, и третья, и последующие могут не быть ни первой, ни последней. Это простая риторика, думаю, вы это понимаете, – говорил Рэт.

Поскольку внимание начальника сконцентрировалось на документальных процессах, невольно речь Рэта направилась к Даяку.

– Разве нет? – спросил он у того.

– Так точно, товарищ генерал-майор.

– Это имеет смысл, – педантично сказал Гасэй, с интересом вчитываясь в документ.

В это время в кабинет забежал стражник и что-то прошептал Даяку. После чего тот встрепенулся:

– Господин полковник! С гор сошла лавина. Часть Великого ледника откололась и теперь находится в пределах нашей впадины. Мы вправе предположить, что именно это стало причиной столь сильных сейсмических сдвигов.

– Ледник расколот? – вылупился Гасэй

– Так точно.

Все смотрели друг на друга, забыв о распрях, пока Даяк не прервал тишину:

– Что прикажете?

– Не верится, что у юнца есть столько власти, – сказал Гасэй, пребывая в замешательстве. – Три с половиной собы назад, его статус еле бы достиг горизонтального… Пусть даже вертикальный, как неполноценный монарх смог бы такое провернуть?

– Я не знаю… – потупился Даяк, – Быть может, это какой-то резервный путь Лозы? Западная Земля лишилась последних монархов, и, быть может, на плечи мальчика пала власть нассиха, – как бы по-автоматически… – предположил Даяк.

– Звучит смешно. Но и мне ничего другого в голову не лезет.

– В таком случае у вас нет выбора, кроме, как подчиниться воле этого сосунка, – сказал Рэт, высмеивая бесполезность их выводов.

– Здесь сфера ответственности сенаторского диапазона. Необходимо получить разрешение… – оправдывался Гасэй, осознавая, что Рэт насмехался.

– А если что случится, прежде чем сенатор ответит? – вкинул Рэт, чем вызвал смятение у присутствующих. – Я не учавствую в принятии решений, Гасэй. Плечи твои несут груз этих стен, и карманы тоже твои пополняются золотишком. Я пытаюсь критически мыслить, посуди сам.

– Нам нужно вступить в переговоры с монархом, – сказал Гасэй, уставившись в пустоту.

– Не спеши, старик, – остановил его генерал. – Вступать в переговоры с монархом тебе никто не разрешал. Конституция к тебе так же равнодушна, как и к любому гражданину. Если что попросишь, я, так и быть, выбью это из мальца, – нахально заявил Рэт, отряхивая несуществующую пыль со своего красного аксельбанта, который зазвенел при тряске.

Дело было в том, что после визита Элео в Жезэ, сенат внёс правки в конституцию, в которых обозначили запрет на переговоры с монархами. Единственное, что можно сделать при соприкосновении с древней фракцией (так республиканцы называли монархов, пытаясь скрыть их принадлежность к атрибутике власти, опустив лишь до чего-то посредственного и устаревшего) – это доложить об этом в ближайшую вооружённую структуру. Более того, в лохеии, шотерии и всех подразделениях стражей существовало ограниченное число людей, привилегированных на вступление в контакт с монархами. Это были особенно близкие к сенаторскому кругу люди, прозванные цепными офицерами. Прозвище отталкивалось от наличия металлического аксельбанта на груди униформы. Красный аксельбант Рэта был особенно редким и многофункциональным, что и позволяло ему чувствовать себя беспардонно в любых обстоятельствах. Оно же и сковывало прочих служащих, оказавшихся на его дороге.

– Но вообще, на такой случай протокол предусматривает совещание старших офицеров, хотя и оно не сможет даровать тебе нужного разрешения.

Начальник покосился на часы. Оставалось семнадцать градусов до следующей казни.

– Созывай старших офицеров, – немедленно – приказал он Даяку.