Читать книгу Нолин. Фарилэйн - Майкл Салливан - Страница 6

Тусклые, размытые солнечные лучи просачивались сквозь гигантские кроны деревьев, озаряя мутно-зеленый мир вокруг Нолина. Он немного поспал – час, а может, и два, урывками, время от времени проваливаясь в сон и неожиданно просыпаясь. Когда окончательно рассвело, он решил, что пора сниматься с места, но, выползая из-под бревна, почувствовал, что у него свело мышцы. Если поблизости остались какие-нибудь гхазлы, он станет легкой добычей, однако слух его уловил только жужжание насекомых, звук капающей воды и шелест листьев на ветру. Уловив тихий плеск воды, он заставил себя встать на ноги. В Эрбонском лесу все истекало потом: деревья, трава, воздух и уж тем более люди. Он умирал от жажды.

Нолин пробирался сквозь заросли, держа наготове меч, словно оберег от зла. Он поклялся, что смоет с клинка засохшую кровь, как только напьется из реки. Нолин терпеть не мог оскверненный металл и всегда тщательно заботился о своем оружии. Это был подарок матери Брэна на двадцать второй день рождения Нолина. Насколько он знал, это был последний меч, выкованный Роан из Рэна, священная реликвия минувших дней, эпохи мифов и легенд.

Роса пропитала его одежду, и он до того измучился, что проглотил воду со стебля цветка, используя его как чашку. Этого оказалось недостаточно, и он надеялся, что цветок не ядовитый. В джунглях можно было ожидать чего угодно: они представляли даже бóльшую опасность, чем гоблины. На запад просачивались слухи о том, что имперские войска теряют все больше людей на востоке. Люди пропадали целыми ротами, погибая от зноя, ливней и разносимых насекомыми болезней, но на гхазлов все эти беды не распространялись. До последнего времени Нолин не участвовал в новой войне с гоблинами, но, возможно, судьба всего лишь дала ему отсрочку.

Ориентируясь на журчание воды, он осторожно приблизился к реке – узкой и бурной в этой части ущелья. Вода, пенясь, бежала по поросшим мхом камням, примостившимся между гигантскими валунами; то тут, то там их крест-накрест пересекали гниющие бревна, затянутые упругими лианами.

Бóльшую часть жизни Нолин провел в северо-западных провинциях вдоль рек Берн и Урум, в областях с умеренным климатом, где было четыре времени года, росли клены и вздымались холмы. Юго-восточный мир невыносимого зноя и влажности был ему чужд, и он очень быстро обнаружил множество опасностей, таившихся в джунглях. А кроме того, здесь водились очень странные животные. Проведя в Калинии меньше недели, он уже повстречал кошек ростом с оленя, жуков величиной с яблоко и мохнатых пауков крупнее его ладони. Нолин терпеть не мог арахнидов и был убежден, что восьминогие чудища не должны отращивать бороды.

Возле русла показалась небольшая открытая полянка, и Нолин понял, что именно здесь ему угрожает опасность.

«Если бы я охотился на себя, то первым делом следил бы за рекой. Чтобы выжить, всем нужна вода».

Жажду это не облегчило; напротив, из-за близости реки она сделалась совершенно невыносимой. Нолин крадучись пробирался сквозь заросли в поисках места, где растения подходили вплотную к потоку. Выходить на открытую местность он не собирался, поэтому осторожно прокладывал себе путь через плотные листья джунго, формой и размером напоминавшие слоновьи уши. «И почему здесь все такое огромное?» Однако в Урлинее эти длинноносые гиганты никого не удивляли.

До спасительной журчащей воды оставалось всего несколько футов, когда Нолин услышал слева от себя какой-то шорох. Не треск ломающейся ветки или отвратительный стук когтей. Но там явно что-то шевелилось – и что-то большое. Он пригнулся и замер.

Дышит.

«Это либо водяной буйвол в десяти футах отсюда, либо гхазлы. – Когда Нолин нервничал, его разум, не способный запомнить ни одного имени, был склонен выдавать глупости. – Или слон».

Затаившись, Нолин прислушивался к глубокому дыханию.

«Он как раз за этими зарослями. Если шевельнусь, наверняка меня услышит».

Нолин с трудом сохранял неподвижность. До воды было рукой подать. Он слышал, как брызги отскакивают от широких листьев, будто дождь стучит по крыше шатра. Оказаться в шаге от блаженства и не иметь возможности припасть к воде – это сводило с ума.

«Поди прочь, безмозглый слон!»

