Читать книгу Ветер перемен. Веря в жизнь. Часть 3 - Mel RedWolf - Страница 3

Непроглядный мрак застилал глаза, а ладони бесполезно прощупывали пространство. Где это? Что за место? Аэль часто моргала, но все равно не могла разобрать. Только движение вперёд в избранном направлении казалось верным. Это всего лишь очередной кошмар. Подумалось женщине, что блуждала в темноте.

Вечная пустота, глухая, безмолвная. Вечная тишина – вечное молчание или забвение? Почему Аэль оказалась здесь? Баргустка прокручивала в голове варианты, смутно припоминая последние события – тяжёлые кровопролитные бои окрасили кожу в багряный цвет. Множество ран в каждом, почти каждом сражении. Тысячи сестер уже погибли от стара до млада. Многие из них только прошли посвящение во взрослую жизнь и едва ее вкусили. Почему им всем следовало умирать? Почему воля богинь так …жестока?

Аэль смутно вспомнился облик в белом одеянии. Высокая, могущественная, но в её глазах читался гнев. Может ли быть все по вине царицы? Может ли быть так, что Аэль ошиблась?

Женщина вновь погружалась в себя, не замечая, как ноги делают шаги в избранном направлении. Только ветер, коснувшийся щеки, вывел женщину из долгих размышлений. Мрак уже стал другим – он не давил со всех сторон и напоминал собой туманную маску, что использовали ведьмы. Аэль попыталась присмотреться. Ветер вновь коснулся тела, подталкивая в спину идти.

Чтож, раз это твоя воля, я не смею противиться.

Подумала Аэль, устало возобновив шаг. Спустя сто шагов появился первый звук – то свистел ветер и шумел прибой. Странное сочетание, ветер с водой не враждовал. Свободная всегда была добра и снисходительна к Милосердной. У богинь не было причин ссориться, тогда почему же ветер бил по воде, будто пытался ее затоптать?

Аэль выступала вперёд, туда, где звук усиливался. Рокот волн напоминал рычащего дикого зверя, ветер свистел и извивался, будто кружился, желая повалить вековые деревья, но было что-то ещё – ветки стучали друг о друга, как клинки о щиты в ожидании схватки.

Шаг крепчал, обратившись в бег. Пелена подернулась и словно тонкий шлейф ткани, распахнулась. Аэль открылся перед глазами разлом. Смутно он напоминал тот, что раскрылся, став причиной смерти Фаврир. Алые реки крови сочились из него, окропляли сухую мертвую почву и текли рекой. Ветер буйствовал, он пытался закрыть разлом, но не мог. Воды речные пытались его закрыть, но не под силу им это было. Могло ли это значить, что богини были бессильны перед напастью?

Аэль шагнула вперёд, шаг оставил след на земле, приняв её. Только сейчас женщина обнаружила, что была без одежды. К рукам потянулись голые сучья сиротливого дерева – изуродованного, словно смерчем. Аэль подняла взгляд к небесам – черным, словно сама ночь. Молния ударила в разлом, но и тот, содрогнувшись, выстоял.

Царица нахмурилась и сделала ещё шаг. Взгляд обратился к реке крови, что бежала с разлома. Куда она течет? С этой мыслью разум устремился к её течению. Словно пушинка, Аэль оказалась подхвачена ветром. Он нес царицу над бесплодными полями к расщелине, в которой и копилась чаша крови. Три столпа у неё горели тусклым светом, старые письмена рассекали обглоданный камень у подножия трёх фигур.

На попытке прочесть буквы, женщину будто что-то вытолкнуло из сознания. Брови подернулись и разгладились, а потом напряжение в теле пробудилось, как разряд. С ним еще один локон обратился в пепел, а пушистые ресницы, давно уже обретшие белый свет, зашелестели, словно на ветру, сообщая о скором пробуждении.

Рефаль не сдвинулась с места, лишь однажды освободив руку для того, чтобы воспламенить чаши, освещающие шатер. Щит Великой скрылся и у нес с собой свет, оставив заботу обо всем остальном на Лукавую, что укрыла небо своим рукавом, на котором красовались мерцающие огоньки – звёзды. К Рефаль заходила Нарья, слегка оклемавшаяся и уже не такая мертвенно-бледная и покачивающаяся тростинкой на ветру.

В этот раз её приняли и узнали много нового о ведении дел, о шагах, которые предпринимала Аэль для того, чтобы удержать оборону, но вместе с тем узнала и о том, что в последнее время неважно она выглядела, да и поседевшие пряди волос говорили сами за себя. Многое из того, что узнала Рефаль, волновало царицу. Не столько боевые действия и тактика. В них сомневаться не приходилось, ведь Аэль воевала при Огненной и некоторые ее решения были продиктованы лучшим опытом прежней царицы Огня, а иные – ее собственным характером.

