Читать книгу Траектория судьбы - Михаил Калашников - Страница 10

Пистолет-пулемет Полигон – 1942-43 г.

Оглавление

В Главном артиллерийском управлении меня встретили доброжелательно. Начальник отдела изобретательства и рационализации Наркомата обороны полковник В. В. Глухов, прочитав письмо командующего войсками округа и отзыв А. А. Благонравова, произнес:

– Лучшего места, чем полигон, для продолжения работы над образцом сейчас не найти. На том и порешим.

Так, в начале августа 1942 года было решено командировать меня в одну из частей, дислоцирующуюся в Московском военном округе – в научно-исследовательский полигон стрелкового и минометного вооружения (НИПСМВО).

Дороги на полигон я, конечно, не знал. Добираться мне туда было бы очень сложно, учитывая, какой режим секретности окружал этот важный объект. Пока начальник отдела изобретательства размышлял, как лучше доставить меня на полигон, в кабинет зашел сухощавый человек среднего возраста, невысокий, с лауреатской медалью на пиджаке.

Начальник отдела поднялся ему навстречу, приветствуя, и попросил:

– Сергей Гаврилович, вы вчера оформили командировку на полигон. Возьмите с собой и старшего сержанта. С вами он будет как за каменной стеной, никто его не тронет и не снимет с поезда.

– Я не против. Вдвоем веселее ехать. Путь не ближний. Так что давай знакомиться, старший сержант. Имя и отчество мое ты уже слышал. А фамилия – Симонов. – И он протянул мне руку.

Симонов!..

Имя этого конструктора было хорошо знакомо каждому военному человеку еще с довоенных лет. Создатель автоматической винтовки ABC-36, противотанкового самозарядного ружья ПТРС, других замечательных образцов стрелкового оружия, он занимал одно из ведущих мест среди наших конструкторов. И вот теперь мне предстояло ехать вместе с ним на полигон!

Сергей Гаврилович сразу расположил меня к себе своей открытостью, я бы сказал, сердечностью. Ему тогда было уже под пятьдесят, но выглядел он очень моложаво. Да и походка у него была какая-то особая – легкая, стремительная. Сразу скажу, с того самого дня, как мы с ним познакомились, и до самой его кончины мы были в добрых отношениях. Простой и доступный в общении Симонов занял особое место в моей жизни. На протяжении многих лет он охотно откликался на каждую просьбу, глубоко вникая в суть дела, и никогда не подчеркивал дистанции, разделявшей нас и по возрасту, и, конечно же, по опыту.

В вагоне мы разговорились. Сергей Гаврилович рассказывал мне о базе, которая была на полигоне, посоветовал обязательно побывать в музее, созданном там, чтобы хорошенько уяснить, какие системы создавались у нас в стране и за рубежом, какие из них так и остались опытными образцами и почему не пошли дальше, не были приняты на вооружение.

Постепенно наша беседа дошла и до разговора о родных местах.

– Значит, ты из алтайских краев. Не довелось, к сожалению, там бывать. Слышал только, места те – хлебородные. – Сергей Гаврилович глянул в окно, за которым чистенькие березовые рощицы чередовались с мрачноватыми полустанками, железнодорожными переездами.

– А вот у нас, на Владимирщине, хлеб всегда трудно было выращивать. Нечерноземье, оно и есть нечерноземье – почвы для злаков питанием скудные. Рядом с моей родной деревней Федотово – сплошные известняки. Что на них родится? Сколько помню себя мальчишкой, там карьер разрабатывали, и мы бегали туда играть. Если время, конечно, позволяло.

– Видно, рано пошли работать, Сергей Гаврилович?

– Да уж раньше, наверное, некуда. С шести лет – в поле. Больше все, конечно, с картофелем мыкались – на него была вся надежда: хлеба-то лишь до нового года семье хватало. Чуть подрос, летом – на сенокос, а осенью – заготовка дров на зиму да на продажу. Любил мастерить всякую всячину, строгал, пилил. В десять лет, помню, маслобойку соорудил. Даже соседи приходили и просили попользоваться.

Симонов улыбнулся давнему своему воспоминанию. Чувствовалось, что оно его растрогало.

– А я в школе замахнулся было на вечный двигатель, да только не заработала моя конструкция тогда, – поделился и я своими воспоминаниями детских лет.

– Ты действительно слишком замахнулся – нам до революции приходилось более реально на вещи смотреть. Мастерили прежде всего то, что в хозяйстве ход имело, пользу приносило. Я и в кузнице, когда учеником был, все больше выполнял работу, которая крестьянину нужна была: ковали подковы, наваривали сошники и лемеха к плугам, лудили посуду и исправляли замки. Там-то и приобрел вкус к металлу. Там-то и понял его великие возможности в умелых руках человека.

