Читать книгу Траектория судьбы - Михаил Калашников - Страница 5

Солдат своего отечества

Оглавление

В августе 1938 года меня призвали на службу в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию – РККА.

На сборном пункте призывников я с завистью смотрел на сверстников, которых зачисляли в летные войска, в артиллерию или танковые части. Туда, как правило, брали физически сильных ребят, а я себя таковым никогда не считал: и невысокий, и щуплый… Но все-таки решил попытать счастье, обратившись непосредственно к руководителю отборочной комиссии с просьбой о зачислении в танковую часть. Рассказывал ему о своей неудержимой тяге с детских лет к технике, о том, как в школьные годы даже пытался изобрести вечный двигатель…

Видимо, речь моя была настолько убедительной, что мечта сбылась – меня зачислили в танковые части. А по прибытии к месту службы в западно-украинский город Стрый – определили в учебную роту, в которой готовили механиков-водителей танков.

Мы стали курсантами. Командиры проводили с нами занятия по изучению боевой техники и по различным военным дисциплинам, в том числе и по строевой подготовке. При этом большое внимание обращалось на выправку курсантов, на опрятность в одежде, на умение слаженно ходить в строю, петь строевые песни. Словом, нас учили четко выполнять все уставные обязанности.

Во время строевой подготовки мое место в строю было предпоследним – по причине маленького роста и отнюдь не блестящей выправки. К тому же я был явно не из лучших курсантов во время пения и маршировок, что давало повод постоянным шуткам нашего ротного старшины. Вскоре у нас с ним сложились своеобразные отношения. Он с особым удовольствием делал мне замечания, все время называя при этом «предпоследним». Его не всегда корректные придирки вызывали во мне желание постоять за себя и ответить, что я и делал. Чаще всего это заканчивалось ответной «наградой» – нарядом вне очереди.

Курсанты, получавшие такое наказание, должны были мыть полы в казарме и, что самое неприятное, – мыть отхожие места, туалеты. Но даже это не могло заставить меня не обращать внимания на обидные слова старшины: много раз мне приходилось по его команде мыть полы, работать на кухне, перезаправлять кровать, перешивать подворотничок, одному отрабатывать ходьбу строевым шагом и так далее…

Сейчас, спустя не один десяток лет, я могу «оценить» наше противостояние с другой стороны: многое умею и делаю сам, в чем, возможно, есть некоторая заслуга старшины!.. Как-то мы с внуком Игорем вдвоем чистили картошку, и тот, увидев, что отстает от меня, ревниво спросил: «Где ты так наловчился, дед? Тебя не догонишь!» Я ответил: «Как это где? В Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Когда отрабатывал на кухне наряды вне очереди!» Внук уловил, что я при этом невольно вздохнул и сочувственно спросил: «Тяжело было?» Я промолчал в ответ. Как признаться ему, что я получал эти наряды лишь потому, что не уступал старшине, не сдавался…

Это наше противостояние продолжалось на глазах у всей роты. Но, наконец, разрешилось… самым неожиданным образом.

Однажды, получив в очередной раз наряд вне очереди и уже закончив мыть пол в казарме, я подошел к товарищам, занимавшимся выпуском боевого листка. Листок, размером в половину газетной страницы, готовился ротной редколлегией и вывешивался на самом видном месте. Он должен был отражать все последние события в жизни нашего подразделения, и в том числе, конечно же, указы старшины. В задачу редакторской группы входило освещение как хороших, так и негативных явлений.

Я с интересом принялся разглядывать будущий листок, и тут мне на глаза попалась записка старшины: «Изобразить «предпоследнего» во время строевой подготовки». Я сразу понял, о ком идет речь… и вдруг на меня накатило вдохновение!.. Попросив лист бумаги и карандаш, я сел на подоконник и буквально за несколько минут выполнил задание старшины: в смешных стихах создал очень самокритичный образ!..

Ребята остались очень довольны моей работой и, нарисовав соответствующие карикатуры, поместили мое творение в газету.

Вечером после занятий курсанты, плотным кольцом окружив старшину, слушали, как тот под их заразительный хохот нараспев читал один куплет за другим. Время от времени он вытирал глаза от неудержимого смеха. Строки, посвященные «предпоследнему», зачитал несколько раз и, обращаясь ко мне, сказал: «Вот видишь, до чего дожил – уже все взялись за твое воспитание!» Друзья, знавшие о моем личном участии в этом «воспитании», многозначительно заулыбались…

На следующий день все курсанты узнали, что автором этих строк был я сам. Наш старшина совершенно не ожидал такого оборота – ведь он сам вчера с таким удовольствием перед всей ротой читал стихи «предпоследнего» о «предпоследнем», да еще и нахваливал их!.. Ему ничего не оставалось делать, как назначить меня членом редколлегии боевого листка.