Другой вопрос был в том, что сражения шли тяжелые. Не каждый новичок и даже ветеран сможет грамотно распределять силы в подобных ситуациях, а Аэль зачастую шла на риск и себя кидала в самую гущу сражения, чем заработала уважение и признание даже у Нарьи, но вызывала опасения у родительницы Дорэль. Не гоже ведь ей, как избраннице любимой дочери Рефаль, искать погибели в схватке. Только и этот бой показывал, что скорее она сражается на грани, чем ищет способа сгинуть.

Больше в шатер не заглядывали по приказу дурфы, которая ни на минуту не позабыла о том, что у нее на руках драгоценная возлюбленная дочери. И эту дхаргу всё больше понимала мать, отметив и для себя диковинную красоту этой воительницы. Дорэль всегда тянулась к неизведанному и в этом желании была постоянна. Но на этом разглядывание спящей баргустки закончилось и густые брови вновь сошлись на переносице, предупреждая о приходе тяжелых дум.

Женщина вновь и вновь прокручивала в голове отчет Весы, надеясь все же на то, что она ошиблась и павших было меньше. Эта надежда всегда являлась перед дурфой, которая провела большую часть своей жизни в битвах, тонкой материей, отделяющей её от жестокой реальности. Скоро всех погибших будут провожать к Великими в чертоги, сдерживая в себе свои горькие слёзы.

– Я уж подумала, что ты сегодня не очнёшься, Порывистая. Я смотрю ты себя потрепать дала, совсем о детях забыла, окаянная?

Хмурый взгляд предыдущей царицы дурф нашел свою цель в виде голубых глаз очнувшейся. Гнев Рефаль был вызван увиденным состоянием бескрылой женщины дочери. Не могла царица во время войны позволить себе подобные слабости, к тому же, если это замечают те, кто идет за ней.

– Рассказывай, гут нерадивый, что тебя беспокоит?

Кажется, гнев сменился на милость и тяжелый взгляд, камнем точно придавивший баргустку стал легче и в нем даже проскользила нотка сочувствия. Рефаль совсем не планировала ещё выпускать Аэль, прижимая к себе точно также, как делала это со своими детьми, когда их что-то тревожило. Может со стороны и выглядело странно, но даже в таком возрасте Порывистая была для нее лишь ребёнком.

– Если Великой будет угодно в бою или на одре – она заберёт.

Сухо перечила Аэль, как оно бывало и раньше: в этих глазах, простых, как у несмышлёного гута, вдруг прорезались льдистые шипы. И бесполезно было бы спорить при таком тоне, ведь не смотря на слова взгляд женщины ускользнул по их завершению в сторону. Аэль точно пыталась понять свое положение. В прочем стоило речи прежней царицы смягчиться, как взгляд шаровой молнией шарахнулся вновь навстречу. Несколько мгновений Аэль присматривалась к этой странной женщине недоверчиво, примеряя поведение той с ее дочерью и поведение в гостях, когда Огненная управляла кланом и делилась теплом своего горячего сердца.

– Клан Света выведен из войны, Рефаль. Их осталось мало – ремесленные жены и гуты. Если кому и повезло спастись, то они – с Великой царицей. Нам велено было держать оборону здесь, пока Великая сама не прибудет на место встречи. Но бесы не пропали с земель клана Огня и Воздуха. Оборонную линию держит Левая рука – Илаэр, и главы подразделений, но учитывая род нападений их, мы не можем не рассредоточивать силы, и воительницы держат повышенную бдительность во всех городах.

Аэль на миг стихла, поджав ноги, согнутые в коленях поближе. Рука упёрлась в правое, зацепившись рычагом, а женщина попыталась сесть, убегая с рук хар Дорэль.

– Но что насчёт потерь? Сколько сестер мы потеряли?

– Я предполагала, что всё плохо, но не думала, что настолько… Если раньше мы знали, что эти твари идут со столицы Древних, то теперь неизвестно, где сосредоточены их силы. Дхарг… почему же их так много?! Если раньше их было по десятку на одну воительницу, то сейчас их по тысяче. Бесы готовились к этой войне, пока мы радовались мирному небу над головами наших женщин и гутов.

О былой мягкости и речи не было, градус повышался, а вместе с тем суровый взгляд уставился на входной клапан. Брови схмурились, в очередной раз прочертив уже давно отметившиеся на лбу морщины.