– У меня тоже с кузницей нашей деревенской связаны самые сильные впечатления. Первые соприкосновения с металлом, работа с ним всегда волновали.

– Хорошо, что ты испытал такое же чувство. Именно оно во многом двигало и моим стремлением стать мастером по металлу, привело меня на фабрику, а потом в Ковров, в литейный цех, позже – на оружейный завод.

Симонов вдруг усмешливо прищурил глаза:

– Вот скажи мне: ты любишь разбирать механизмы?

– Еще бы! – воскликнул я. – И собирать, и опять разбирать, докопавшись до каждого выступа, шлица, углубления, до каждого винтика, чтобы понять до тонкостей, что и как работает.

– Вот приедем на полигон и займись поначалу именно этим: разобрать – собрать каждый образец. Почувствуй руками и глазами конструкции в металле – и ты многое поймешь еще лучше, и легче будет доводить свой образец.

– Обязательно, Сергей Гаврилович, сделаю это, – пообещал я Симонову.

Я благодарен судьбе за очередную «случайность» – за нашу встречу с конструктором Симоновым. Ведь меня, неизвестного молодого сержанта, в августе 1942 года впервые привез на подмосковный полигон сам знаменитый Симонов. Туда, где в последующие 4–5 лет прошло мое конструкторское становление: от поражений – к первому успеху. Ну, разве это не подарок судьбы?..

Приехав на полигон, мы с ним расстались. И встретились снова здесь же лишь на завершающем этапе Великой Отечественной войны: и как товарищи, и как конкуренты – представляя комиссии аналогичные образцы – самозарядные карабины. В том творческом соревновании конструкторов победил Сергей Гаврилович. Карабины наши были под новый в то время патрон образца 1943 года. Это было принципиально новым этапом в создании автоматического стрелкового оружия. СКС-45, самозарядный, 7,62-мм карабин системы Симонова наверняка знают многие: видели хотя бы издалека, хотя бы по телевизору, хотя бы на картинке. Много лет именно с этими карабинами стояли кремлевские часовые на посту номер один – у Мавзолея Ленина.

Подмосковный научно-исследовательский полигон представлял из себя небольшой военный городок, со штабом, казармами для солдат, служебными зданиями, жилыми домами, гостиницей, клубом, магазином.

Самой примечательной особенностью затерявшегося в лесной чащобе гарнизона была его хорошая материальная база, рассчитанная на ведение научных и испытательных работ. Оборудование для проведения экспериментов и исследований было там самым современным. В небольшой мастерской стояли различные станки, сварочные аппараты, «термичка» для закаливания деталей, был даже отдельный слесарный цех.

Испытания образцов оружия проводились на так называемых направлениях, представляющих собой километровые просеки в лесу, расположенные друг от друга на удалении в полкилометра. В начале каждого направления – небольшой домик. В нем размещались оборудование, приборы, необходимые для проведения испытаний.

Для желающих повысить свое техническое образование на полигоне были созданы все условия: хорошая библиотека и интереснейший музей стрелкового оружия.

Как и советовал Сергей Гаврилович Симонов, едва выдавалась свободная минута, я непременно шел в этот музей. Его коллекция оказалась действительно уникальной, позволяющей наглядно, на конкретных образцах, проследить все этапы эволюции оружия. Я брал в руки винтовки, карабины, пистолеты, автоматы, пулеметы и размышлял о том, насколько оригинальными могут быть конструкторские решения, непредсказуем полет творческой мысли изобретателей и насколько схожи порой в исполнении многие наши и зарубежные образцы.

Вот автомат, созданный В. Г. Федоровым в 1916 году и уже в советское время усовершенствованный. Именно этим оружием впервые в мире было полностью вооружено одно воинское подразделение. В конце двадцатых годов автомат сняли с вооружения Красной Армии. Одна из причин – он был спроектирован под японский 6,5-мм патрон.

Вглядываюсь в опытные образцы пулеметов системы Федорова – Дегтярева, Федорова – Шпагина, знакомлюсь с конструкциями автоматических винтовок систем Федорова, Дегтярева, Токарева… Как и обещал Симонову, разбираю, ощупываю пальцами каждый шлиц и выступ, изучаю автоматику. Восхищаюсь разнообразием подходов к проектированию.

Особенно долго вожусь с автоматической винтовкой системы самого Сергея Гавриловича – ABC-36. Когда она была создана, еще ни одно крупное иностранное государство не имело на вооружении своей армии подобного ей образца. Такое оружие, но уже после Симонова, создал американский конструктор Гаранд. Сколько же творческой выдумки, нестандартных решений продемонстрировал Сергей Гаврилович, проектируя свое изделие, совершенствуя его при доработке!

