Читать книгу Лед, шоколад и горький кофе. Цветы выжженных троп - Mel RedWolf - Страница 4

Холодный глухой стук трости оглашал каждый шаг варга вперёд. Девушка шла следом, тихо, нерешительно, как ступают дети. Карлин и раньше так осторожно пробиралась в комнату матери, вечно израненной, редко бывавшей в поместье. Каким-то образом ей всегда хватало сил выползти в полу убитом состоянии на улицу, пропасть днем где-то, а потом вернуться домой. Когда же Лане не хватало на это сил, в этих голубых глазах пробуждалась неподдельная мука. Куда же ходила она тогда? Зачем?

Карлин не знала тогда и не знала сейчас. Девочкой варг помнила, как цеплялась за рубаху матери, пропахшую чем-то резко-терпким и кожей. Этот запах запомнился девочке с тех пор, как появились уроки фехтования. На них всегда приходилось одевать кожаное одеяние и перчатки, от которых ещё долго ладони пахли густым чужим запахом. Теперь же уроки всегда ассоциировались с матерью, казалось, сближали с ней. А теперь Лана была здесь. Её мрачная, уверенная фигура дышала силой, искаженной болью, грызущей саму себя.

Как только обе девушки покинули комнату, казалось, вся ярость ушла и осталась бездонная боль, что терзала мать и терзала через неё родную дочь. Карлин почти физически чувствовала, как сильно её душит это ощущение, неумолимое и беспощадное. Карлин чувствовала всем нутром, как сильно хочется избавиться от этого нового чувства.

Но вот он кабинет. Светлый, выполненный почти так же, как кабинет в Цитадели. Здесь было много книг, пахло древесиной, лаком и чернилами, а ещё табаком. Девушка тут же подернула бровью, поняв причину изменения звучания голоса матери. Теперь она у неё стала курильщицей.

Трость была отставлена в сторону, а Лана разместилась за столом. Руки варг сложила перед собой, скрепив пальцы, рассматривая их с мгновение, пока все же взгляд не оказался поднят на дочь, что стояла и переминалась с ноги на ногу.

– Садись. Разговор будет долгим, – почти приказала варг, кивнув на стул, что стоял уже перед столом. Видно, даже к этому подготовились. Карлин устроилась на указанном месте, но, казалось, будто сидела на спине шипастого ящера, а не на мягком, обшитом шелком стуле.

– О чем ты хотела поговорить, мама? – поинтересовалась Карлин, чувствуя себя так, словно провинилась. Так смотрела на неё Лана только тогда, когда девушка совсем сильно проштрафилась на службе, когда не просто провалилась, а сделала это в сухую и по вопиющей глупости.

– Тебе исполнилось восемнадцать, дорогая, теперь ты уже не ребёнок по законам трех государств, коим ты принадлежишь. А ещё это значит, что настал день, когда ты можешь узнать правду, – прозвучал хриплый голос матери. Карлин напряженно сглотнула и кивнула. Девушка не могла знать, что же скажет мать, но по виду Ланы предположила, что что-то страшное. Глава Службы наблюдала за дочерью, выжидая вопрос, но он не спешил оказаться заданным. Варг прикрыла глаза, начав рассказ.

– Дело в том, что мы с Ирен заключили контракт, по праву которого она воспитывала тебя, а я не имела права сказать тебе раньше о том, кто же твоя родная вторая мать. Я бы желала больше всего, чтобы именно она тебя воспитывала, но так распорядилась судьба. Карлин, ты дитя Ланы Драйфорд и правительницы островного королевства Карлии, её зовут Мари Ларенгерд. Ирен не твоя родная мать, однако, безусловно, моя законная супруга.

Лана смолкла. Глухой голос затих, а рука легла на глаза женщины, скрыв их, но даже если их укрывала от взора мать, Карлин знала точно, знала без слов, что мать плачет. Столько боли, столько разрывающих нутро мучений было внутри, что девушка и сама с трудом осознала то, что из глаз шли слезы.

