Читать книгу Приглашение в замок - Михаил Ильич Дорошенко - Страница 22

* * *

Благополучно пройдя шеренгу шутников, Адамсон входит в трактир, но и здесь его ждет сюрприз.

«Молодой человек, вам отказано в кредите».

«Отпустите меня из города, я пошлю телеграмму в Прагу, и мне пришлют деньги».

«Кто вам мешает, ворота открыты. Идите в Земмелинг, если не хотите посылать телеграмму отсюда».

«В том-то и дело: ворота при моем приближении закрываются».

«Правда говорят, вы фантазер и мечтатель».

«Смотрели кино?» – спрашивает Адамсона затейник, который предлагал ему линзу.

«Всего одну часть».

«Это история отца нашего князя. Большим был шутником. Юный князь в свое время тоже был шутником. Он мог по улице, скажем, идти и запросто в даму войти».

«Это как?»

«Будучи последним в роду потомственных колдунов, развоплощался на атомы мелкие, входил в даму мысленно и в ней пребывал к обоюдному удовольствию, а потом из нее выходил. Входил-выходил, а дамы замужние: мужья выражать неудовольствие стали. Поскольку в своде законов нашего княжества оставалось право первой ночь, ограниченное, правда, условием ощупать невесту руками, а входить в тело прямо в ботинках и в шляпе, не было, юного чернокнижника признали душевнобольным и поместили в замок второй, где колдовские законы не действуют из-за близости неба».

«Он там поет и играет на арфе, – добавляет пьяненький посетитель. – А отца его в свое время…»

«Цыц! – осаждает его затейник. – Отец некоторое время тут княжил, а потом его нашли по отдельности: голову в лесу, а его самого в кабинете на кресле с отрубленной рукой на бумаге, в которой он заявлял, что покончил с собой. Только тсс, никому! Вы имели счастье прикасаться к графине. Она – мой кумир! Вы – тоже: через нее!»

«Вы, собственно, кто?»

«Я? Я – продавец иллюзий!» – заявляет шутник, усаживаясь перед Адамсоном.

«Здесь все иллюзии».

«Не ска-жи-те, не ска-жи-те, здесь, – стучит он по столу, – все реально. Иллюзиями занимаюсь только я, если, конечно, не считать священника и библиотекаря. Я получаю деньги от продажи иллюзий, в которых вы – помощник статиста, не более того».

«Господин Мурнау, – поднимает палец вверх трактирщик, – самый богатый и уважаемый здесь человек, владелец местного банка».

«Крохотный такой банк, не банк, а банчишко».

«Не прибедняйтесь, господин Мурнау, вы для нас о-го-го кто!»

«Да, я богат, но не настолько, чтобы добиться благосклонности графини. Возможно, потому, что я толст. Вы, юноша, – поэт, как утверждает бургомистр. Если сумеете поведать нам какой-нибудь истуар, можете столоваться в нашем трактире бесплатно. Если понравится, я оплачу. Что-нибудь… из русской жизни. Вы русский, как будто?»

«Преисполненный сарказма молодой человек с брюшком, разоблачитель всех и вся, идейный оборванец в лохмотьях, но с золотыми часами на некоем подобии жилета и тростью, стучится в тяжелые дубовые двери вычурного замка, предоставленного советским правительством инженеру Прахову в Крыму. «Я писатель-надомник из Дании, не спутайте со зданием, из коего меня отправили на трудовые работы… как будто бывают работы нетрудовые… в Лапландию, но я перепутал направление и вот – перед вами. Как известно, Гамлет толст, и это смешно. Следовательно, я – Гамлет! За рюмку водки, тарелку супа и ночлег с ветчиной могу рассказать сказку для взрослых из серии «Быть или не быть». Пришелец называет хозяина Клавдием, а его приемного сына – Лаэртом. Прахов воспринимает эскапады незваного гостя весьма добродушно и оставляет его в качестве шута. По ночам появляется призрак бывшего хозяина дома – ростовщика Полония…»

«Намек на меня?» – спрашивает Мурнау, в поисках сочувствия оглядываясь по сторонам.

