Читать книгу Эпиграфы к Эпилогу. Лавка дядюшки Лика - Мец - Страница 4

Пьяный юнец зашел в кабину лифта в подъезде типового дома на окраине города и нажал цифру «7». Доехав до своего этажа, он вдруг, повинуясь какому-то внутреннему позыву, ногой заблокировал открытые двери лифта, вытащил перочинный ножик и накарябал на пластиковой стенке, прямо рядом с разбитым зеркалом, два слова – «fuck you». Потом сложил ножик, вышел из лифта и удовлетворенный отправился домой, спать.

Наутро следующего дня, зайдя в лифт, он встретился взглядом с этой надписью и, подавив легким усилием воли какое-то непонятное волнение внутри, улыбнулся, пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Вдруг в голове у него явственно прозвучало: «Fuck you». Еще ничего не понимая, юнец оглядел кабинку и услышал еще раз: «Fuck you». По надписи, накарябанной вчера, как будто пробежала темная волна и все стихло.

День прошел в заботах, утреннее происшествие начало уж было забываться, но подходя вечером к подъезду наш герой вдруг испуганно остановился, вспомнив все, что случилось утром. Ноги отказывались идти. С трудом переборов оцепенение, юнец подошел к лифту, нажал кнопку вызова и стал испуганно ждать. Сверху вниз проехала светлая полоса, кабина остановилась и открылась дверь. «Fuck you» – взорвалось в голове у парня, но ему показалось, что этот крик вырвался из кабины лифта. Он отпрянул, чуть не упал, споткнувшись о ступеньку лестничного пролета, развернулся и устремился вверх – подальше от злосчастной кабины. Перепрыгивая через три ступеньки, он несся на седьмой этаж – к спасительным дверям квартиры. «Fuck you, fuck you, fuck you» – все громче и громче звучал в голове чей-то незнакомый голос. Дрожащими руками еле попав ключом в замочную скважину, юнец прошмыгнул в квартиру, захлопнув дверь так, что задрожали окна в подъезде, и в изнеможении сполз на пол в прихожей, обхватив голову руками…

Наутро план действий был готов. Герой ожидал прихода лифта, держа в вытянутой руке тот самый перочинный ножик с открытым лезвием. Как только двери лифта открылись, он подскочил к стенке с надписью и стал ее остервенело полосовать. «Fuck…» – только и успело прозвучать в голове, потом раздался жалобный стон и все стихло. Парень облегченно вздохнул, дождался первого этажа и вышел из лифта. «…you» – ударило ему в спину, да так, что он отлетел, больно ударившись о входную дверь подъезда…

Борьба за нормальное существование продолжалась несколько дней. Страшно уже не было, к постоянным ударам в голове и всплывающей надписи выработалась привычка. Борьба заключалась в том, что герой пытался закрасить надпись, заклеить ее картинками позитивного содержания, вешал на это место всякие безделушки. Ничего не помогало – каждое утро и каждый вечер он опускался и поднимался в лифте под знакомый аккомпанемент.

На десятый день мучений пришло решение. Утром, выйдя из квартиры, парень приготовился реализовать план. Лифт остановился на этаже. Наш герой вдохнул поглубже и, как только двери начали открываться, со всей мочи крикнул в разверзшееся пространство: «Fuck you». Ответа не последовало. Зайдя в кабину, он посмотрел на надпись и радость охватила его – та потускнела, края перестали быть четкими и вообще у нее вид был какой-то жалкий. Всю поездку до первого этажа он повторял заклинание, глядя прямо на собственное творение, то приближаясь к надписи, то отодвигаясь, словно исполнял ритуальный танец. Когда лифт остановился, надпись исчезла окончательно. «Сработало!» – облегченно подумал он, выходя из лифта, и со спокойной душой вышел из подъезда…

***

Дорога лежала через такую прекрасную долину, что порой казалось будто ожили самые лучшие иллюстрации к какой-нибудь замечательной сказке. Деревья, луга, виноградники, падающие в ущелья потоки воды – и над всем этим царило щебетание и трели каких-то невиданных птиц. В начале пути оракул сказал, что идти все равно в каком направлении, поскольку в любом случае придешь к краю земли, и чем ближе ты будешь к нему, тем прекрасней будут становиться пейзажи. Получается, что я уже близко.

