Читать книгу Проекция цели. Ёмкость смысла - Марсель Зуфарович Шафеев - Страница 7
Формулы систематизации
ОглавлениеСистематизация – удивительная вещь. Доста-
точно обычное и известное расположить в некоей
заданной (поначалу пусть даже просто учетной!)
последовательности, в подборке по какому-то
признаку, как вдруг куча фактов или незначитель-
ное до того событие сразу же превращается во что-
то другое: когда более понятное, когда иначе кра-
сивое, а когда и совсем по-другому заметное.
Россыпь, сгруппированная разумом, становит-
ся разумной совокупностью. А одиночное собы-
тие, встроенное в соответствующий фон, получа-
ет свою оправданность с высвечивающими смыс-
лом и значением.
Известное санскритское изречение гласит: «Некогда, при перечислении поэтов, загнут был мизинец на руке при имени Калидасы; но нет другого, равного ему, и потому недаром следующий палец назван был безымянным».
(Калидаса, 1 в. до н.э.-VI в. н.э., индийский поэт, автор драмы «Шакунтала»)
Если мы видели дальше других, то это потому, что стояли
на плечах гигантов.
(Исаак Ньютон)
Экклезиаст именует тебя всемогущим; пророк Михей име-
нует тебя Творцом; Послание к Ефесянам именует тебя Свободой: Псалмы именуют тебя Мудростью и Истиной; Иоанн именует тебя Светом; Книги Царств именуют тебя Господом; Исход именует тебя Провидением; Левит именует тебя Справедливостью; Книга Бытия именует тебя Богом; человек именует тебя Отцом, но Соломон назвал тебя Состраданием, и это _лучшее из всех имен.
(Виктор Мари Гюго, 1802—1885)
Мы склонны недооценивать роль женщины. Тем женщинам,
которые говорят мне, что они – всего лишь домохозяйки, я
отвечаю; «Милая моя, да понимаешь ли ты, кто ты такая? Ты министр транспорта, министр образования и начальник бюд-
жетного бюро».
(Саре Макклвндон)
Грешный человек всегда смотрит на все страдания, недуги
и смерть как на что-то до него не касающееся: вот умер человек молодой, крепкий, пышущий здоровьем, и старик говорит:
«Смерть берет и старого и малого, неразумные, распущенные юнцы помирают первыми»; умрет дряхлый старец, тогда юноша скажет: «Естественно, что он умер, давно пора бедняге»; умрет человек болезненный, у которого суставы чуяли погоду лучше, чем журавли, и который из-за мучительных болей стал настоящим астрологом, тогда здоровяк скажет: «Да этот уже давным-давно в покойниках числится»; умрет здоровяк, тогда человек хилый скажет: «Нечего полагаться на здоровье; кто в жизни ни разу не болел, того курносая первым хватает»: умрет богач, тогда бедняк говорит: «У-у, лакомки, обжоры; сидят сиднем, не трудятся, ясное дело, таких смерть должна скорей забирать»; умрет бедняк, тогда богач говорит: «Эти несчастные
питаются скверным хлебом, пьют грязную воду, ходят раздетые, спят на полу, жизнь их всечасно под угрозой». Все отсылают смерть в чужой дом.
(Эрнандо де Сантьяго 1540—1639, испанский священник оратор, духовный писатель)
У Марциала есть эпиграмма, где поэт говорит человеку, по-
грязшему в долгах:
Секст, ты совсем не должник,
не должник ты. Секст, будь уверен.
Может ли быть должником тот, с кого нечего взять?
(Пер. Ф. Петровского)
Национальные черты русских:
– простодушие {Ф. М. Достоевский) -,
– вера в идеал (Ф. м. Достоевский) -,
– мечтательность (м. Волошин) -,
– «обломовщина» (и. А. Гончаров) -,
– идея мессианства (Москва – третий Рим, Русь —
птица-тройка!);
– идея соборности (в. с. Соловьев);
– идеяобщинности {Н. Г. Чернышевский) -,
– всех оделать счастливыми (А кто не захочет, того…!);
– Подпольное самозванство (Например, Емельян Пугачев
прикрывался именем царя Петра III);
– стремление во всем дойти «до конца» (Сравни: Б. л. Пас-
тернак: «Во всем мне хочется дойти до самой сути…");
– постоянная нота исповедального уныния (Хотя бы вот:
«Сердцу больно в груди, сердцу хочется плакать…");
– удивительный узор морали (Например: «Быть знаменитым
некрасиво». /Б. Л. Пастернак/);
– фанатизм (В. И. Ленин и «р-революццонеры»
– Тяга К Пророчеству {А. Н. Майков /1882/: «Чем ночь темней, тем звезды ярче»)
«Горько, ox, как мне горько,
Что это «Горько!» кричат не мне».
«Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд…
И на груди его светилась
Звезда «За город Будапешт.
Из песни.
Исаковский.
Ты прости, любимый папа,
Что в письме каракули.
Это, я, когда писала,
Слезы сами капали.
Неприятие еврейского элемента в государственной жиз-
ни РОССИИ («Если в кране нет воды, значит, выпили ж…");
– чем тяжелей наказанье, тем им милей господа
(н. А. Некрасов)
Извечная надежда на стороннюю силу («Вот приедет
барин, барин нас рассудит».