– Более двух тысяч, в их числе и Правая рука клана – Фаар. Три первых тяжело ранены, остальные отдыхают, скоро… прощание

Хмурилась царица, которая учувствовала в сотнях битв, теряла дорогих, близких долгие годы всё равно не могла смириться с этой ужасной реальностью, в которой всё больше и больше любимых уходили к Великим, порой даже не вкусив сладости жизни. Сердце дурфы за все эти долгие годы не окаменело, но было изрезано вдоль и поперёк. Рубцы оставались после каждой битвы и никогда не пропадут, принося боль каждый день и так всю оставшуюся жизнь. Рефаль помнила каждую дурфу, которая пала под её началом. Тысячи, сотни тысяч прекрасных крылатых сестер сложили головы в бою и каждую она помнила поимённо, слишком велика была боль царицы.

Так и теперь она прокручивала в голове новые имена каждой сестры, что отдала жизнь ради благополучия и жизни всех остальных. Объятия этой сильной женщины только ближе прижали Порывистую. Она знала, кем приходилась Фаар для Аэль, а боль от утраты родной крови порой была настолько невыносима, что желание последовать за ней копьями вонзалось в тело и подталкивало к этой безрассудной затее.

– Ты теперь часть моей семьи, Аэль, мой гут, моя частичка, моя кровинка также, как и Фаар… Я однажды уже потеряла свою дочь, она была не самой хорошей, её действия, её слова, всё это было переполнено злобой и жестокостью, но это была моя дочь. Сегодня я потеряла ещё одну дочь и хочу разделить эту боль с тобой.

Небольшое усилие и сильные ноги подняли Рефаль, позволив ей вновь подхватить Аэль на руках. Она никак не хотела отпускать царицу из своих объятий. Это бремя живых нести в одиночку было тяжело и даже поддержка близких чаще была бесполезна, но держа эту хрупкую, по сравнению с самой Рефаль, девушку у груди, женщина могла унять и свою боль, тепло Аэль придавало ей сил. Строгий взгляд больше не обратился к женщине Дорэль, но губы дурфы нашли лоб воительницы и оставили на нем теплый поцелуй, после которого её и поставили на ноги.

Губы женщины дрогнули, а уголки резко врезались в бледную кожу. Покривив их невольно, Аэль сквозь зубы произнесла.

– Фаврир об этом говорила, но Великая не желала ее услышать. Она чувствовала, что что-то было не так и предлагала разные варианты исследования земель, из которых пришли бесы. Теперь же мы платим за наше безрассудство.

Тьма пустоты разливалась дурнотой, всеобъемлющая и жгучая. Аэль бы вскрикнула, если бы могла дышать, но воздух из лёгких вышел, а сердце стучало, словно злой рок. Фаар. Ещё одна потеря. Жизнь за жизнью уносили богини лучших из рядов, забирали молодых и старых. Им было все равно. Сухая рука судьбоносящей распоряжалась, когда погибнуть, а когда жить. Был ли смысл с ней спорить?

Воздух со свистом вошёл в горло, опустился в легкие и от лёгкого звона в ушах Аэль забегала глазами по палатке. Руки Рефаль показались жёсткими и их хотелось отстранить, но то был порыв гордой души, не желающей сочувствия к боли. Баргустка втянула воздух вновь и сжала зубы, от чего заиграли желваки на очерченных скулах. Седая прядь упала на висок, делая контраст темных ярких бровей с этим хладом горького рока зловещим.

– Что насчёт глав? Первая Скрытых Клинков выжила?

Запальчиво прохрипела Аэль, закрыв глаза. Их пекло неприятно, словно от пыли брошенной врагом. Мысли вяло касались будущего и прошлого. Точно такое же положение, отсутствие почвы под ногами и маленький кулёк у груди. Теплое дыхание тревожит волосы, но впереди – хладное тело, тело той, чья душа была жарче гнева Яростной, более страстной, чем самые тайные грезы. Но образ сменился и обрисовал знакомые другие черты – более мягкая линия подбородка, светлые золотом налившиеся волосы и ястребиный взгляд. Угрюмая с жёсткой сухой линией губ.

Сестра всегда говорила только по делу. Ей никогда не требовалось повторять приказ и в большинстве она даже выполняла больше – на шаг вперёд, видимо с выучки службы при Огненной, но она была всегда – незримой тенью, сильной стеной закрывала сестру от холодного ветра – более хрупкую внешне царицу. Но теперь ее не было и на этом поле войны Аэль чувствовала себя обнаженной, только с мечом в руке, который мог защитить от вражеского клинка, но не от стужи и одиночества.

– Моя дочь в руках вашей, Рефаль. Надеюсь, если настанет час, когда на месте Фаар окажусь я, вы не забудете об этом родстве.

