Читать книгу Траектория судьбы - Михаил Калашников - Страница 8

Поезд шел на восток. Мой путь в родные края на Алтай я решил совершить через Казахстан – через те самые места, откуда в 1938 году был призван в Красную Армию.

Сидя в душном, битком набитом вагоне, я смотрел в мутное от паровозной сажи и грязи окно, за которым разворачивался угрюмый зимний пейзаж, и размышлял об устройстве будущего пистолета-пулемета, о его воплощении в металл. Я совершенно не знал – как это делать, с чего начать, где работать над ним? Мне очень хотелось посоветоваться с теми, с кем я познакомился и подружился в паровозном депо станции Матай – со специалистами…

В какой-то момент почувствовал, что сидящие на нашей полке солдаты стали уплотняться. Меня сдавили так, что боль в плече стала невыносимой, но я не смог даже пошевелиться. И тут увидел, что место освобождали для стоявшего в проходе слепого гармониста. Он явно был тоже из госпиталя: видавшая виды солдатская одежда, черные очки на обросшем исхудалом лице.

Устроившись на углу скамейки, он растянул гармошку и начал хрипло выкрикивать – с болью и горечью:

Внезапно гармошка смолкла, а он повторял одно и то же – все выразительней, все тоскливей, все безысходней: с винтовкой!.. с винтов-кай!.. с вин-товка-ай!

Из-под очков у него текли слезы, а в голосе слышалась такая смертельная обида! Гармошка все молчала, а он опять сквозь рыданья прокричал:

с вин-то-ов-ка-ай-й!

И тут, наконец, гармошка сначала всхлипнула, а потом набрала какой-то неведомой грозной силы. Голос слепого солдата тоже налился ненавистью и гневом, и он выругался:

Поп-пались, т-туды т-твою…

Рядом завздыхали, заговорили, заерзали, а я смотрел в окно ничего не видящими от какой-то общей великой обиды глазами и вслушивался в колесный перестук, пытаясь уловить в нем что-то очень знакомое. Наконец, различил: «Матай!.. Матай!.. Матай!»

Паровозное депо в Казахстане… Там меня научили всему тому, что потом так пригодилось в армии. Там мои старые товарищи, там друзья-мастера… да еще какие умельцы! Только они и поймут, и помогут справиться с той почти непосильной задачей, которую я перед собой поставил.

«Матай!.. Матай!.. Матай!» – настукивали колеса.

Лучший вариант для меня? Или вообще – единственная возможность?..

Конечно, очень мне хотелось побывать и на Алтае, в Курье, увидеть своих сестер, узнать, как там мама, отчим, как братья, где они?.. Наверняка они тоже на фронте. Живы ли? Но до Курьи тогда я так и не доехал…

Чем ближе подходил поезд к станции Матай, тем больше крепла во мне уверенность работать над пистолетом-пулеметом именно там.

Сразу же с поезда я направился к начальнику железнодорожного депо. По счастливому совпадению он оказался моим однофамильцем. Был он на первый взгляд человеком довольно неприветливым, хмурым, с красными от недосыпания глазами. Меня, поначалу, даже робость охватила. Ну, думаю, приехал зря!.. Да и сам я выглядел не очень-то внушительно: худой, в помятой в дороге солдатской шинели, с перебинтованной рукой на перевязи, с тощим вещмешком за плечом. По-солдатски представившись, я протянул ему свои документы и срывающимся от волнения голосом выпалил свою просьбу: оказать незамедлительную помощь в создании макетного образца задуманного мною в госпитале пистолета-пулемета.

Естественно, Калашников-начальник был очень удивлен – почему же я пришел именно к нему, в паровозное депо? Узнав, что я работал здесь до призыва в армию, он как-то сразу «подобрел»: по-отечески усадил меня на стул и начал расспрашивать о фронтовых делах, о моем ранении, о госпитале. Мне даже показалось, что в его голосе промелькнули особенные отцовские нотки. Помню, с каким воодушевлением и с какой надеждой на понимание я принялся рассказывать о своем дерзком замысле, листая на столе перед ним заветную тетрадку с рисунками будущего оружия. Чувствую, моя идея постепенно его захватывает, а мой напор не оставляет времени для того, чтобы обосновать отказ. И вот он уже вздыхает: и тяжело, и вместе с тем с облегчением. Как человек, уже принявший непростое решение:

– А где же я тебе людей все-таки возьму? Многие у нас прямо в цехах на верстаках ночуют, на паровозах – чтобы время на дорогу домой не тратить. У самого у тебя только одна рука рабочая. Выход один: помогать тебе, не отрывая людей от основного дела. Но тут уж нам надо поговорить с людьми: кто и чем может быть полезен.