– Карлин, твоя родная мать уже стара. Она сильный маг, очень сильный, но не вечный. И раз ты узнала об этом, я попрошу тебя принять как есть этот факт. Ты наследница того королевства, коим правит твоя мать столько лет одна. Она не вышла замуж. Ты её единственное дитя, которое она всегда желала увидеть и узнать. И ты её встречала. На прогулках.

Дрожащий низкий голос варга был похож на рык. Лана смахнула слёзы, стараясь пересилить себя, собирая остатки сил в кулак. Голубые глаза сияли яростным мятежным пламенем, которым горело и в сердце Драйфорд.

– Ты должна знать еще вот что. Она скоро умрет. Ей было уже достаточно плохо, когда мы виделись. Но сейчас её состояние нестабильно. Прошу тебя, отправимся на остров. Узнай свою мать, пока есть возможность. Пока есть шанс. Позволь ей обнять тебя, как твоей матери, а не моей подруге. И… Стань её наследницей. Это единственное, что я попрошу у тебя. Тебе незачем быть моей наследницей на службе. Незачем рисковать своей жизнью до конца дней.

Ты можешь жить вечно на том острове. Можешь быть с нами столько, сколько тебе угодно, но как дитя тех краев. И если ты думаешь, что можешь быть наследницей рода Цепеш, то, к сожалению, могу сказать, что это заверили многие. Ты принадлежишь только роду Драйфорд и Ларенгерд. Это заверила предыдущая глава службы Элен и предыдущий глава старейшин Скьелд.

Ирен сидела за столом как на иголках. Её взгляд перебегал от одного края комнаты к другом и снова устремлялся к дверному проему, в тени которого скрылась супруга и дорогая дочь. Будет ли всё хорошо? Руки вампирши в порыве беспокойства сжали салфетку, а глаза опустились вниз к пальцам. В это мгновение перед лицом Цепеш развернулся контракт супругов, подписанный кровью.

Он выполнил свое предназначение и вскоре пропал, стоило стать ему недействительным. Один прерывистый вздох и отражение страха во взгляде. Ирен посерела. Она вскочила из-за стола, совсем позабыв о манерах, да и было ли ей дело до них?

– Прости, Алиссия! – сбивчиво протараторила аловолосая и побежала за так резко изменившимся запахом ребёнка. В букете разнотравий, так тонко сплетенных с ароматом роз, прошелся запах морозный. Запах лаванды и мяты вмешался и заморозил всё прочее. В груди всё сжималось. Вампиршу бросало то в холод, то в жар. Что о ней подумает Карлин? Что же скажет ребёнок, которого она так любила?

Путь до кабинета супруги был самым длинным и сложным в жизни Цепеш. Она кое-как поднималась по лестнице, ноги отказывались вести хозяйку к цели. Картины, казалось, с насмешкой глядели на правительницу чистокровных. Но Ирен всё же удалось перебороть оцепенение, и она ворвалась в кабинет, тут же найдя дочь, к которой добралась на ватных ногах. По щекам аловолосой хлынули реки слёз. Пышные губы вздрагивали, как в горячке, но и слова вымолвить не могли. Она не знала, как начать.

Известия от родной матери заставили слёзы течь сильнее. Всё это была горькая правда, мучительная правда была тем, что осознание пришло мгновенно. Кто она? Кто она, Ирен? Та, кого звала Карлин мамой, к кому жалась ночью и часто прибегала в постель, чьи глаза искала, ожидая поддержку.

Но сейчас, сейчас приходило понимание, что их нисколько не связывает родство. Можно было сказать, что даже Лана роднее Ирен, чем Карлин. Далекие призрачные узы или же нет? Стать наследницей королевства? Серьёзно? О чем говорит та, что выносила её? О чем говорит та женщина, чье лицо так похоже на её собственное, чьё сердце бьется в такт, чьи глаза смотрят с болью и пониманием? Почему? Почему всё так?