И действительно, через несколько сот метров я оказался на краю бездны, сделал несколько осторожных шагов ей навстречу, лег на живот и высунул голову за край диска. Увиденное потрясло – мириады звезд простирались вокруг, сверкая в густой темноте, луна предстала перед глазами огромным золотым диском, занимающим половину горизонта, а внизу, сколько хватало обзора, простирались серые пространства. Вероятно, это были спины тех самых слонов, о которых рассказывал оракул. Еще чуть выдвинувшись, я увидел кончик хвоста кита совершенно невероятных размеров, на котором стояли слоны, удерживая земной диск. Ну, подумалось, после всего увиденного и умирать не страшно.

***

Огромное темное грозовое облако затянуло все небо, до самого горизонта. Вот-вот сверкнет молния, ударит запоздало гром и на землю обрушатся потоки воды. Все живое попряталось в страхе перед надвигающейся стихией, кто куда мог, и только один безумец стоял на вершине холма, неистово грозя небесам кулаком. Его волосы и бороду трепал нешуточно поднявшийся ветер, полы кафтана трепетали, разлетаясь в стороны, но казалось, что это только раззадоривает человека – судя по широко разинутому рту было понятно, что он не только не собирается прятаться в страхе перед стихией, а напротив, готов вступить в схватку с нею.

За безумцем на вершине холма наблюдали, прильнув к окнам, жители домов на околице деревни. По такому случаю, выпадавшему не так часто, избы были полны народу – понаблюдать за редким зрелищем пожаловали все соседи. С первым ударом грома среди зрителей возникло короткое оживление, а затем гомон, из которого разобрать можно было только два слова «сейчас начнет», сменила глубочайшая тишина – все приникли к оконным стеклам, затаили дыхание, словно боясь спугнуть человека на холме. А тот уже пребывал в крайней степени возбуждения. «Гляди, гляди – вновь послышались голоса зрителей, – потянул свою бандуру!»

И вправду, в руках у безумного воителя откуда ни возьмись оказалась большая медная вся во вмятинах и как-то по-особенному закрученная огромная труба. Он взгромоздил ее себе на шею, прильнул губами к мундштуку, набрал полную грудь воздуха и что есть мочи задул. До собравшихся в избах иногда, между раскатами грома, с вершины холма доносился трубный глас, но вскоре потоки обрушившейся воды окончательно его заглушили. Это нисколько не смущало героя-одиночку, он упорно продолжал гудеть, и вся его фигура выражала неукротимую решимость победить в этой битве.

Но вот гроза прошла, грохот утих, шум воды, падавшей с небес тоже прекратился, и человек с трубой, только что победно глядевший вослед удаляющейся туче, вдруг как-то сразу сник, устало опустил плечи, и стал спускаться с вершины холма по направлению к домам.

В избах воцарилась необыкновенная тишина, зрители молча, почти не дыша, провожали взглядами своего странного земляка. Все знали, что теперь он проспит сутки напролет, а потом станет таким же обычным человеком, как все. И никто, ни один деревенский, будь он стар или млад, ни словом, ни намеком не обидит соседа, а наоборот, благодарные зрители всячески будут выказывать ему знаки уважения и с нетерпением ждать следующей грозы.

***

Я был фараоном, каменотесом, первосвященником, сапожником, казачьим атаманом, шерифом, королевой, проституткой, журналистом, частным детективом, художником, дервишем, плакальщицей, свахой, философом, первооткрывателем, музыкантом, вождем – всего не перечислить.

И всегда, даже когда властвовал над народами, предпочитал оставаться в тени, отдавая номинальное право управлять кому-то из ближних – тому, кто сгорал от желания быть во главе стада, для кого именно эта роль определяла смысл существования. Иногда встречались и такие, кто занимал место заслуженно, но это скорее исключение, чем правило.

