Читать книгу Жемчужина во лбу - Михаил Дорошенко - Страница 50

* * *

Романтического вида юноша берет ее за руку, и они молча идут по коридору. Вращая цветастым зонтиком перед собой, словно пропеллером, семенящей походкой проходит, почти проплывает дама в кимоно. Они расступаются, дама проходит дальше. Анна оборачивается и видит, как она, отбрасывая зонтик в сторону, вплывает в объятия морского офицера в белом кителе, который бросает в сторону фуражку. Юноша вновь берет ее за руку.

– Куда вы исчезли? Я видел вас на вокзале с букетом цветов над толпой, потом все смешалось, и вы вдруг исчезли. Вы так похожи…

– На певицу, которую все на самом деле встречали?

– Разве вам не говорили? Вы похожи на Анну… Анну Карабасову. Как вас зовут?

– Анна.

– Какое совпадение! Вы похожи и вас зовут Анна! Я обычно влюбляюсь во всех женщин, похожих на Анну… в певицу, к примеру, в ее голос, – вернее. Она чем-то похожа на вас, может быть, красотой, элегантностью. Судя по вашему элегантному виду, вы живете в уюте и роскоши.

– Несколько часов назад я имела квартиру, работу и деньги; сейчас у меня только то, что на мне.

– Но у вас есть еще красота, имя и прошлое, а у меня даже этого нет. Я не знаю, кто я и сколько мне лет. Когда в детстве… это я помню… родителей арестовали, мать велела забыть мое имя. Меня взяли соседи, но вскоре их тоже арестовали. Все, кто брали меня, предлагали забыть мое прежнее имя и отчество. Я забывал… забывал, наконец, все позабыл и стал куклой у дочери маршала. Она увидела меня на улице, указала на меня пальцем. Охранник забрал меня в лимузин и отвез в особняк. Она играла со мной, переодевала, ставила в угол и брала с собою в постель – тогда-то я и узнал различие между мужчиной и женщиной. Она сама была куклой, большой белой куклой с дебильным лицом. Отец ее очень любил, называл нас Пьеро и Мальвина – он был из бывших, и его тоже арестовали. Я забрал Мальвину с собой в коммуналку и теперь мы живем в опечатанных комнатах – таких сейчас много – пока не приходят жильцы с ордерами. Я прочел много книг и дневников в этих комнатах, все понимаю про жизнь и теперь вот сличаю: для изучения нравов хожу по гостям. Чтобы быть принятым в свете, нужно построить «свинью». Все по жизни идут, как тевтонцы, – «свиньей», все разбиты на ложи и в них уважают лишь тех, кто допущен во внутренний круг, всех других презирают: богатые бедных за то, что бедняги бедны, а те в свою очередь – их за пороки. Но богатые совершенны в пороках, а бедные неинтересны во зле.

– Блаженны нищие духом.

– Но нищие духом богаты своей добродетелью, а бедные просто бедны без особых пороков и добродетелей тоже. Попадаются, впрочем, весьма интересные виды богатых среди бедняков – богатые духом гордыни. Приглашают вас в гости, а сами уходят, оставят соседку, чтобы гостям говорила: ждите, придут через час или два. Нас нужно ждать, ибо мы ценность, утверждают тем самым они, а вы так… ерунда. Они, конечно, не говорят так и, быть может, не думают даже, но ощущают и действуют так. Но более всего меня привлекает лицезренье пороков на сцене. Человек – существо физиологическое, актеры пьют водку, икают, потеют, но их персонажи – вот кто созданья эфира. Сцена для меня нечто вроде сна наяву. Когда звучит голос со сцены, мне мнится, что я превращаюсь в певицу и, в ней пребывая, проникаю в сон Анны в Париже, похищаю ее и лечу на воздушном шаре в эфире…

– Вот кто, оказывается, тревожит меня по ночам в сновиденьях!

– Вам снятся такие же сны? Поздравляю! Значит, вы тоже способны к пребыванью в эфире.

– Что же Анна не мнится тебе… без посредства певицы?

– Для медитации нужен источник душевных волнений. Необходимо поэтому быть постоянно влюбленным. Обычно я поджидаю в подъезде. Кстати, подъезд – та же сцена, не так ли? Она появляется, и я представляю, что она и есть Анна. Вы не обижайтесь, что я и вас ставлю вас на место божественной Анны. Я даже представил, как она проникла инкогнито к нам из Парижа, чтобы сокровища разыскать или сестру, и я вам – то есть ей – помогаю.

– Я понимаю тебя и согласна стать Анной, тем более ей и являюсь.

– Вы уже входите в роль. Определенно: у вас есть актерский талант. Но вам нравится та, на которую вы так похожи? Вы ее знаете? Все ее знают.

– Я знаю ее, как себя: иногда она меня раздражает, но, в сущности, я ее обожаю.

– Правда? Я рад за вас: редкая женщина отзывается хорошо о другой. Вы – исключение и я ради вас принес себя в жертву… однажды. В моей жизни был один человек: страшный, ужасный, инфернальный человек… очень вежливый и очень воспитанный. Все тянулись к нему, словно бабочки к лампе, и всех, кто был ближе, он обжигал. Во время войны был нашим разведчиком, и Гитлер пожал ему руку однажды. Может быть, он и не был таким, но рассказывал. Я служил у него обнаженной моделью для античного бога, приапиком был, как он меня называл. Для поддержания формы он показывал мне открытки соответствующего содержания. Однажды я увидел у него ваш портрет, вы у него поправляли чулки…

– Пикантная штучка, – говорит Анна (в промелькнувшем кадре она поправляет застежку чулка на сквозняке, раздувающем платье), – из фильма «Здравствуй, Лунная Фея».

– Вы видели «Лунную Фею»?

– Она, как и я потерялась во времени, ибо сотворена из материи сновидений…