Что было особо важным для меня, молодого конструктора, так это наличие в музее многих опытных образцов, не выдержавших испытаний или по каким-либо причинам не принятых на вооружение. Я многократно разбирал эти образцы, изучая взаимодействие их частей и механизмов. И всякий раз искал причину: почему же они не прошли испытаний, в чем дело? При этом в отвергнутых образцах было много интересных решений. Иногда я замечал, что оригинальность не всегда сочетается с целесообразностью. Думаю, что там не было ни одного образца, укрывшегося от моих глаз и рук. Это и было тогда моим основным образованием…

К сожалению, времени для таких экскурсов в конструкторские подходы мне явно не хватало. В январе-феврале 1943 года проходили испытания моего пистолета-пулемета.

Переживаний и волнений было немало, хотя, казалось, особых сбоев образец не давал.

– Неплохо ты сработал свое изделие, старший сержант, да только сомневаюсь я, что итог испытания будет положительным, – вздохнул инженер-испытатель, после очередной серии стрельб осматривая раскаленный ствол.

– Почему вы так думаете? Ведь все идет нормально.

– Понимаешь, принять на вооружение сразу несколько пистолетов-пулеметов будет расточительно. У нас очень спешно прошел испытания образец системы Судаева. Особых преимуществ по сравнению с ним твое изделие, как я вижу, не имеет. Это, конечно, мое личное мнение. Хотя и нравится мне твоя работа, но будь готов к любому решению комиссии.

Многоопытный испытатель предостерегал меня от поспешных выводов и по доброте душевной, готовил, как я понимаю, к формальностям.

А вот и официальное заключение, подписанное начальником отдела Артиллерийского комитета ГАУ Красной Армии инженер-подполковником Рогавецким, его помощником инженер-капитаном Чеменой и утвержденное заместителем начальника ГАУ и председателем Артиллерийского комитета генерал-лейтенантом артиллерии Хохловым.

«Основываясь на материалах акта НИПСВО от 9.2.43 г. (вх. № 2734) и заслушав особое мнение автора, 5-й отдел АК ГАУ считает:

1. Заводские испытания пистолета-пулемета констр. Калашникова проведены удовлетворительно.

2. Доработка пистолета-пулемета должна устранить следующие недостатки:

3. Пистолет-пулемет Калашникова в изготовлении сложнее и дороже, чем ППШ-41 и ППС, и требует применения дефицитных и медленных фрезерных работ. Поэтому, несмотря на многие подкупающие стороны (малый вес, малая длина, наличие одиночного огня, удачное совмещение переводчика и предохранителя, компактный шомпол и пр.), в настоящем виде своем промышленного интереса не представляет».

– Не огорчайся так сильно, – стал успокаивать меня тот же испытатель, увидев, как я пал духом. – Лучше настраивайся на какую-то новую солидную работу.

Я искренне вздыхал: ведь я так верил, что с оружием моей конструкции фронтовики непременно будут бить врага. И вот, пожалуйста, такая неудача…

– Ты думаешь, не было неудач у Дегтярева, Токарева, Симонова или Судаева? Прежде чем что-то стоящее создать, они не раз темнели лицом от безжалостных выводов неумолимой комиссии. Можешь поверить, через мои руки прошло немало образцов разных конструкторов, именитых и не очень. Только духом конструкторы никогда не падали. Наоборот, это прибавляло им силы, они приезжали на очередные испытания с улучшенными образцами, а то и с новым изделием.

– А как Симонов относился к поражениям? – спросил я, вспомнив нашу совместную с Сергеем Гавриловичем поездку на полигон.

– Довольно стойко! Правда, переживал, когда мы расстреливали из его оружия одну обойму за другой. Все что-нибудь в руках крутил от волнения. Но не пал духом, когда в соревнованиях с Токаревым после конкурсных испытаний была отклонена его самозарядка. Мы-то, инженеры-испытатели, видели, что винтовка Симонова выгодно отличалась от токаревской компактностью и удобством обращения. Она была гораздо легче и проще по конструкции. Только решающее слово было не за нами…

Такие беседы с испытателями, как правило, давали возможность глубже вникнуть в «кухню» конструкторских идей, доработок, взаимоотношений. Общение с ними всегда было полезным. Это я хорошо усвоил, еще работая над доводкой своего первого образца.