Навязывание своей воли другим всегда вызывало внутреннее отторжение – мощное, необоримое. Сторонним наблюдателям мое поведение казалось трусостью, но они просто не были подготовлены. Те же, кто понимал самую суть происходящего, были молчаливы и не видны. Лишь изредка в глазах случайного встречного мелькала тень Знания, и тут же исчезала за оболочкой земного, обыденного. И не было разговоров, обсуждений, только краткий миг подтверждения истины – ты не один. Истина ведь тоже требует периодического подтверждения своего наличия в этом мире, иначе откуда бы взялись религии с этим сонмом толкователей непостижимого.

Созерцание дает то, чего не может дать никакое другое занятие в этом мире. Да, собственно, ни для чего другого человек и не устроен. Много раз разными способами и в разные времена пытался я донести эту простую мысль до человека, но был осмеян и гоним. А ведь был я и министром, и старцем, и президентом, и золоторотцем, и главарем шайки, и преподавателем…

***

В этом лесу всегда было тихо и пустынно, тут не было ничего, кроме деревьев и прочей растительности. Согласно преданиям, существующим до сей поры и передаваемым местными жителями из поколения в поколение, в незапамятные времена в этот лес любили приходить боги. Они спускались сюда с заоблачных высот, наслаждались необычными запахами и любили поговорить, расположившись в густой траве под сенью деревьев.

Когда лес населила всякая живность, а следом появился человек, боги собирались было покинуть эти места, но не смогли отказаться от привычных удовольствий и нашли выход – сначала придумали день и ночь, а потом страх темноты и сон. Таким образом, день они оставили человеку, а ночь себе, ведь с животными они говорили на одном языке, в отличие от людей, которые его забыли и уже никак не реагировали на знаки, богами посылаемые.

Стараясь все-таки вразумить человека и напомнить ему об истинном предназначении, боги научили людей играть и петь. Им показалось, что так человек быстрее вспомнит свой родной язык. Но люди, получив умение извлекать звуки, еще дальше отдалились от истоков – быстро придумали свой язык, и очень скоро так изменили божественную музыку, что даже посланникам небес стало страшно от той какофонии, что наполнила все пространство вокруг.

Боги не оставили попыток, и придумали талант, которым наделяли некоторых из людей, чтобы остальные, глядя на избранных, и сами становились лучше. Но люди опять не вняли голосу свыше, только смеялись над порывами души не таких, как они, и продолжали свой путь в темноту.

Так и продолжается по сей день. Боги дают людям умения и мастерство, а те изобретают бомбы; боги являют миру гениев, а люди их сначала убивают своим отношением, а после смерти превозносят до небес, не забывая и о своей выгоде; боги устами праведников призывают человека жить в мире с соседом, а тот, искупавшись очередной раз в реках крови своих соплеменников, снова лезет в драку…

Вот уже и лес поредел, затих в безмолвном ужасе, наблюдая за всеми бесчинствами, которые творит человечество. Все реже и реже доносятся до самой глубокой лесной чащи звуки чарующей музыки, некогда звучавшей тут круглый год. И тишина означает только одно – ночь наступила, а боги так и не пришли. В который уже раз.

***

Я шел по проспекту Навои. Долго шел – от Алайского, мимо кафе «Лола» и моей первой школы, до Урды и Панорамного. Сразу за Центральным телеграфом повернул направо, вышел на Маросейку в районе Лучниковского, прошел пару сотен метров, свернул в Армянский переулок, перешел Понте Веккьо и оказался на площади Сахарова. Тут я остановился, огляделся и подумал – а пойду-ка я до Киевяна, к тете, в Черемушки. Дошел, выпил знаменитого тетушкиного кофе, послушал рассказы о моих любимых дедушке и бабушке – ее папе и маме (как же я люблю эти рассказы, в которых оживает мое детство, полное чудачеств родных, застолий с веселыми историями, объятий, ласк и даже неизбежных семейных ссор, передающихся из поколения в поколение со смехом и выдуманными подробностями), расцеловал ее и пошел дальше…

Моя праворукая японка-десятилетка послушно исполняла привычные маневры, объезжая до боли знакомые московские колдобины, колодцы, выпирающие чуть не на полметра над уровнем дороги, и придурков за рулем, иногда набирая «невероятную» скорость в 5 км/час, а я продолжал путешествовать, выстраивая замысловатые маршруты и иногда прислушиваясь к радиоведущим.