Существо шевельнулось, но не ушло. До слуха Нолина донесся звук – как будто кто-то переступил с ноги на ногу. Спрятавшееся существо устроилось удобнее.

«Вдруг это всего лишь животное? Может, я зря тут сижу. Даже если это гоблин, уж одного-то уложить мне вполне по силам».

Во время Первой гоблинской войны он убил сотни гхазлов, но победа над каждым из них никогда не была легкой. Не единожды он едва не погиб. После некоторых сражений Нолин дрожал от ужаса, понимая, насколько близок был к смерти; в других получил серьезные ранения.

«В этих джунглях даже легкая рана может оказаться смертельной».

Нолин продолжал выжидать, придумывая себе причины оставаться в укрытии. Но у жажды были свои соображения: «У тебя мало времени. Твоя единственная надежда – вернуться на передовую, пока еще не стемнело. У тебя снова сведет мышцы, а ты уже серьезно обезвожен от жары. Чем дольше ждешь, тем больше слабеешь. Может, даже сойдешь с ума».

Последнее – так себе причина. Нолин счел, что и так уже немного повредился в уме, а легкое безумие можно даже использовать как преимущество. В конце концов, ему просто невыносимо надоело ждать. Крепко схватив меч и стиснув зубы, он глубоко вдохнул и ринулся напролом сквозь зеленый занавес. Когда он нанес рубящий удар вперед, его клинок столкнулся с металлом.

Он обнаружил, что стоит лицом к лицу с Амикусом.

Клинки так и оставались скрещенными у них над головами. Нолин удивленно отстранился. Амикус сурово смотрел на него.

– Прости, – сказал Нолин. – Не видел, кто это там, за листьями.

– Я от страха года жизни лишился. – Амикус опустил меч. – Ничего не слышал, только заметил, что листья дрожат, за секунду до того, как… Повезло, что не снес вам голову… сэр. – Голос его дрожал от злости, и уважительное обращение прозвучало насмешливо.

Нолин улыбнулся.

– Я думал то же самое про тебя.

Амикус только криво усмехнулся.

– Я лишь хотел сказать… – Нолин поднял меч, все еще не отмытый от крови гоблинов. – Этот меч обычно ломает другие, и мы бьем довольно сильно.

Амикус осмотрел меч Нолина, затем свой.

– Мои тоже не совсем обычные.

Нолин подошел к реке. Хватит с него ожидания. Встав на четвереньки, он прильнул губами к поверхности воды. При впадении в море вода, тысячей мелких потоков бежавшая с гор, становилась неприятно теплой, однако здесь еще сохраняла удивительную прохладу. Журчащая пена шипела, словно пиво, и Нолин долго и жадно пил, пока едва не задохнулся. Как следует отдышавшись, он нагнулся и попил еще. После второго глотка заставил себя переждать, чтобы не затошнило.

Торопливо оглядевшись, он обнаружил, что, кроме них с Амикусом, на низком мшистом берегу больше никого нет.

– Итак, что произошло? – спросил он, вытерев рот.

– Я собирался вас спросить.

– Меня? – Нолин встал на колени. – Когда обрушился утес, я помчался прочь и свалился где-то за бревном. Ничего не видел во тьме.

– Правда? А я думал, ваши видят в темноте. Ну, как гхазлы.

– Мои? – Нолин ополоснул в реке меч. – Я знаю только одно-единственное подобное мне существо во всем мире. Я имею в виду отпрыска фрэя и человека. Наверное, теперь таких уже больше нет. Наши расы много веков живут вместе, но сомневаюсь, что ты кого-то из них встречал. Так кого ты называешь моими?

Амикус недовольно помотал головой.

– Неважно.

Нолин вытер меч краем туники и, поднявшись, вернул его в ножны.

То ли благодаря воде, то ли благодаря присутствию Амикуса Нолин почувствовал себя намного лучше – в безопасности, как бы странно это ни звучало. Вне всякого сомнения, Амикус Киллиан был непревзойденным воином, но вдвоем у них не было ни малейшего шанса против джунглей и нескольких сотен бойцов-гхазлов. Впрочем, в его жизни было много бессмысленного: Нолин боялся пауков, которые не могли причинить ему вреда, но без колебаний мчался на лошади в гущу сражения; любил Сефрин, но покинул ее; ненавидел отца, но исполнял любой приказ императора.

«Я мог бы умереть в двадцать лет и считал бы, что прожил счастливую жизнь. По человеческим стандартам я практически бессмертен, но мало что приносило мне радость. Мое существование – сплошная злая шутка».