Прошелестел тихо голос Аэль. Почва вновь оказалась под ногами и баргустка отступила. Всколыхнулся порыв сухого холодного ветра. Выжившим нести цели павших. Отомстить за них и закончить начатое. Время ещё было и чем больше гибло сестер, тем больше сил требовалось приложить. Рука одернула полотно шатра и Аэль обернулась, придерживая его перед Рефаль.

– А пока, что говорила разведка? Врага не видно? После прощания, мне нужно обсудить с вами военное положение и новости. На земли дурф не нападали?

– Выжила, её подлатают. Новенькой не будет, но жить сможет.

Рефаль похлопала Аэль по плечу, тяжело вздохнув и потерев следом лоб, слишком долго хмурилась и град посыпавшихся мыслей никак не прекращался, подкидывая всё больше.

Женщина обратила удивленный взгляд на Порывистую, уже готовая отругать её за такие слова, за такие мысли, правда вместо этого лишь улыбнулась, а неодобрительный взгляд смерил этого ребенка с ног до головы, но голос не был отстраненным, холодным. Дурфа приняла Аэль не просто как женщину дочери, она приняла ее как новую Царицу крылатого народа, как собственное чадо, жизнь которого будет защищать любой ценой.

– Я надеюсь, что Великие не допустят подобного и не оставят мою внучку без хал на свою новую и ещё совсем глупую хар. Царица просто не имеет права и времени на подобные мысли, пока идет война. Постарайся заняться делом, нам ещё многое надо решить, скоро должны вернуть часть раненных, так сказала моя женщина, многих уже поставили на ноги. Думаю, что к утру они уже смогут показаться на построении.

Дурфа покинула шатёр и за её спиной появилось два огромных черных крыла, сложенных и подготовленных явно не для того, чтобы взлететь.

– Послушай, Аэль… этот мир жесток. Далеко не всё, что здесь происходит, Великие могут контролировать и, если ты сама не будешь стремиться исправить ошибку Анор, то… то мы все отправимся к Богиням раньше, чем поймем, как это случилось.

Рефаль сделала шаг вперёд, следом за которым был ещё один и ещё. Ноги повели её к месту, где омыты и сложены были тела тех, кто пал в этом бою. Туда же тянулись и все остальные воительницы, и ведьмы. Всё, кто был в состоянии, а тем, кому сложно было передвигаться, помогали сёстры, придерживая тех.

При виде цариц дурфы склонились в поклоне, а баргустки ударили о грудь сжатым до боли кулаком. Их изможденные лица говорили сами за себя, но во взгляде пылал огонь. Он шел из самого сердца, подпитываемый силами Яростной, что была здесь, пусть Лукавая и сменила её на небосводе, её сила была здесь, именно она помогала держаться и остальным.

– Сегодня мы прощаемся с нашими сёстрами, любимыми, с нашими гутами. Их место теперь в чертоге подле Великих. Там им уготована награда за их храбрость, за их преданность, за их любовь. Возможно, что многие из нас падут в следующих битвах, но до тех пор мы должны и будем нести волю тех, кто сегодня покинул нас. Мы отомстим. Перебьём всех бесов и не оставим ни одну из этих тварей, чтобы наша земля, наши женщины и дети больше не знали горя потери!

Раскатом грома прогремел голос царицы, что вела свой народ в битвах сотни лет, вкусила сладкий вкус победы и горечь поражения, счастье воссоединения с семьёй и боль от утраты близких.

Аэль вышла вперёд, к телам убиенных. И прежде приходилось второй царице провожать в последний путь павших, ещё при Огненной, но теперь это был прямой долг. И хоть непривычно рядом была другая умудренная годами женщина, что правила на равне с Фаврир – дольше остальных среди дурф, эта часть долга оставалась на плечах баргустки.

– Яростная!

Разлился раскатом звучным голос. В руке ожил призванный огонек, что встал столбом, будто богини облик должен был родиться из этого пламени, чтобы принять ее дочерей в чертоги.

– Мы верим в твой гнев на поле брани, а в мире в огонь твой у нашего очага. Сейчас же просим тебя, Великая, прими дочерей своих, что сражались доблестно, в свои чертоги. Обними их, как любимых своих, одари честью, что кровью наших врагов заслужена. Пусть будут омыты их тела, а раны останутся на тленном теле. Ты встретишь всех нас в свой черед, а сейчас – нам уготована месть во имя твоё!

Аэль опустилась на колено и от первого тела, которого коснулось пламя, пошла к следующему. Растекался огонь ярко и жарко, не смотря на оставшуюся сырость, присущую долгим проливным дождям.