Как я сейчас понимаю, по меркам военного времени такое отношение к моей идее было настоящим подвигом. В жестокое, суровое время разрешить в мастерских депо делать «секретное» оружие?.. Как же я был благодарен своему однофамильцу!..

Решили с Калашниковым-начальником, что в опытную группу необходимо ввести слесаря-сборщика, токаря-фрезеровщика, электрогазосварщика, испытателя. Мне казалось, такого количества людей будет достаточно для работы над образцом. Я считал, что техническую, инженерную сторону дела выполню сам. Это была наивность человека, еще не отдававшего себе отчета в том, насколько сложна, трудна именно та часть, которая называется у конструкторов отработкой чертежей.

После беседы с начальником депо я представился районному военкому и доложил о цели моего приезда. И, на мое счастье, он одобрил наши действия!

Рабочие депо живо откликнулись на просьбу – помочь солдату-отпускнику в создании оружия. Многие из них готовы были трудиться и ночью. Особую радость я испытал, когда в одном из рабочих узнал своего давнего знакомого – Женю Кравченко. Еще до войны вместе работали в депо. И хотя мы не были близкими друзьями, Женя мне запомнился как отзывчивый, добросовестный человек, умевший на токарном и фрезерном станках творить чудеса. Мы нередко с ним встречались и позже, после моего перехода в политотдел железной дороги.

Работа над пистолетом-пулеметом началась. И вот – первые трудности. Как разрабатывать рабочие чертежи на отдельные детали, узлы, в целом на образец? Обратились в техническое бюро. А там работали одни женщины, не имевшие ни малейшего представления об оружии. Тем не менее они были полны желания нас выручить и делали все возможное для этого.

Женщины есть женщины! Они и наименования деталям, на которые выполняли чертежи, давали ласковые, домашние, исходя из конфигурации: «ласточка», «зайчик», «рыбка». Появилась и еще одна деталь, которую все вдруг стали называть «мужичок». Я сперва не понял и в запарке, под горячую руку, даже возмутился: мол, что за название? При чем здесь оно?

Старшая из чертежниц попыталась мне объяснить:

– Мужья у девчат на фронте. У наших баб. У двух уже убили. А остальные ждут днем и ночью. Тоскуют… Ты уж прости…

Давали «железкам» и паровозные названия: сказывалась специфика.

В конце работы над образцом я заменил наименования деталей и узлов на настоящие, оружейные. Но еще долго многие из нашей группы продолжали пользоваться теми, что родились в ходе работ.

Часто на объяснение формы детали уходило много времени. Не все понятно было рабочим и в чертежах, выполненных кем-либо из женщин. Поэтому мы стали пользоваться простыми набросками-эскизами. И уже потом, после изготовления самой детали, делали с нее чертеж. Прочтя эти строки, кто-то наверняка улыбнется: вот это «инженерное мышление», вот это кустарщина! Да, знаний, конечно же, не хватало! Многое изготовлялось вручную. Но каждый вносил в изделие все то, что умел, что мог выполнить. Выручала глубочайшая самоотдача. Иногда я с грустью думаю: как нам не хватает ее сейчас! Как бы она нас выручила, может, всех вместе и зажгла бы, и снова сплотила!..

Настоящие сюрпризы то и дело преподносил Женя Кравченко. Скажем, поздним вечером мы обсуждали, как лучше выполнить ту или иную деталь. Чертежа на нее еще не было. А утром Женя подходил к нашему столу уже с готовым изделием и, застенчиво улыбаясь, говорил:

– По-моему, что-то похожее получилось…

Получалось не просто «что-то похожее», а как раз то, что было задумано. Золотые руки были у Жени Кравченко! Он и мыслил на инженерном уровне. Доходил до всего сам, своим пытливым умом, самоотверженным трудом. Имел завидную способность воплощать в металл то, что на наших эскизных набросках представлялось путаницей линий, размерных стрелок и цифр.

При изготовлении деталей сложнее других оказалась проблема изготовления ствола. Необходимого специального инструмента для изготовления нарезного ствола не было. В местном военкомате удалось «выпросить» учебную мосинскую винтовку и использовать ее ствол.