Река текла по каньону, каскадами разливаясь по камням. Все остальное скрывало море исполинских растений, деревья-великаны, петли лиан и большая…

– Змея! – Нолин указал на желтую с оранжевым змею толщиной с его бедро.

Она болталась на ветке, наблюдая за ними. Очередной пример того, как в Калинии обыкновенное вырастало до чудовищных размеров.

– Я назвал его Плут, – сказал Амикус.

– Ты дал ей имя?

– Наверное, не лучший вариант. – Амикус бросил повторный взгляд на жуткую тварь, которая смотрела прямо на него, подняв и чуть наклонив голову. – Надо было назвать его Ленивец или как-нибудь иронично – например, Гонщик, – но задним умом все мы крепки, не так ли?

Нолин пристально посмотрел на первого копейника.

– Давно ты в джунглях, Амикус?

Тот широко улыбнулся в ответ.

– Не настолько давно, сэр.

– Рад это слышать.

Нолин прошелся по каменистому берегу реки, но не обнаружил ни единого следа присутствия ни гоблина, ни человека.

– Не желаете позавтракать, сэр? – Амикус предложил ему пригоршню орехов и ягод.

Нолин вернулся и принял угощение.

– Итак, первый, что произошло с тобой прошлой ночью?

Амикус пожал плечами.

– Я услышал ваш приказ и бросился в атаку. Столкнулся со стаей гоблинов, и у нас разгорелся спор. Даже не один, по правде говоря. Я хотел пройти, а они – убить меня.

– Кто выиграл?

– Осторожнее, сэр, вы начинаете мне нравиться. Это добром не кончится.

– Верно. Приношу свои извинения. Продолжай.

– Ну, вы правы, было темно. Я даже мечей у себя в руках не видел, так что просто двигался дальше. Слышал окрики и вопли. Попробовал идти на звук, но ничего не нашел. Пару раз сам крикнул, но это оказалось ошибкой. Накликал гостей, но пришли не те, кого я ждал. Разумнее было затаиться, а не метаться по лесу. Так я и поступил. Чуть рассвело – направился к воде. С тех пор и жду – в компании со стариной Плутом. Подумал: любой выживший поступит так же. Оказалось, я был прав.

– То есть ты собираешься просто сидеть и ждать, кто объявится?

– Я обычно не строю планов. Ранг для таких дел низковат. Но решил подождать несколько часов, а потом идти вниз по течению реки.

Нолин кивнул и закинул в рот горсть орехов и ягод.

– Вкусные. С провиантом выдали?

Амикус покачал головой.

– Нашел утром.

– Ты знаешь, как собирать пищу в здешних краях? Отличать съедобное от несъедобного?

– Не-а. Потому-то и дал сначала вам.

Нолин перестал жевать, округлив глаза.

– Да шучу я, – усмехнулся Амикус. – Это ягоды аббра и орехи ром. Растут повсюду в джунглях. На них можно несколько месяцев прожить.

Нолин нехотя проглотил.

– У тебя в сумке разве нет провизии?

– Чтобы выбраться отсюда, потребуется время. Нет смысла без особой надобности расходовать припасы.

– Странно. Вот уж не подумал бы, что ты оптимист.

Амикус пожал плечами.

– Вера в победу – это уже половина победы.

– Осторожнее, первый, ты мне тоже начинаешь нравиться.

– Даже несмотря на то, что вы знаете, кто я?

Нолин кивнул.

– Особенно из-за этого.

Амикус прищурился.

– Я болел за тебя в схватке с Эбриллом, – сказал Нолин.

– Но вы же… – Он осекся. – Извините.

– Дело в ушах, да? Не такие острые, как у отца, но и не круглые. Я не с рождения такой. Видимо, признак взросления.

– А кто второй? – спросил Амикус.

– Что, прости?

– Второй метис.

– А-а-а. – Нолин посмотрел на кожаный браслет у себя на запястье и ответил: – Ее зовут Сефрин.

– Вы родственники?

Нолин покачал головой.

– Но мы вместе росли – сначала в Мередиде, потом в Персепликвисе, когда город достаточно отстроили, чтобы в нем можно было жить. Мы…

Нолин замолчал. За спиной у них послышался звук, будто кто-то пробирался сквозь заросли. Он обнажил меч.

– В чем дело? – спросил Амикус.

Не успел Нолин ответить, как первый повернул голову в сторону звуков и обнажил два своих меча.