(Н. А. Некрасов!),
Эта странная картина —
Разных судеб паутина —
Нас связала воедино
В исторический сюжет.
В глубине картинной рамы
И комедии, и драмы
Составляют панораму
Пролетевших мимо лет.
Профиль вещего Олега,
Что обидел печенегов
Так, что нынче печенегов
Не найти и днем с огнем…
Красно Солнышко Владимир,
Пубпицист известный Пимен
С изумленными родными
Залезают в водоем.
Чингисхан с Батыем-ханом
Под Мамаевым курганом
Мечут стрелы неустанно,
Чтоб Царицын захватить.
Александр, он же Невский,
Взяв трофейный меч немецкий,
Приглашает по-соседски
Всех на озеро сходить…
Иоанн, простите, Грозный
Над сыночком стонет слёзно,
Вызвал «скорую», но поздно:
Стукнул очень хорошо.
Петр Первый, Катерина,
Катеринина малина.
Гений из простолюдинов,
Что пешком в Москву пришел…
Знаменитый граф Суворов
Пугачева лупит, вора,
Павел Первый пляшет споро
С Аракчеевым канкан.
Александр, он же Первый.
Корсиканец – парень скверный,
Лошадей пустил в консервы
Для российских партизан.
Александр Сергеич Пушкин
После давешней пирушки
Молит няню: «Где же кружка?
Сердцу будет веселей!»
Декабристы, сонный Герцен,
Пьет Мусоргский водку с перцем,
Пишет Глинка рашен скерцо,
А Чайковский -лебедей.
Портретист Христа Иванов.
Неродившийся Ульянов.
Неродившийся Романов
(Но не тот, что был в ЦК…)
Групповой портрет дворянства.
Групповой портрет крестьянства.
Ликование и пьянство.
И конец крепостникам.
Станиславский кроет MxATOM.
Режет Сеченов, анатом.
Идет к Репину в Пенаты
Чехов Павлович Антон…
Косоглазие не в моде,
Под волну «Варяг» уходит,
Возмущение в народе.
Воскресенье. Поп Гапон.
Первый опыт неудачен.
Кайзер. Царь. В Разливе дача.
Гришку невский лед не спрячет.
Отречение царя.
Кто вверху – уже не может.
А внизу-желанье гложет.
Вместо лиц повсюду рожи…
Здравствуй, ре-во-лю-ция!
«Поидоша брат на брата»…
Железняк-матрос с гранатой,
Маяковского плакаты
И портреты Колчака,
Во дворце сидит Ульянов,
На штыке сидит Романов.
Пушки – форте, музы – пьяно,
И ночей не спит ЧК.
Торжествующая злоба —
На коня садится Коба.
Повсеместно чидаоба
Начинает бить лапту.
Косяком враги народа.
Первый план – в четыре года.
Братство, Равенство, Свобода —
Красной строчкой по холсту…
«Ваффе» Киев разбомбило.
Мясо фронта, жилы тыла.
Кровь. Буденный, Ворошилов.
Мясорубка под Орлом.
Маршал Жуков. Наступленье.
Левитан. Конец мученьям!
И победа. Не уменьем,
А огромнейшим числом.
Сталин отдал Богу душу —
Все валите на Лаврушу!
Затыкайте крепче уши:
Ходят танки у Кремля.
Съезд двадцатый. Развенчанье.
Всенародное кричанье.
Всенародное гулянье
В кукурузные поля.
Лысый туфлей бьет по тумбе.
Килотонная на Кубе.
Первомай-зЯамена, трубы,
Третьим залпом сбитУ-2.
Возвратившийся Гагарин.
Окуджава популярен.
Вроде оттепель в разгаре,
Но уже едва-едва…
Шепелявый бровеносец
Пуда два медалей носит.
Но всё просит, просит, просит,
Чтоб за бой и чтоб за труд…
Бьем китайцев на границе.
За флажками Солженицын.
А в глубинку из столицы
Академика везут.
В Праге время по-московски,
За глухим забором Бродский,
Надрывается Высоцкий:
«Нет, ребята, всё не так!»
Демократия в сортире,
Брови в маршальском мундире.
Всюду лозунги о мире —
Над Кабулом красный флаг.
Похоронный марш Шопена.
На трибуне перемена.
И еще одна замена —
И опять звучит Шопен.
Началось лихое время.
Кто из бывших? Сразу в темя!
Молодое волчье племя
Из всё тех же старых стен.
Коммунисты, демократы,
Христиане, технократы.
Сокращенцы аппарата —
Вся страна сошла с ума…
Президентство Горбачева,
Твердолобость Лигачева.
Павлов в образе Рыжкова
И 600 секунд дерьма…
Что же было? Что же будет?
Кто осудит? Кто рассудит?
Кто запомнит? Кто забудет?
Кто какой оставит след?
Эта странная картина —
Разных судеб паутина —
Нас связала воедино
В исторический сюжет…
Некоторая раскрепощенность стиля, взятая автором в каче-
стве камертона, по-моему, вполне уместна, поскольку, только будучи веселым, можно говорить серьезно, ибо иначе-это никакая не серьезность, а просто злость.