Карлин хотела сжаться в клубок и спрятаться от проблем, однако взгляд матери не позволял этого сделать. Верно, кем ты будешь перед ней? Жалким подобием наследницы? Карлин приоткрыла губы, но тут же сомкнула, опустив голову вниз. Слова застряли в горле, так и не покинув его.

С Цепеш сошла вся спесь. Мертвенно-бледным полотном она предстала перед судом ребёнка, которому дарила свою любовь целых восемнадцать лет, привязавшись настолько, что видела в этой уже взрослой девушке своего собственного ребёнка. Не думала вампирша за все эти годы, что испытает такую боль, когда перед её принцессой откроется правда.

Не так больно ей было, когда вся семья рассталась с жизнью, оставив её одну. Не так сильно ей хотелось умереть, когда она узнала о возлюбленной супруги. А теперь? Теперь её могло возненавидеть дитя, которое было так дорого вампирскому сердцу

– Прости-прости, милая, прости меня… – беззвучно зашептали уста, что ранее напевали колыбельную ребёнку, который не мог уснуть по ночам. – Прости, моё дитя, моя милая любимая Карлин. Я… Я не хотела, чтобы все было так. Но таков был договор.

Голос женщины звучал сипло, но слезам воли больше не давали. Они застревали в горле. Трость нещадно сжимали в руке. Девушка помотала головой, пытаясь избавиться от потока слез, который усиливался все больше. Неужто это правда? Неужто поэтому каждая их встреча была сопряжена с такими страданиями и яростью? Ответ Карлин знала, знала, чувствовала, но не желала сказать самой себе, что это так. Но вот она третья, третья названная мать.

От её появления Карлин вздрогнула всем своим существом, сжавшись сильнее прежнего. Теперь девушка напоминала защищающегося от ударов бедняка, затравленного и беспомощного. Девушка не желала шевелиться, подтянув на стул ноги и припав к коленям. Карлин действительно защищалась от этого мира, от резко изменившегося вокруг доброго дома, закрывая себя перекрещенными руками. Лана хладнокровно проследила за дочерью, достав из ящичка трубку, поспешно набила её пахучей курительной смесью.

– Карлин, она растила тебя. Ответь ей, дочь моя, – вновь отрезал голос приказ, заставив девушку вздрогнуть. Суровый, металлический, в нем не читалось дрожи, не было ни намека на слёзы. Её облик наверняка был исполнен гордой силы и уверенности. Карлин чувствовала взгляд на себе – прожигающий, как и прежде. Как она всё это терпела? Как она могла быть такой холодной сейчас?

– Где моя мать? – сипло прошептала девушка, почти неслышно. Вопросов иных просто не было. Зачем скрывали? Оно было понятно и так. Потому что Ирен боялась неприятия. Боялась быть отвергнутой, но могла ли быть принятой? Мысли приобрели ясность, заторможенность в бездонном океане боли. Карлин отдаленно услышала собственный голос, который выл от слёз и боли. А ещё ощутила странный запах трав, что исходил от трубки матери. Верно, Лана была рядом, она смотрела, она страдала от слёз дочери, но позволяла ей справиться с болью самой, стать сильнее, справиться с самой собой.

Ирен. Ею пренебрегли. Не обратили на неё внимание. От подобного сердце закровоточило ещё сильнее. Ком подступил к горлу, пытаясь вырваться криком, воплем неведомого существа. Отчаяние, боль, безысходность, холод, одиночество, тоска – всё самое страшное, хранимое долгие годы под замком, охватило вампиршу, окутало своими цепями и сжимало без остановки. Перед её глазами сидело дитя, её дитя. Та, которую она растила с любовью, даже к Лане не проявленной в таком объеме. И она, её драгоценная малышка, рыдала навзрыд, словно вырвали сердце с куском плоти. Словно сжигали на столь страшном солнце. Словно убили душу, а тело оставили страдать.