Из чащобы выскочили Азурия Миф и человек, о котором Нолин знал лишь то, что он бежит от виселицы. Оба широко улыбнулись, завидев сначала их, потом реку: у них совсем съежились бурдюки; бурдюк Мифа был покрыт складками, как будто тот его выжимал. Солдаты вяло попытались выпрямиться и отдать честь, хлопнув себя по груди.

– Пейте, – сказал им Нолин, и они наперегонки помчались к воде.

– Еще кого-нибудь видели? – спросил Амикус.

Не отрываясь от воды, оба кивнули. Потом Миф лег на спину на камень, отдышался и вздохнул.

– Паладея, Люция, Амбруса и Грейга. – Сделав еще вдох, прибавил: – Все мертвы. Нашли их всех вместе в окружении тучи убитых гобов.

– Сколько? – спросил Амикус.

Миф толкнул второго солдата.

– Как думаешь, Клякса? Пятнадцать?

Клякса покачал головой. Вода стекала с подбородка ему на рубаху.

– По меньшей мере восемнадцать.

– Восемнадцать? – Нолин посмотрел на Амикуса. – Прошлой ночью ты убил около двадцати. Значит…

– Я уложил сорок два, – сказал Амикус. – Вы забываете про споры.

– Ладно, получается более шестидесяти. Значительный урон их войску.

– Нас осталось всего четверо, сэр, – заметил Клякса. – Они нас тоже как следует потрепали.

– Верно. Но, потеряв треть своих сил, они, возможно, отступят, чтобы пополнить ряды.

– Может быть, – не скрывая сомнений, произнес Амикус.

Миф и Клякса окунули головы в реку, затем принялись наполнять бурдюки.

– Что подвигло вас за меня болеть? – спросил Амикус Нолина.

– А?

– Ну тогда. Вы сказали, что поддерживали меня во время моего последнего боя на арене. Почему? – В голосе первого слышались скептические нотки. – Ваш отец ясно дал понять, что сам выбрал Эбрилла.

– Ага, отчасти поэтому, – сказал Нолин.

– Не ладите с отцом?

Нолин рассмеялся.

– Я со своим тоже не особо, – проворчал Клякса. – Вечно он просаживал все деньги в «Счастливой пинте», а нам с братьями, чтобы выжить, приходилось питаться бéлками. Первые несколько еще ничего, но к пятой, скажу я вам, командир, от этих большехвостых крыс уже воротит. А после десятка уже и бéлки заканчиваются.

– Клякса у нас прямо лучик света, сэр, – пояснил Миф. – Всегда готов рассказать что-нибудь духоподъемное.

– После той схватки, – сообщил Амикус Нолину, – ваш отец меня невзлюбил. Приказал арестовать.

Нолин кивнул.

– Вполне в его духе. Не переносит, когда кто-то слишком выделяется из толпы. Если бы он мог дотянуться до солнца, пронзил бы его мечом за то, что то слишком ярко светит и затмевает его своим блеском. А кроме того, он искренне верит, что человеку не под силу одолеть инстарья.

– Значит, совсем не ладите?

– Скажем так, я не шутил, когда сказал, что меня сюда отправили на верную смерть.

– Хотите сказать, ваш отец стал бы… – Амикус замолчал.

– Скорее всего, это он. Мы не разговариваем друг с другом уже много веков – в прямом смысле этого слова. Последний раз мы говорили в тот день, когда умерла моя мать. Он велел мне собирать вещи и отправляться в легион. Два дня спустя меня отправили на Грэнморскую войну. До той минуты я ни разу не участвовал в бою, а через десять дней после смерти матери уже сражался с великанами. Что ж, по крайней мере, мне было на кого направить свою ярость. Я выжил, а после нашей победы меня отправили на гоблинские войны. – Нолин мрачно покачал головой: – Отец, видимо, надеялся, что великаны или гоблины меня прикончат. Но поскольку им это не удалось, он дал мне в награду должность помощника управляющего соляной шахтой. Так себе награда за то, что я взял крепость Дурат, убил властителя Рогга и положил конец той гоблинской войне. Когда-то меня отправили в ссылку в какую-то проклятую дыру на юго-западе Маранонии за то, что я выполнял свой долг. Теперь мне было велено не высовываться до тех пор, пока все не забудут, что у императора есть сын и что этот сын отличился на войне.

– Погодите-ка, сэр, вы хотите сказать, что участвовали в Первой гоблинской войне? Сколько ж вам лет? – спросил Миф, перекинув через плечо разбухший бурдюк.

– Через несколько месяцев стукнет восемьсот пятьдесят пять.

– Ух ты, – протянул Миф. – Значит, когда началась эта война, вам было уже четыре сотни?