От испытателей и конструкторов КБ полигона я узнал и о событиях, связанных с принятием пистолета-пулемета Судаева. Военное время торопило конструкторов-оружейников, и работы велись постоянно. Находившиеся на вооружении Красной Армии два образца пистолета-пулемета (Дегтярева ППД-40 и Шпагина ППШ-41) дорабатывались и проходили плановые испытания на подмосковном полигоне. Сравнительные испытания отечественных пистолетов-пулеметов и лучших иностранных образцов, проведенные в декабре 1941 года, показали, что ППД-40 и ППШ-41 не уступают зарубежным аналогам.

Но уже в начале 1942 года выявилась необходимость в новом пистолете-пулемете. В тактико-технических требованиях ГАУ на разработку нового образца отразились и опыт боевой эксплуатации, и опыт промышленного производства существующих ППД-40 и ППШ-41.

В соответствии с заданием ГАУ в работу по созданию нового образца пистолета-пулемета включились многие оружейные КБ, конструкторские коллективы учебных учреждений, изобретатели войсковых частей.

Полигонные испытания пистолетов-пулеметов проходили с 17 апреля по 12 мая 1942 года. Рекомендованные к доработке и конкурсным испытаниям – образцы Судаева, Безручко-Высоцкого и Шпагина.

В результате всех проверок и испытаний в июле 1942 года пистолет-пулемет Судаева был представлен Государственному Комитету Обороны (ГКО) для принятия на вооружение Красной Армии.

Естественно, что в силу особой секретности, с которой проводились все военные разработки, я не знал об этом, когда в начале 1942 года в паровозном депо далекой казахской станции Матай начинал изготовление своего первого пистолета-пулемета…

И все же, хоть мой образец пистолета-пулемета и «опоздал» к конкурсным испытаниям почти на полгода, я был далеко не последним в числе тех конструкторов, кто работал в этом направлении. В подтверждение сказанному приведу несколько выдержек из книги «Отечественные автоматы (записки испытателя-оружейника)» А. А. Малимона:

«После завершения конкурсных работ 1942 года и принятия на вооружение армии образца Судаева на полигонные испытания долгое время продолжали поступать все новые и новые конструкции этого вида оружия, разработанные различными авторами. Все проверявшиеся образцы по боевым и эксплуатационным качествам уступали ППС-43, но во многих из них отмечались оригинальные конструктивные особенности, представляющие интерес для конструкторов-оружейников.

Среди таких образцов был и пистолет-пулемет конструкции М. Т. Калашникова, проходивший полигонные испытания в феврале 1943 года. Вес этого образца 2,63 кг, длина с откинутым прикладам 747, со сложенным – 538 мм, длина ствола 250 мм, темп стрельбы 880 выстрелов в минуту. Работа автоматики основана на принципе полусвободного затвора, торможение отката которого осуществляется за счет взаимодействия его внутренней полости со спирально-винтовым профилем поверхности с неподвижным стержнем, имеющим аналогичную наружную поверхность. При испытаниях эта система не показала надежной работы вследствие сложного взаимодействия ударно-спускового механизма с движением затвора: на 2280 выстрелов 12 случаев раннего спуска ударника. «Вследствие конструктивной и технологической сложности пистолет-пулемет Калашникова не пригоден для массового изготовления» – говорится в заключении отчета полигона. Одновременно с этим отмечается: «Оригинальная особенность устройства подвижной системы заслуживает внимания конструкторов, работающих в области стрелкового оружия».

В июле 1943 года подвергся полигонным испытаниям пистолет-пулемет Зубкова. Он не выдержал испытаний по безотказности в работе, но определенный интерес вызвал 4-хрядный коробчатый магазин емкостью на 40 и 60 патронов. После доработки образца и повторных испытаний в феврале 1944 года его снова отвергли.

…В июле 1944 года проходил полигонные испытания пистолет-пулемет Языкова, отличавшийся от всех ранее испытанных систем весьма малым весом (1,720 кг без кобуры). И его постигла та же участь – не помогла ни доработка, ни повторные испытания.

…На полигон поступало и много других вариантов пистолетов-пулеметов с большим разнообразием конструктивных схем и особенностей, не представляющих по сравнению с рассмотренными принципиального новшества.»


В том же, 1943 году завершится разработка патрона большей мощности и с лучшей баллистикой по сравнению с пистолетным, впоследствии получившего наименование «образца 1943 года», с одновременным созданием под него облегченного оружия, более полно удовлетворяющего требованиям войны по эффективности стрельбы на средние дальности по сравнению с пистолетами-пулеметами.

А какова же судьба моего пистолета-пулемета? Сейчас этот опытный образец находится в Санкт-Петербурге, в Военно-историческом музее артиллерии, инженерных войск и войск связи. Он по-прежнему дорог мне как первенец моей конструкторской деятельности, как дитя, рожденное в немалых муках, в сложнейших условиях военного времени…

Траектория судьбы

Подняться наверх