Читать книгу Шах и мат - Марк Максим - Страница 14

В каюте-салоне яхты «Акулы», каюте, скорей напоминающий салон дворца, чем каюту, и убранной с тяжелой роскошью, в которой сквозило стремительное желание династии Хорлэев поразить своими богатствами и могуществом, в этом салоне присутствовало три человека. За столом сидел сам Акула Хорлэй, он внимательно смотрел на капитана Стока, стоявшего перед ним. Немного поодаль скромно стоял в углу не кто иной, как мистер Грэффи, один из самых опытных сыщиков лучшего сыскного бюро, учрежденного династией Хорлэев для защиты своих интересов.

Мистер Хорлэй сказал, следя за дымом сигары:

– Вы утверждаете, Сток, что никого больше в трюме нет и что этот Стоун, репортер, был единственным, неожиданным пассажиром?

– Совершенно верно, сэр.

– Ваше мнение, Грэффи?

– Я тоже так думаю, сэр. Никто не мог знать, что яхта снимается с якоря. Тем более что приказ, данный капитану, был в запечатанном конверте, сэр.

Мистер Хорлэй сделал короткий жест.

– Хорошо. Вы оба свободны, можете идти. Я отдохну немного.

Почтительный поклон: капитан и сыщик вышли. Мистер Хорлэй молча докурил сигару, аккуратно положил ее в пепельницу и прошел в смежную каюту, спальню, где была приготовлена постель. Медленно и неторопливо Акула Хорлэй снял костюм, облачился в шелковую пижаму бледно-кремового цвета с синими отворотами и лег. Еще мгновение он лежал с открытыми глазами. Затем глаза его сомкнулись, и он крепко заснул, убаюкиваемый мерным ходом яхты к северо-востоку по гребням океана.

Акула Хорлэй спит, мерно поднимая дыханием застежки пижамы. Под сомкнутыми веками Акулы Хорлэя проходят разные видения, разные сны. Несмотря на свое могущество, несмотря на свои богатства, Акула Хорлэй так же подвержен сновидениям, как любой лифт-бой любого из его дворцов. Но в противоположность лифт-боям сны неприятны, не велосипеды, не трубки, не кинематограф снятся мистеру Хорлэю, миллиардеру Хорлэю, Акуле Хорлэю. От этого он стонет во сне, изредка вскрикивает, изредка рычит почти звериным голосом.

Под сомкнутыми веками Акулы Хорлэя проходят волны видений.

Экран, на котором эти видения скользят, то светлеет, то темнеет, в зависимости от того, что чувствует Акула Хорлэй.

Прежде всего – это цифры. Это длинные ряды цифр, они скользят, множатся, вытягиваются длинными вереницами. Тысячи, миллионы, сотни миллионов, миллиарды пролетают перед заснувшим Хорлэем. И руки Хорлэя сжимаются: этого он не должен выпускать, это те миллиарды, которые множеством ухищрений, преступлений, зачастую ценой тысяч человеческих жизней сколотил беспощадный «Свирепый Самюэль», глава династии Хорлэев. И его достойный потомок, его наследник Акула Хорлэй рычит во сне: этого он не выпустит из рук! Экран слегка темнеет, чье-то лицо смутно маячит во сне. Этого лица никак не может узнать Акула Хорлэй, и потому он тихо стонет, переворачиваясь на другой бок. И вдруг он вспоминает: это лицо того рабочего, которого… По лицу Акулы Хорлэя пробегает что-то в роде странной усмешки. Его губы бормочут:

– Важен дивиденд…

Картина за картиной проходят перед сонной памятью спящего Хорлэя. Вот заводы, десятки заводов и на каждом надпись: «Хорлэй и К°». Вот тысячи, десятки тысяч рабочих, занятых службой на заводах Хорлэя. Они сгибаются, работая без устали, их сотни тысяч, их столько, что нельзя сразу сосчитать. И снова губы Хорлэя бормочут:

– Важен дивиденд.

И вдруг из-за спин рабочих показывается кто-то. Хорлэй еще не видит его лица, но чувствует, что это враг. Что это враг не на жизнь, а на смерть. И снова Хорлэй рычит во сне, фигура человека приближается, он все ближе. И Хорлэй видит во сне широкоплечего, сильного, коренастого янки, в синей блузе, с замасленными, загрубевшими в работе руками.

– Кто? – спрашивает беззвучно Хорлэй во сне.

И широкоплечий человек говорит твердо:

– Мститель.

Хорлэй вздрагивает во сне. Человек в синей блузе делает жест, и перед памятью Хорлэя всплывает кладбище, огромное кладбище, трупы, трупы, трупы, миллионы трупов. И надписи:

«Погиб на заводе Хорлэя от…»

«Погиб на заводе Хорлэя…»

«Погиб на заводе Хорлэя…»

Тысячи надписей. Губы Хорлэя шепчут во сне:

– Важен – дивиденд.

Человек в синей блузе сурово смотрит вдаль.

И Хорлэй видит, как вдали поднимается гигантское зарево, гигантский пожар.

– Россия… – презрительно шепчут губы мистера Хорлэя. – Мы с ней справимся!

Зарево охватывает все небо, в его блеске фигура человека в синей блузе кажется гигантской, и он говорит, он, сонное видение Акулы Хорлэя, осмеливается сказать:

– Это начало! Смотри, Акула Хорлэй!

И мистер Хорлэй видит во сне будущее. Он видит, как улицы Нью-Йорка заполняются бегущими толпами, видит, как горят небоскребы, обрушиваясь на стриты и авеню, видит, как гибнут банкирские конторы и заводы, видит, как бегут переодетые миллиардеры… И мистер Хорлэй стонет.

– Полиция, войска…

Человек в синей блузе показывает вдаль. И снова видно, как войска переходят на сторону мятежников, как красные знамена взвиваются над небоскребами, как единый крик ширится над Америкой, над всем миром:

– Да здравствует освобожденный пролетариат!..

И снова идут колонны людей под красными флагами, миллионы людей шагают, как один человек, единым вздохом вздымается грудь миллионов, среди них женщины и дети, много детей, и видно, как сияют их лица.

Хорлэй стискивает зубы во сне, сжимает кулаки и – просыпается в холодном поту.

Он облегченно вздыхает:

– Это был только сон.

И, стиснув зубы, говорит самому себе:

– Мы будем бороться. Миллионы долларов на мировой фашизм, доллары, оружие и люди. Мы будем…

Слова застывают на его губах: прямо перед собой он видит фигуру сидящего человека в синей блузе, тот самого человека из сна. Хорлэй цепенеет, потом думает: «Я еще сплю?»

Он пристально глядит на широкоплечего человека, сидящего у изголовья, и осторожно щиплет себя за руку. Руке больно. Тогда быстрым движением мистер Хорлэй лезет в ночной столик, в руке у него револьвер, небольшой парабеллум, он вскидывает его, целясь в неизвестного человека, и щелкает курком. Ни звука. Курок снова щелкает. Снова ни звука.

В этот момент человек в синей блузе говорит спокойным голосом:

– Револьвер разряжен, мистер Хорлэй.

– Проклятие!

Парабеллум летит на пол, ударяясь со стуком об инкрустированный перламутром ночной столик.