Нолин кивнул.

– Да, и я ожидал, что меня призовут. Это было бы логично: у меня столько опыта. Но не призвали. Я проторчал в той соляной шахте более пятисот лет. И вдруг меня отправляют сюда. Мне не сказали, что это был приказ моего отца, но кому еще, кроме Нифрона, есть до меня дело, чтобы посылать на смерть?

Амикус с интересом разглядывал Нолина.

– Раз вы такой старый, стало быть, должны помнить Грэндфордскую битву?

Нолин покачал головой.

– Я родился через год после нее.

– Но вы их знали?

– Кого?

– Героев Грэндфорда, о которых рассказывают легенды. Вы когда-нибудь встречали Бригама Киллиана? Я его прямой потомок. – Амикус обнажил полуторный меч. – Это его оружие, меч Бригама. Он был одним из тешлоров. – В чаще смертоносных джунглей Амикус говорил так, будто они с Нолином столкнулись в придорожном трактире и неожиданно обнаружили, что оба родом из одного городка. – Странно, вы не похожи на… – Амикус замялся. – Ну… то есть ведете себя не так, как тот, кто прожил столько лет.

– Правда? И как же такие существа себя ведут?

– Ну, ты нарвался, – расхохотался Клякса.

– Просто я думал, вы будете более… – Амикус снова недоговорил.

– Мудрым? Умным? Мастером всех видов оружия? Может, солидным? В моем возрасте определенно нужно быть более солидным, верно?

– Вроде того, ага.

Нолин вздохнул.

– А мой рост у тебя не вызывает удивления?

Амикус с недоумением воззрился на него.

– Дети ведь с возрастом делаются выше, так?

– Ну, до какого-то времени…

– Вот именно. Когда достигаешь определенного роста, перестаешь расти. Стакан можно наполнить лишь тем объемом жидкости, который в него поместится. Я встречал детей, которые были мудрее стариков, а вы наверняка встречали людей старше вас, которые вели себя как дети.

Миф и Амикус глянули на Кляксу. Тот кивнул и пожал плечами.

– Возраст не прибавляет дураку ума, равно как и время не наделяет тебя опытом и знаниями. Наверное, те, кто любит учиться, могут скопить много знаний, но от этого гением не станешь. Некоторые вещи просто даются нам от рождения. Характер формируется на удивление рано. Как правило, возраст либо смягчает, либо ужесточает то, что уже есть в человеке. Я совершенно не умею вязать и паршиво готовлю, в основном потому, что даже спустя восемьсот пятьдесят пять лет эти занятия кажутся мне скучными, так что я их избегаю. – Он на мгновение задумался. – Сефрин – почти моя ровесница, и она практически такая же: готовить тоже не умеет. Но ее страсть – делать жизнь других людей лучше. В этом она очень похожа на мою мать. Но Персефона была вождем, кинигом и обладала властью. Сефрин всю жизнь провела под управлением моего отца. Режим за все это время не менялся, и все идет как обычно. Сефрин это тем не менее не остановило. Она так и не вышла замуж и не завела детей, потому что продолжает изо всех сил бросаться на гору, которая никогда не сдвинется. Да, она одержала несколько мелких побед, но ничего существенного, способного что-то изменить. А почему?

На этот вопрос ни у кого не было ответа.

– Потому что возраст не наделяет волшебными способностями. Она не так уж отличается от вас или кого бы то ни было еще, просто живет дольше. – Он помолчал. – Ну, она чрезвычайно упряма. Но это ей всегда было свойственно. Без этого никак, да? Любой другой на ее месте уже давно опустил бы руки. Как я.

Поднявшись, Клякса отошел от остальных. Внезапно замерев, он выругался:

– Отродье тэтлинской ведьмы! – И прибавил, указывая куда-то с безумным видом: – Тут огроменная змеюка!

Нолин и Амикус рассмеялись.

– Не смешно! Я пошел отлить – и на тебе! – Он встряхнул ногой.

– Его зовут Плут, – сказал Нолин. – Плут ДеЛенивец.

Где-то через час, по подсчетам Нолина, объявились Райли Глот, Джарел ДеМардефельд и раненый калинианин. Они вышли к реке выше по течению и, бредя вдоль берега, наткнулись на остальных. Райли шел впереди, держа в руке меч, а Джарел поддерживал бедняка из Калинии с окровавленным кляпом во рту. Выражение лица блистательного воина резко отличалось от его облачения, пока он не заметил остальных. Тут его глаза засияли, а лицо озарилось радостной улыбкой.