– Карлин, я-я хочу, чтобы ты сейчас не решала сгоряча, но я не настаиваю. Я-я помню тот день, когда ты впервые появилась у меня дома, тогда я думала… Думала, что не смогу принять чужого ребёнка, но потом… Потом я полюбила тебя. Полюбила так же, как собственное дитя, как если бы ты была моей кровью и плотью. Я помню тот день, когда ты сказала первое слово. Ты сказала «мама». Ты назвала меня мамой! Я помню твои первые шаги. Такие неуверенные, но после сильные. Помню, как ты ночью прибегала ко мне, и мы спали вместе. Помню, как прижимала маленькое создание к своей груди, беспомощное и доверчивое. Я не хотела, не хотела, чтобы так всё произошло. Не хотела. Я совершила ошибку, когда попросила тебя взамен на то, что буду молчать об измене. Но никогда… Никогда не запрещала видеться с твоей настоящей матерью. Пожалуйста, прости меня, прости…

Лана молчала довольно долго. Затяжка уже имела особый вид воздействия, что понемногу успокаивал, тем более смесь тоже состояла из успокаивающих трав. Однако даже это не могло полностью успокоить душу варга. Женщина вновь выдохнула дым, а потом резко приблизилась к окну, куда выбила курительную трубку. Швырнув ее на стол, Лана краем глаза заметила, как дочь вздрогнула и сильнее зарыдала.

– Она мягче меня. И ей сложно принять это за один раз, – прошипела зверюга, оскалив агрессивно клыки, исказившись в гримасе то ли боевого оскала, то ли муки. В следующий миг Карлин ощутила прикосновение и от него взвыла совсем не родным голосом, вжимаясь хрупко в колени. Всё это казалось страшным, ужасным сном. Но руки, что коснулись девушки, приблизили её к своему телу. Терпкий запах. Запах матери, родной матери, к которой Карлин желала прижаться, чьего внимания всегда жаждала ребенком.

Сейчас эти нежные, но сильные руки удерживали её над полом, как пушинку, и уносили прочь, в комнату, где опустили на кровать, как маленького беспомощного ребенка. Каждый шаг отдавался ощущением боли, которую девушка не хотела причинять. И даже оказавшись на постели, Карлин цеплялась руками за рубашку матери, как в детстве, заливаясь горючими слезами первого ужасного горя в своей жизни, первого ужаса, что не желала принять. А ласковые руки бережно гладили её по голове и придерживали за неуверенные дрожащие плечи.

Ирен осталась стоять на коленях, даже после того, как Лана унесла Карлин на руках. Что же делать? Может, уехать? Да, эта мысль первая пришла в голову вампирши, но её быстро отмели в сторону, как ненужный мусор, хлам. Убегать от проблем было уделом Ланы. Это она всегда сбегала от своей жены, стоило им только поссориться. Последний такой раз закончился бегством в Анклав, но, может, в этом и плюсы есть? Лана нашла родителей.

Нет, не в этом случае, да и не пристало Правящей всеми вампирами сбегать. Карлин ведь ничего не ответила, она не прогнала. Луч надежды вспыхнул и засветился, согрев промерзшее сердце.

Ей просто нужно было время. И Цепеш могла подождать. Она ждала Лану так долго, сможет подождать и дочь. Ирония судьбы. Но у матери и дочери не было никакой пунктуальности. А Ирен… А Ирен будет покорно ожидать их. Словно тот пес, который умер, так и не дождавшись хозяина. Умер? Решение. Клыкастая сама усмехнулась подобной мысли. Может, ей и впрямь умереть? В ней с самого рождения видели что-то ужасное. Всегда обвиняли в чем-то, но ребёнок просто хотел того же тепла и ласки. А потом она «разрушила» жизнь варга тем, что полюбила её.