«Действие происходит в России, и никакого отношения к вам не имеет. Полоний разыскивает спрятанные им в стенах сокровища».

«Я тоже занимаюсь умноженьем сокровищ, – делая круговой жест рукой, заявляет Мурнау. – Впрочем, это неважно. Продолжайте».

«Из пены дней и дыма папиросного фантазии является Офелия, а за нею одесские бандиты Гильденстерн и Розенкранц. Они, оказывается, были наслышаны о философских диспутах, происходящих во дворце, а также… сокровищах! Лаэрт, преисполненный ненавистью к осколкам старого режима, доносит на гостей и их арестовывают. „Достаточно узнику вроде меня, – заявляет надомник следователю, – отыскать вмурованное в штукатурку колечко и потянуть за него, как он извлечет не только часы за цепочку из трещины, но и разрушит все стены заколдованной Крепости по принципу До Ми Но!“ На допросах он ведет себя столь нелогично, что его, наконец, выгоняют на улицу, признав сумасшедшим. „Терем-терем-теремок, кто в тереме живет?“ – стучится он в двери очередного дворца с предложением рассказать историю на заданную тему за ночлег с ветчиной и… мальвазией!»

«Не понял только, – спрашивает трактирщик, – вы о датском рассказали государстве или о русских… э… советских обычаях?»

«Я датчанин – по матери, но родился в России. Ныне живу в Чехии, а путешествую по Германии».

«Надо же, хм, какие сложности… Расскажите о чем-нибудь попроще, без философии и этой… как ее… поэзии, вот. Что-нибудь в стиле „аморрр“, на тему, скажем, гусар и его…»

«Любовница?»

«Нет, гусар и его… сабля. Вот!»

«А хотите, – предлагает хозяин трактира, прижимая огромный нож к груди, – я расскажу вам историю, которая случилась с гусаром еще до войны в одном городе неподалеку».

«Валяйте».

«Некий драгун или гусар… как хотите… скажем, драгун, по приезде в город, где должен был начать службу сызнова после очередного скандала, отправился в ресторан. Там всем нахамил, но это неважно пока, потом объяснится. Получивши адрес веселого дома, отправился в оный, который оказался весьма шикарным заведением для такого заштатного городка. Драгун уже в холле стал заваливать девушек на рояль и на прочие неподходящие места. Первая девушка весьма изумилась такому напору, вторая тоже принялась строить из себя невинность, но долго не выдержала напора…»

«Кажется, вы рассказываете содержание фильма, – прерывает его Адамсон, – который я видел в Праге недавно».

«Да был такой фильм», – смущается трактирщик.

«А вы знаете, чем все закончилось на самом деле?»

«И чем?»

«Как вам уже известно, в фильме все закончилось скандалом, поскольку официант, обиженный неуместными шутками офицера, дал адрес приличного дома, и гусар был изгнан из дома с позором. Эта история, которая случилась на самом деле в городе N, имела еще более пикантное продолжение. Дом принадлежал самому богатому человеку в городе, к тому же судье. Выйдя через шесть месяцев из тюрьмы, гусар оказался лицом к лицу с папой трех обрюхативших дочек. Папа потребовал женитьбы на одной из трех девиц…»

«Бывших девиц», – подсказывает Мурнау.

«Ну да, бывших… Гусар также не растерялся и стал выбирать, и так довыбирался, что даже к моменту прихода в церковь не выбрал. Пришлось всем троим выстроиться, как на плацу, перед гусаром в подвенечных платьях с выпирающими животами, а тот стал кобенится… та, мол, не та, а эта, мол, та, да только с носом у нее не в порядке… пока папа, взявши за ворот, не подвел к самой старшей и велел попу начинать панихиду, о, венчанье, конечно! Остальных он велел содержать вместе с еще не рожденными детьми до совершеннолетия оных. Гусар и здесь оказался не промах. Предварительно выигравши в карты у сослуживцев три состояния, предложил им две невесты с условием прощания долга. Гусары, не будь дураками, согласились. Так что все закончилось ко всеобщему удовольствию».