Узрев Нолина, Джарел ДеМардефельд вскрикнул, бросился вперед и с такой силой налетел на старшину, что едва не повалил его на землю.

– Хвала Единому, вы живы, ваше высочество! – Он так крепко обнял Нолина, что своими латами чуть не рассек принцу губу. Джарел ДеМардефельд был высоким и мощным, и высвободиться из его объятий никак не получалось, пока он сам не отпустил Нолина. – Я беспокоился за вас, сэр.

– Он не шутит, – сказал Райли. – Прошлой ночью он хотел идти искать вас. Мне пришлось отобрать у него меч, а была бы веревка, мы б его связали. Мы вдвоем едва удержали его, чтоб не сбежал. – Он посмотрел на калинианина, и тот кивнул в знак согласия. – Видимо, мы разделились, – сказал Райли Амикусу. В голосе его слышалась нотка стыда, будто он совершил преступление.

Амикус кивнул.

– Невозможно было что-либо разглядеть.

У каждого эскадрона была своя история: общие воспоминания, прошлые неудачи, сожаления, обещания и долги. Коллективный опыт порождал тайный язык. Непосвященному их разговор показался бы совершенно обычным, но в словах Райли содержался своего рода шифр, понятный лишь тем, кого с ним связывали многолетние узы, тем, кто познал проклятие общих воспоминаний. Проведя в составе эскадрона лишь несколько дней, Нолин не говорил на языке Седьмой Сикарии, но распознать тайное наречие мог. Райли просил прощения, возможно, за что-то и вовсе не связанное с прошлой ночью, и Амикус легким кивком, судя по всему, простил его.

– Давно вы здесь? – спросил Райли, достав топор, который использовал как рогатину, и скинув с плеча суму. Всю эту тяжесть он бросил на землю.

– Трудно сказать, – ответил Амикус. – Часа два.

– Долго же вы торчали на одном месте.

– Ждали отставших вроде вас.

– Уже не надо. – Джарел вытащил из мешка полоску сушеного мяса и зажал в зубах, пока закрывал мешочек. Вынув мясо изо рта, он обвел рукой по кругу, указывая на товарищей. – Это все. По дороге мы нашли Паладея, Люция, Амбруса и Грейга.

– Мы с Кляксой тоже, – сказал Миф.

– Остается еще девять человек, – заметил Амикус.

Райли покачал головой и бросил взгляд на Джарела, снова устыдившись.

– Когда погас огонь, мы услышали приказ идти в атаку. Не все повиновались или, может, недостаточно быстро перешли в наступление. Йоркен, Хэмм и Блэнит погибли под завалом.

– Я был позади, – сказал Джарел ДеМардефельд. – Ваш приказ спас мне жизнь, сэр.

– Мы действовали вслепую, – продолжал Райли. В голосе его вновь слышались виноватые нотки. – Просто размахивали в темноте оружием. Повсюду были гобы, мы слышали их трескотню и стуки. Делать было нечего, разве только бежать, махать мечом и бить по ближайшему источнику звука. – Второй копейник печально вздохнул. – Утром мы вернулись к расщелине.

– Что? – спросил Нолин. Какой удивительной смелости потребовало такое действие.

Усмехнувшись, Райли небрежно махнул рукой.

– Не такой уж это подвиг, сэр. Мы ведь не очень далеко отошли. Йоркен, Хэмм и Блэнит были погребены под обломками утеса. Остальные лежали то тут, то там, по большей части вблизи от костра, вернее, от того, что от него осталось. – Он вздохнул и посмотрел себе под ноги. – Сессацион и Гэммит… – Он помолчал и судорожно сглотнул. – Сэр… – Райли поднял глаза и посмотрел Нолину в лицо, не отводя взгляда от командира, словно это причиняло ему боль. – На телах Сессациона и Гэммита не было следов когтей. Обоих сразил удар мечом. Их поразили со спины. – Он помолчал и покачал головой. – Было ужасно темно.

Джарел посмотрел на полоску мяса в руке, будто не знал, откуда она взялась.

– А что с остальными? – спросил Амикус.

– Остальных добили гобы, – сказал Джарел. Он тоже изъяснялся на языке, которого Нолин пока не выучил и, возможно, не выучит никогда.

– Надо вернуться и похоронить их, – сказал Райли. – Теперь, когда мы все вместе. Мы не хотели отстать, если бы нашлись еще уцелевшие, но теперь…

– Валить отсюда надо, – прорычал Клякса, по-прежнему бросая на Плута ДеЛенивца такие взгляды, точно змея могла в один прыжок преодолеть разделявшие их двадцать футов.