Всем своим холодным сердцем полюбила, но то, что супруга любила другую, совсем не укладывалось голове. Ею вновь пренебрегли и отдали предпочтение кому-то другому. Двенадцать лет одиночества, и жизнь изменилась. С ног на голову встала. В прямом смысле. Ребёнок внёс счастье в серую жизнь ярким пятном, в котором была лишь кровь, что проливалась по приказу королевы. Но теперь она и самому дорогому существу причинила боль и не могла себя за это простить. Ирен стерла слёзы с щек. Сколько же времени заняли раздумья? Пора бы и отправиться в комнату.

Слёзы, сколько же их было? Карлин не могла сказать. Лишь могла точно сказать, что слышала тихий хриплый голос, который баюкал её странной знакомой песней.

Усыпить дочь было крайне сложно, казалось, слёзы никогда не прекратятся. Девушку утешали уже по-детски, прижимая к себе, гладя по голове, и последним словом оказалась колыбельная, которую давно пела дочери Лана, когда после родов просто не могла найти ни моральных, ни физических сил уйти. И это помогло.

Мать баюкала своё взрослое дитя, как маленькое, пока дочь не перестала плакать, пока слёзы не стихли и ручки не расслабились. Девушку, чьи зеленые глазки скрыли веки, а горести обелили излишне кожу, укрыла мать теплым одеялом, укутала и поцеловала в лоб, осторожно покинув комнату. Выдохнув воздух тяжко, почти болезненно, Лана отправилась в кабинет.

Каково же было удивление там застать Ирен. Почти что лбами столкнувшись с супругой, варг отскочила в сторону, вписавшись в журнальный столик и совсем не изящно свалившись на пол. Сжатый стон боли, переворот. Теперь точно придется пользоваться тростью. Варг поднялась на локти, продвинувшись до трости и, достав её, попыталась опереться обеими руками на спасительный инструмент.

– Она спит. Все уже нормально, – прохрипела варг, постепенно второй рукой приняв опору о стол, а там и выпрямилась, едва удерживаясь от желания потереть ушибленные места.

Ирен бы тоже испуганно отскочила, если бы не была так погружена в мысли. А заметила Лану она лишь после грохота.

Цепеш, возможно, была не в себе. Она подошла ближе, а её рука притянула Лану за затылок. Крепкий поцелуй скрепил супругов на целую минуту, в течение которой Ирен удалось забыться.

Будь что будет. Убьёт. Да, скорее всего, убьёт. Но сейчас это не имело никакого значения для вампирши. И это варг прекрасно могла ощутить сама в этом поцелуе – страстном, требовательном и пылком, с солоноватым привкусом от недавних слез.

Ирен отстранилась от губ Ланы, но не спешила отходить, снова чувствуя её запах, так контрастирующий с её характером. В поцелуй вмешались и нотки от трав, которые недавно нервно выкуривала варг. А вампирше бояться было нечего. Ей больше нечего было терять. Но и контракта больше не было, а единственный способ умереть – это от рук самой супруги. Ирен внимательно осматривала черты лица Ланы, такие знакомые, но чужие. А этот шрам? Он совсем не нравился Ирен, он делал варга ещё грубее, искажая любимое лицо.

Положение, увы, оказалось против зверюги, что опешила ненадолго и, нервно подергивая бровями, попробовала отступить назад, но куда? Упереться в стол было неудачной идеей. Пришлось ощутимее нащупывать трость, терпя манипуляции поцелуя. Лишь когда вампирша отстранилась, её встретила хлесткая пощечина с белоснежной руки варга. Лана поджала губы, отвернувшись, другой рукой напирая на трость. Плечо ударило в плечо вампиршу, и теперь зверюга шагнула к двери, встав спиной к жене.