«О, поглядите!» – восклицает трактирщик, указывая на окно.

По площади, толкая перед собой бронзовую статую, шаркающей походкой передвигается библиотекарь. Обнаженный античный юноша в высоко поднятых руках держит свою голову, на ней восседает механический орел и попеременно клюет в пустые глазницы. С каждым ударом клюва изо рта юноши выбрасывается горсть серебряных монет. Несколько посетителей, переглянувшись, молча встают и выходят.

«Занимательная история, – кивает головой библиотекарь, входя в трактир, как будто он слушал рассказ. – Да, занимательная, весьма. Про саблю забыли, однако, упомянуть. Местный парикмахер… продолжу вашу историю… много лет подряд стриг одного гусара в отставке. Гусар был ворчливым, как кое-кто здесь, всем всегда был недоволен. Он постоянно учил парикмахера его мастерству, попрекал в неумении жить, в отсутствии вкуса при выборе жены и так ему надоел, что…»

«Тот отрезал ему бритвой язык», – смеется Мурнау.

«Нет, парикмахер вынул из ножен гусара саблю и срубил ему голову. Так та голова умудрилась с пола упрекнуть его в неправильном выпаде. Что же вы не смеетесь? А вот и рассадник суеверий! – указывает библиотекарь на входящего священника. – Сейчас начнет поучать».

«Эх, господин библиотекарь, – машет головой священник, – сколько лет вы уже здесь проживаете, а мы до сих пор не знаем вашего настоящего имени. И псевдоним-то у вас какой-то нелепый: Мориарти! Я понимаю, зачем вы закладываете монеты в статую, чтобы мои прихожане, – поводит он рукой, – кланялись мерзкому идолу и тем оскверняли себя».

«В нашем замке в свое время была устроена неприличная комната. Если дама желала получить плату за свои услуги, нужно было войти в нее обнаженной. При приближении к статуе сатира, восставало его достоинство и извергало на нее горсть жемчужин. Механизм, к сожаленью, сломался от частого употребления».

«И вам не стыдно рассказывать такие истории?»

«Соблазн должен войти в этот мир!» – ухмыляется библиотекарь.

«Но горе тому…»

«Кто прихожан не имеет. Святой отец, здесь никто не верит в вашего Бога, притворяются разве что. Наставьте нас, неразумных, на путь истинный, ваше преподобие, коль уж явились».

«В бытность мою на мирной конференции в Лондоне перед войной, стал свидетелем одного происшествия и даже участником. Некий извозчик, который возил нас из гостиницы, проезжал под аркой моста с изображением Святой Девы Марии. Поскольку мост был низкий и нависал над головой, хотя и не касался, он всякий раз инстинктивно склонял ее перед аркой. Так как он был человеком неверующим, его раздражало невольное преклонение перед святым образом, но ничего не мог с собой поделать. Чтобы не склонять головы, тем более перед тремя монахами, которых вез в тот момент, отвернулся, и тут же его голова оказалась у меня коленях, ибо я был одним из участников драмы».

«Вы утверждаете, что Мадонна снесла ему голову в наказание?» – спрашивает Мурнау.

«Нет, хотя наказание состоялось, но наказан он был по своей вине. В тот день у него сломалось колесо…»

«И что…»

«Все очень просто, – заявляет библиотекарь. – В тот день извозчик сел на другой экипаж…»

«Не просто сел, а забрал экипаж своего коллеги. Со скандалом, заметьте!»

«Забрал, не забрал – неважно! Экипаж был на тридцать сантиметров выше, что и стало причиной происшествия. И никакой мистики, не так ли, отец Климент?»

«Все правильно, но мистика все-таки есть, хотя бы в том, как вы об этом узнали».