Амикус посмотрел на Нолина.

– Сэр?

Нолин сосредоточил внимание на Райли. У того был вид раненого человека, хотя на нем не было заметно ни одной царапины.

– Сколько гхазлов?

– Сэр?

– Сколько гобов вы убили? Вы же их тела тоже пересчитали?

– Гобы забирают своих мертвецов, – сказал Амикус.

Нолин кивнул.

– Тех, кого они сами убили, тоже забирают, но прошлой ночью не стали.

– Пятьдесят три, сэр, – ответил Райли. – Не считая кучи Амикуса.

– Пятьдесят три? – в изумлении переспросил Нолин.

Он уставился на второго копейника, пытаясь оценить, соответствуют ли его слова действительному положению дел. Солдат только что признал, что случайно убил товарищей по отряду, и явно считал себя виноватым. Нолин сомневался, что он станет лгать.

– Стало быть, всего наш эскадрон уложил сто тринадцать гхазлов в сопровождении обердазы. Менее двадцати человек сделали это в темноте, не имея фортификаций и оборонных сооружений. – Он произнес эти фантастические слова вслух, но по-прежнему не мог в это поверить. – Семеро из нас еще живы, и только один ранен. Это…

– Вот почему они не стали забирать убитых, ни своих, ни наших, – заключил Амикус. – Их осталось слишком мало. Может, вообще не осталось.

– Верно, – согласился Нолин. – Но я собирался сказать: это невозможно. Один-единственный эскадрон просто не мог этого сделать.

– При всем уважении, сэр, – сказал Райли, – Седьмая Сикария – не обычный эскадрон.

– Да? А какой?

– Мы особенные, сэр, – сказал Джарел ДеМардефельд, но от него Нолин ничего другого и не ожидал. Однако его удивило, что Миф и даже Клякса кивнули в знак согласия.

– И в чем ваша особенность?

Каждый указал пальцем на Амикуса.

– В нем, сэр.

Амикус неловко пожал плечами.

– Я их слегка подучил.

– Слегка?

– Седьмая Сикария – лучший эскадрон в империи, сэр, – заявил Райли без намека на высокомерие – просто констатируя очевидный факт. – Поэтому мы на передовой: нас всегда отправляют первыми.

Миф улыбнулся.

– Мы можем заменить целую когорту.

– В мое время, – произнес Нолин, – когорта насчитывала пятьсот человек.

– Сейчас тоже, сэр.

– Смелое заявление. – Нолин повернулся к Амикусу. – Ты с этим согласен?

Солдат кивнул.

– Легион учат делать упор на командную работу. Бой – групповое занятие. Если нарушить строй, солдаты превращаются в обычных безмозглых бандитов с острыми палками. Но я учу своих людей сражаться и вместе, и в одиночку, копьем, мечом, щитом, кинжалом и даже голыми руками. Вот что требуется в этих джунглях. Мы тренируемся на любой местности и в любых условиях, даже в темноте.

Нолин кивнул. Он бы поспорил, если бы не три факта. Во-первых, великолепная демонстрация боевых навыков Амикуса прошлой ночью. Во-вторых, их выжило шестеро, хотя все должны были погибнуть, и уж с этим никак не поспоришь. В-третьих, если они хотят прожить более одной ночи, пора двигаться.

– Хоть мне и неприятно бросать своих в джунглях… – Он посмотрел на Райли. – Мой долг перед живыми… Выдвигаемся!

– Сэр, – сказал Райли, – прошу дозволения самому похоронить убитых.

Нолин покачал головой.

– Мы не можем позволить себе лишиться меча. Ты можешь понадобиться нам, чтобы выбраться отсюда.

– Я быстро, сэр, и с легкостью догоню вас, раз вы идете вниз по реке.

– Эти люди мертвы, и они…

– Заслуживают, чтобы их похоронили как положено. Без этого они не войдут в Пайр, а они заслужили упокоение в раю.

– Он прав, сэр, – сказал Джарел и добавил, обращаясь к Райли: – Я бы помог, но… ну, понимаешь. – Он указал на Нолина.

Райли кивнул.

– Я бы хотел, чтобы меня похоронили с камушком в руке, сэр. И мне будет спокойнее, если Сессацион и Гэммит найдут дорогу в загробный мир.

– Надо хотя бы забрать их снаряжение, – сказал Амикус. – Да и земля мягкая, копать легко.

– Нас семеро, а их тринадцать, – напомнил Нолин. – Времени у нас нет, поэтому копаем братскую могилу.