Все больше становилось деталей, уже готовых к сборке. На двери комнаты, куда раньше мог свободно зайти каждый работник депо, появилась табличка: «Посторонним вход воспрещен» – мы все-таки работали над образцом оружия. Время военное, и должен соблюдаться определенный режим секретности.

При первой подгонке деталей обнаружилось немало неточностей в размерах и даже грубых отступлений от задуманного. И вновь выручили рабочие руки – на этот раз электрогазосварщика Макаренко. Своей ювелирной работой при наплавке металла он не раз спасал, казалось бы, напрочь забракованные детали. Это был мастер!

Так постепенно складывались узлы, шла сборка по частям. Трудно передать, сколько сложностей и непредвиденных препятствий встречалось в нашей работе. Долго сопротивлялся затвор – никак не хотел совершать положенные ему при стрельбе действия. Пришлось несколько раз переделывать чертеж ствольной коробки. Оказалось, маловат был ход затвора. Устранили недоработки.

Как-то Женя Кравченко спросил меня:

– Правда ли, что изобретатель Максим выпиливал свой пулемет в течение пяти лет?

– Не пулемет он выпиливал, а детали автоматики. Да и учти, что у него и станков таких не было, как у нас, и о сварке он мог только мечтать, – сказал я. – К тому же нам пять лет никто не отпустит на создание пистолета-пулемета. Армии он нужен сейчас…

Подобные разговоры об оружии возникали у нас постоянно. И я с удовольствием делился с товарищами тем, что узнал об оружии в госпитале, от моего «учителя» – лейтенанта-десантника, или прочитал в книгах. Было приятно, что в группе работали небезразличные люди, настоящие энтузиасты.

Надо сказать, что многие – знакомые и незнакомые рабочие, молодые и те, кого давно называли «батя», отработав две смены, подходили к нам и спрашивали: как дела – все ли в порядке? Может, помочь чем? А помощь была нам очень необходима. Даже сейчас, вспоминая этих людей, думаешь, какая сила смогла бы победить такой народ? Ведь каждый стремился сделать все возможное и невозможное, чтобы быстрее разгромить ненавистного врага. При этом все национальности нашей страны были вместе. Это нынче мы так бездарно, так бесславно растеряли чувство всеобщего родства, сплотившее нас, объединившее в годы страшной войны и сделавшее нас непобедимыми… А тогда оно было как непробиваемый щит, как незримые «живые помощи». Не важно, кто ты: русский, казах, украинец или якут. Это было великое чувство духовного единения.

Параллельно с созданием пистолета-пулемета мы с Женей Кравченко задумали сделать еще и ручной пулемет под винтовочный патрон. Я разработал его конструкцию, и Женя взялся за изготовление. Собрав первый макет пулемета, мы поняли, что на отработку этого образца у нас, к сожалению, не хватает ни сил, ни времени. Мы решили оставить эту затею.

Прошло всего три месяца упорного, я бы сейчас сказал – непосильного труда. Наконец, образец пистолета-пулемета был собран, и встала проблема: где и как его испытывать?

Мне удалось получить в местном военкомате несколько сот патронов. Испытывали мы пистолет-пулемет тут же, в комнате, где шла сборка. Поставили большой ящик с песком и проводили отладочные стрельбы. Ох, и влетело же нам от начальника депо! От выстрелов всполошились все рабочие в цехе, побросали работу, ринулись к нам. После этого мы вынуждены были установить специальную световую и звуковую сигнализацию и проводить отладочные стрельбы только по ночам. Оставшимися патронами проверили кучность одиночного и автоматического огня. Нам показалось, что полученный результат неплохой.

И вот уже наш первый опытный пистолет-пулемет, рожденный в этой маленькой рабочей комнате паровозного депо, лежал на промасленном верстаке и как бы ставил перед нами новую проблему: что же с ним делать дальше? А этого мы и сами не знали…

Единственное, в чем мы были абсолютно уверены, так это в том, что сделали очень важное и нужное дело, которое в какой-то степени может приблизить победу над вражеской Германией. Каждый из нас с трепетным чувством брал в руки отливающий черным лаком пистолет-пулемет номер один, любовно, по-отечески, гладил металл, отполированный приклад, нажимал на спуск, слушая работу подвижных частей.

И куда же теперь с ним идти? Кому показать?

После долгих размышлений было принято решение направить образец и его автора сержанта Калашникова в город Алма-Ату, в областной военкомат. Это военная организация – там наверняка подскажут, куда обратиться, чтобы продолжать работу над моим пистолетом-пулеметом…