…Прибавил шагу – после фантастического буйства природы Дилижана, тоннель казался мрачным местом. Навалилась усталость, и когда деревенский парень Валера привез меня и еще четверых попутчиков к северному берегу Телецкого озера, кедровый сруб оказался лучшим лекарством. Проспав почти сутки, я вышел прогуляться по Халактырскому пляжу, вдыхая полной грудью воздух Тихого океана и с некоторой опаской поглядывая на следы вдоль всей линии прибоя – похоже, медведица с медвежатами ночами добирают остатки путины.

Вот, люблю Алма-Ата, и все тут. А ведь я там был-то всего раз, но как-то запал он в душу. Главное – в городе все логично и просто, квадратно-гнездовое устройство, как в Штатах. Знаешь перекресток – иди, не промахнешься. Поднялся на Медео, любуюсь на горные красоты…

Пора домой! Спустился от Чарвакского водохранилища вниз по горному серпантину, любуясь полноводным Чирчиком и маячащими вдалеке снежными шапками Сиса и Масиса. А вот и Кибрай. Вошел в родной город, и через часик добрался до Боткинского. Господи, как давно я не был у своих!..

***

Только дети знали дорожку к этому домику. Покрытый железной крышей, выкрашенной в темно-коричневый цвет, стоял тот домик под сенью нескольких мозолистых вековых деревьев, в самом центре огромной пустынной территории, заросшей высокой травой. Пробирались к нему дети как правило ночью. Дожидались сопения и храпа из родительской комнаты, тихо-тихо на цыпочках, зажав в одной руке сандалии, а в другой подарок, пробирались они к окну, встречались у пролома в заборе и шли к белеющему вдалеке домику. Там уже был накрыт стол, самовар пыхтел, чашки с блюдцами расставлены на столе, а во главе него сидел хозяин домика и улыбкой встречал входящих. Дети по одному подходили к нему, отдавали подарки и рассаживались за столом. Кто-то принес рисунок, кто-то поделку, девочки часто приносили одежду для кукол, а мальчики – пистолеты, иногда с отломанным дулом, и собственноручно изготовленные рогатки.

Был хозяин дома маленького роста, почти как ребенок, кудрявым и очень потешным на вид. Но так могло показаться только взрослым, если бы они могли его когда-нибудь увидеть, а вот дети смотрели на него завороженно, ловя каждое слово. После чаепития начиналось то, ради чего все сюда и приходили по ночам – хозяин домика рассказывал им истории. Сначала гас свет и по всей комнате начинали летать огромные разноцветные круги, пересекаясь и расходясь, а голос рассказчика звучал так, как будто включили пластинку. Дети задирали головы, разглядывая цветастый потолок, громко радовались, а когда начинался рассказ, затихали и боялись пропустить хоть слово из рассказа. И какие же хитрые истории каждый раз выдумывал хозяин домика – попроси мальчика или девочку пересказать, это были бы совершенно разные истории.

Наутро, по дороге в детский сад, мальчики рассказывали родителям, как этой ночью их застал шторм в открытом море, как смертельно раненый капитан приказал взять на себя командование кораблем, и как была спасена команда. Девочки рассказывали про прекрасный замок, где живет принцесса, к которой прошлой ночью надо было обязательно придти и поиграть с ней в куклы, про ее брата, принца, мальчишку с отвратительным характером, от которого надо все время защищать принцессу… А родители только и приговаривали: «Застегни куртку!», или «Завяжи шнурок!», или «Надень шапку сейчас же», или «Не прыгай!»

***

Ураган прошел волной, посеяв хаос во дворе. От него остались сломанные ветки деревьев, сорванные рекламные щиты, полегшие цветочные клумбы. За ураганом, когда уже казалось все успокоилось, двор накрыл короткий и мощный ливень, довершив картину разрушения и добавив ко всему сотворенному ветром еще и огромные лужи, похожие скорее на небольшие озерца. В пару минут после всего этого буйства стихии соседи положили конец истерикам своих машин, и стал слышен шум воды, устремившейся в канавы, и уносившей с собой листья, обрывки бумаги, потерянные кем-то игрушки и пустые банки.