– Две, – с надеждой в голосе произнес Райли. – На это уйдет меньше времени, чем тащить Паладея, Люция, Амбруса и Грейга к остальным.

Нолин вздохнул.

– Ладно, две, но потом нужно будет идти вдвое быстрее. Может, мы и перебили их всех, но наверняка ведь неизвестно. Парочка гобов могла убежать за подмогой. Я не хочу рисковать, ясно?

Амикус кивнул.

– Показывай дорогу, Райли.

Похороны завершились только к полудню. Полагая дальнейшее промедление опасным, Нолин отдал приказ сниматься с места.

Все, кто прошлой ночью лишился снаряжения, либо отыскали пропавшее, либо взяли себе новое оружие из собранного в кучу арсенала убитых. Нолин поступил так же. Наблюдая за остальными, он заметил, что все они прицепили мешки к топорам, мотыгам или тесакам вместо традиционной рогатины, на которой обычно носили поклажу. Вполне логично было использовать уже имеющийся инструмент вместо дополнительной палки, и это напомнило Нолину, что с тех пор, как он служил в легионе, прошло уже много столетий. Он приспособился и поступил так же, как прочие, прицепив ремень мешка к обуху секиры. Если не переходить на бег, рукоять секиры на плече уравновешивает вес мешка, так что его даже не нужно придерживать.

– Клякса, – позвал Амикус, – идешь первым.

– Да ну? – изумился солдат. – Я не знаю, как отсюда выбраться.

– И не надо – просто иди туда, откуда мы пришли, а потом вниз по течению реки. С этим даже ты справишься.

– Раньше ты никогда не ставил меня первым. Почему сейчас?

– Может, ты не заметил, сколько нас осталось? Хочешь поспорить? – Амикус зловеще улыбнулся.

Клякса насупился, взял мешок и зашагал вперед.

– Кому-нибудь удалось сохранить собственное снаряжение? – спросил Нолин.

Миф рассмеялся.

– Мое погребено под обломками утеса. Это мешок Амбруса.

– У меня снаряжение Йоркена, – сказал Райли. – А у Рамаханапара – от Грейга.

– У меня свое, – вставил Амикус.

– И у меня, – гордо ухмыльнулся Джарел.

– Все у вас не как у людей, – заметил Миф.

Гуськом они двигались вниз по реке. Путь был опасным: приходилось перебираться по скользким камням и пересекать мощный поток. В наиболее глубоких местах они использовали в качестве мостов бревна, покрытые водорослями. Часто приходилось отходить от реки, затем возвращаться, и дважды они были вынуждены преодолевать поток, держась за канат, там, где водопады низвергались на двадцать футов вниз.

– Расскажи про своего отца, – попросил Нолин Амикуса, когда они продирались через густые заросли высокого папоротника. – Мы обсудили мудрость и смекалку моего старика, Имперского подонка. Расскажи теперь ты о своем. Как его зовут?

– Антар.

– Чем занимается?

– Был солдатом. Умер несколько лет назад.

– Здесь?

Амикус покачал головой, уклоняясь от гигантского колючего растения.

– Он умер в своей постели от оспы.

– О, мне очень жаль.

– Ничего. Ему было семьдесят. – Амикус повернул голову. – Для человека это много.

– Правда? А я и не знал. Очевидно, я идиот.

– Простите, сэр. Я не имел в виду…

– Да ладно.

– Я просто хотел сказать, что для солдата это невероятно много. Он обучил меня искусству боя. Начал тренировать, когда мне было лет пять.

– Заметно. Значит, вы хорошо ладили?

Амикус кисло улыбнулся.

– Он просил меня никогда не лезть на рожон и никогда не служить в легионе.

– Вот как, – сказал Нолин.

– Вот именно. Он говорил: «Амикус, мальчик мой, мечи твоих прародителей служили империи с самой Грэндфордской битвы. И к чему это нас привело? Столетия бесконечных маршей, недоедания, крови, страданий – вот что мы получили. Ты никогда не добьешься успеха и уважения, если ты не инстарья». Еще он советовал не пытаться заработать на жизнь своим мастерством. Ингрэм, сын Бригама Киллиана, пошел этой дорогой и горько пожалел. Папаша мой всегда говорил: «Чем лучше ты сражаешься, тем скорее сам станешь мишенью». Он оказался прав. Я повесил на себя мишень, когда одолел Эбрилла. Но все же не думал, что целиться в меня станет сам император.

– Похоже, у нас с тобой есть кое-что общее, – сказал Нолин. – Мой отец ненавидит нас обоих.