– Из ума выжила? Она в шоке, конечно, от твоего поступка, но это не значит, что ты не сможешь с ней дальше общаться. Карлин мягкая девочка и чуткая, в отличие от меня. Так что некоторого ты добилась, воспитывая моего ребенка. Теперь она в каком-то роде и твоя дочь, – прошипела сбито варг. На удивление голос хрипел, как от взволнованности. Но какой? Приходилось только мечтать о разгадке.

Ирен не увернулась, получив удар по щеке, которая побледнела сначала, а после и покраснела, а вот след тяжелой ладони Ланы скоро стал вырисовываться. Вампирша улыбнулась и приложила руку к щеке, зажмурив глаза:

– А если так? От какого поступка? От того, что не хотела позволить слухам разлететься? Или же от того, что не хотела быть одна?

– Незнание губит, Ир-р-рен. Тебе ли не знать об этом?

Глава Службы вновь застучала тростью, двинувшись прочь в коридор.

– Отдохни в спальне. Слезы хороши, но в меру, – последнее, что глухо донеслось от уходящей. Шрам на лице варга жгло ещё сильнее обычного. Чертова вампирша, что ей в голову взбрело?

Цепеш нахмурилась и покинула кабинет, отправившись в комнату. Ирен и впрямь сейчас нужен был отдых. Слезами горю не поможешь. Решать это всё надо было по-другому. Но вот реакция Ланы на поцелуй. Что-то такое в этом было, и от глаз вампирши не ускользнуло. Ирен медленным шагом отправилась в комнату, которую так любезно ей выделили. Хорошо, хоть гроб не поставили, как сделали это по её первому прибытию. Гробы хорошо, конечно, но очень неудобно.

Цепеш там всегда воздуха не хватало, и словно давило со всех сторон. Может, клаустрофобией страдает и не знает до сих пор? Девушка она свободолюбивая, так что запирать себя как-то не особо давала. Её вещи были тут, а потому она достала шелковую пижаму и лениво натянула её, забравшись под одеяло.

Путь обратно у Ланы был пусть и недолгим, но затруднительным. Пришлось поискать лечебное зелье, и им выправлять состояние поврежденной конечности вместе с заклинанием. Уж Лана не рассчитывала всё время хромать на правую ногу. Хватало и шрама, что расчертил бровь и в свое время сделал почти слепой.

Если бы не жизненные силы, что бьют ключом в груди варга, то, скорее всего, глаз бы и не стал снова зрячим. Однако это было лучшим напоминанием о том, что у всего есть потолок, как и у самообладания Ланы. Могла ли тогда варг контролировать себя лучше и не сделать осечку? Была ли эта ситуация осечкой или же результатом тяжелого боя? Гадать было бессмысленно, но иногда мысли уносили в далекое прошлое.

Гадкий привкус зелья клокотал в горле и горчил во рту очень долго. Лана собрала за это время волю в кулак, а в руки все вещи, связанные с Мари, что позволила себе иметь. Лента от её платья, перчатки, которые пришли в негодность из-за выросших на кистях цветах, подарки, её изображения в молодости. Всё, что было, что до сих пор носило её частичку, её запах, магический след. Её прекрасные черные волосы, которые явственно изобразил художник на портрете. Пожалуй, только одно Лане не приходилось искать и убирать – часы с портретами двоих – дочери и её истинной матери, которые Глава Службы носила с собой везде.

Лана устроилась на отдых рядом с дочерью, вполне зная, как сильно захочется выть утром, но всё же она села около постели и прикрыла глаза, охраняя её крепкий неспокойный сон, иногда раскрывая глаза, когда девушка начинала всхлипывать.

Пробуждение утром оказалось несладким. Болело горло, в глаза будто песка насыпали, а голос звучал сипло. Ко всему этому болела голова и припомнить произошедшие события было бы тяжело, если бы не фигура матери на полу. Карлин аж подскочила, тут же коснувшись плеч матери. От дочери не укрылось то, как морщилась мать, поднимаясь, ещё сонная и не отдохнувшая, но достаточно целеустремленная, чтобы дать новое задание наследнице Драйфордов.