Наконец установилась тишина. Воздух звенел непривычной чистотой, деревья потихоньку расправляли кроны и из подъездов на улицу вновь потянулись жители. За всем этим наблюдала маленькая девочка, прислонившись лбом к окну полуподвального помещения, откуда ей были видны только ноги прохожих, да поникшие стебли цветов. Снаружи, под козырьком оконца, притулилась кошка, пождав под себя лапы и внимательно наблюдая за перепрыгивающими через лужи людьми.

Выглянуло солнце, а за ним из подъезда на улицу выкатилась гурьба соседских мальчишек. «Ну, мне пора» – с грустью сказала кошка. Девочка кивнула в ответ: «Завтра увидимся».

***

Так толком и не понял в начале пути, как тут оказался – то ли сам вызвался, то ли меня выбрали. Кто-то говорит, что и задаваться этим вопросом не стоит, все, мол, предрешено, твое дело исполнять. А там минуешь промежуточный финиш, тебе все и станет ясно. Хороший совет, сразу же путаница из головы пропадает, становится как-то легче шагать. Ну и пошагал.

Вначале дорога шла все больше по лужайкам, наполненным солнечным светом и пением птиц, по красивым местам с благоухающими клумбами цветов и прекрасными плодовыми садами. Иногда случались остановки в милых уютных домиках, где всегда пахло одинаково – парным молоком, свежей выпечкой и цветочным мылом. Так продолжалось долго, но как-то не вдруг, незаметно, к этим привычным запахам начали примешиваться незнакомые —духов, пота, табачного дыма и алкоголя. В самом начале пути об этом предупреждали, говорили, что придет такое время и длиться будет оно долго, сначала доставляя массу радостных мгновений, но постепенно все больше и больше надоедая, утомляя и наполняя жизнь острым ощущением пустоты. Так и случилось. А потом наступил следующий этап, о котором говорили особо, и особо же предостерегали от панических реакций, страхов и уныния. И вот он начался.

Прежде особенного внимания ты сам от себя не удостаивался, все больше по сторонам поглядывал, пытаясь произвести впечатление и оценивая, удалось ли. А тут вдруг начался участок пути, сплошь увешанный зеркалами. Идешь, смотришь вокруг, а там никого, кроме тебя. Вот ты в полный рост, вот лицо крупно, а потом – бац, какая-то мерзкая рожа, вся красная, с пеной у рта, глаза на выкате, рот нараспашку… Господи, страх-то какой, кто же это? Присмотрелся, а это ведь ты, собственной персоной. И тут же, как по волшебству, вспомнил – когда это и где было. А потом и другие изображения, и снова все вспомнилось как наяву. Самое примечательное и печальное, что ничего хорошего не отражалось в тех зеркалах, словно его и не было, а только мерзость всякая, боль и стыд перли из самых глубин отполированных поверхностей, чем дальше, тем больше. И все так узнаваемо, так четко и натурально, словно кто-то с камерой ходил за тобой и снимал всю твою жизнь, минуту за минутой. И вот теперь смотри, наслаждайся. И не отвертишься, глаз не закроешь, тут же лбом в стекло – хрясь…

Казалось, что это никогда не прекратится, настолько все было долго и мучительно, но каждый, кто пережил этот этап пути, знает, что всему приходит конец. Но вот что самое интересное – никто в начале ни словом не обмолвился, что же будет потом. И вот стоишь ты, оглядываешься – зеркал больше нет, вокруг вновь тишина и спокойствие, дорога уходит вдаль за горизонт, а ты знать не знаешь, идти по ней или уже нет, ведь совета-то никто не дал. И напал страх. Стоишь, трясешься, а тут как назло еще и тучи набежали, молнии сверкают, гром грохочет и – дождь как из ведра. Промок до нитки, замерз, и чтобы согреться решил пробежаться немного по дороге, вперед. Только сорвался с места, тут же выглянуло солнце, небо прояснилось и снова стало как-то все легко и просто.