– Посмотри вещи на столе. Все они связаны с твоей матерью. Я распоряжусь о завтраке, увидимся там.

После сказанного Лана уже хотела уйти, но Карлин вцепилась в руку матери.

– Что мне делать со всем этим? – спросила сипло девушка. Голос звучал ещё хуже, чем думалось, и зелёные глаза уперлись взглядом в пол.

– Жить. А вещи посмотри, и что понравится, можешь взять. Здесь больше безделушек, но это то, что у меня есть о ней, помимо теплых счастливых воспоминаний и тебя самой.

Хватка руки разжалась, и Глава Службы пошла прочь, воспользовавшись тут же ситуацией.

Карлин взглянула вслед матери, более ничего не сказав. Оставила её одну с вещами другой, той, кого девушка знала совсем плохо. Да и могла ли знать? Лана говорила, что они вместе гуляли, но тогда была красивая женщина с пробившейся серебром сединой на висках и темными, как ночь, волосами. Неужели это её мать? Неужели это та, кого действительно так сильно любила её родная матушка и та, что любила самозабвенно её в ответ?

Со слов Ланы дочь поняла, что вторая мать действительно очень дорожила их отношениями, что её родительница не создала ни с кем иным уз и уж точно не имеет иных детей, значит, Карлин для неё – единственное дитя, которого ей так не хватает. Странным казалось то, что кто-то мог желать узнать её, хотя почти не видел.

И всё же девушка решилась коснуться вещей. Многие из них даже Карлин посчитала бы ненужными и просто мусором, но, приглядываясь к ним, девушка поняла, почему мать их сохранила. В них было нечто знакомое? Варг долго гадала, что же такого в них было, но осознание пришло тогда, когда девушка непроизвольно приблизила перчатку к лицу и ощутила запах. Вспышкой ожило воспоминание, в котором была цветущая молодостью красавица в изящном платье, расшитом сверкающими узорами. Она сопровождала хромающую мать под руку, с заботой. Улыбка, а после вновь печаль в голубых глазах и фигура, что следила за шаткими шагами, пока мать приближалась к маленькой девочке, следившей за ней из-за щели двери. Неужели это Мари? Мама…

Карлин зажмурилась, не удержав слёз и сжав перчатку, утерла кулаком слезы, взяв миниатюрный портрет, где стояла женщина рядом с Ланой, державшей маленький сверток на руках. Её волосы были черными, как самая темная ночь, и глаза алые, как кровь. Удивительное открытие. Оказывается, у её родной матери точно такие же глаза, как и у Ирен! Но эти обрамляют особенно пышные завитки ресниц. «Она красивая», – решила дочь, засмотревшись на изображение и даже не заметив, как пролетело время. Раздался стук в дверь, от которого девушка дернулась, а сердце оглушено забилось.

– Завтрак подан, юная госпожа. Вас все ждут, – прозвучал ласково голос эльфийки.

Девушка растерянно убрала портрет на стол, крикнув:

– Я сейчас.

И вот уже Карлин шла за низкой хрупкой эльфийкой вперёд, осторожно посматривая по сторонам. Казалось, это место поменялось. Что-то было в нем совершенно незнакомое, но что? Девушка с трудом находила объяснение и уже подумывала, что это она сама стала себе незнакома. За столом собралась вся семья. Юную Драйфорд встретил встревоженный, почти пытливый взгляд тетушки Алиссии, который с упреком переполз на Ирен, а потом с подозрением на Лану, что сдержанно взглянула на дочь, указав ей на место возле себя.

– Проходи, дорогая. Как тебе спалось? – полюбопытствовала тактично мать, искусно делая вид, что ничего ровным счетом не произошло.

– Благодарю, хорошо, – отозвалась Карлин, хотя голос ещё звучал очень сипло, и скрывать подобное красноречивое напоминание о слезах почти не удавалось.