С тех пор я прочно занял почетное место «ротного поэта» и вскоре мои стихи начали печатать в окружной газете. Вся рота читала их и, конечно же, гордилась своим сослуживцем. Был горд и наш старшина, считая, что он тоже участвовал в творческом становлении ротного поэта.

В начале 1940 года я написал несколько стихотворений и отправил в армейскую газету. Их напечатали. Вскоре после этого меня послали в Киев на слет молодых армейских литераторов.

Как сейчас помню, в президиуме были известные в ту пору армейские писатели и поэты. Шел разбор творчества начинающих литераторов. Много было и серьезных, и шутливых выступлений. Молодые солдаты-литераторы сами не раз дружно смеялись, когда со сцены зачитывались их немудреные творения. Некоторые на крыльях своей поэтической фантазии улетали так далеко, что, не имея большого словесного багажа, выдавали истинные «шедевры». Помню, зал взорвался смехом, когда зачитали произведение молодого тульского парня, сравнившего свою любимую девушку, ее красоту и добрый характер с дорогим его сердцу тульским самоваром…

Но все это не обижало нас, молодых авторов. Да и как обижаться – разбор был по-доброму поучительным и полезным. Встречались и интересные, почти профессионально написанные произведения. Иногда было трудно поверить, что все это сочинили молодые парни – солдаты и сержанты.

Возвратившись из Киева в воинскую часть, я был удивлен тому, как изменилось отношение нашего старшины ко мне, «предпоследнему». Стоило мне стать в строй, как он задумчиво начал ходить туда-сюда вдоль строя, потом остановился напротив меня и негромко, но весьма торжественным голосом скомандовал: «Курсант Калашников! Поменяться местами с соседом справа!» Мы поменялись – и я оказался третьим с краю. Придирчиво оглядев строй, старшина снова приказал: «Ищ-ще раз поменяться с соседом справа!» Это повторялось несколько раз, я был уже восьмым от конца шеренги, потом девятым, но ничего не получалось… Не удавалось старшине спрятать меня таким образом, чтобы явно не нарушить ранжира. Печально вздохнув, он приказал мне занять свое обычное место – предпоследнее…

Тут уж я ничем не мог ему помочь – я стремительно рос только в его глазах!..

Служба армейская шла своим чередом: занятия по освоению техники, изучение всей «начинки» танка, оружия. Главное для механика-водителя, да и, пожалуй, для всех в экипаже, – хорошо знать материальную часть и отлично владеть ею в любых условиях. Теоретическая учеба сочеталось с практической – вождением и стрельбой из всех видов оружия, находящегося в распоряжении экипажа. В том числе и из пистолета ТТ (тульского Токарева), которым тогда только что вооружили танкистов.

Во время таких занятий я сразу обратил внимание на неудобство использования пистолета ТТ при стрельбе из специальных щелей в башне танка. Одно дело – стрелять из-за укрытия «на свободе», и совершенно иное – через узкую щель в бронированной башне. Я попытался устранить этот недостаток и изготовил специальное приспособление, которое делало стрельбу через щель в башне более прицельной. А для повышения эффективности стрельбы из пистолета разработал магазин с увеличенным количеством патронов. В чем-то пригодился мне тогда и первый оружейный опыт с пистолетом Браунинга…

Постепенно в нашем солдатском коллективе организовался кружок рационализаторов. Не имея достаточного опыта и соответствующего технического образования, члены этого маленького коллектива ставили себе различные технические задачи и, помогая друг другу, искали пути их разрешения. Конечно, все наши изобретения изготавливались и испытывались в нашей же части.

Работали мы увлеченно – таиться не надо, иди в мастерскую в любое время, какое удастся выкроить в перерывах основных занятий, и твори. Правда, перерывы становились все короче…

Дело в том, что в мае 1940 года командующим Киевским Особым военным округом стал Георгий Константинович Жуков. Конечно же, невольная магия имени этого великого русского полководца заставляет теперь извлекать из памяти подробности службы, которые сразу воздали бы ему должное… Но что было, то было: за два года перед этим мы не «наездили» столько, сколько летом и осенью предвоенного сорокового.

Днем и ночью мы утюжили гусеницами полигон, совершали марши на большие расстояния. Наши танки находились под непрерывным боевым напряжением, и содержать их постоянно в рабочем состоянии было для нас, механиков-водителей, нелегко. Но вот что удивительно: психологические и физические нагрузки возрастали, а у нас словно второе дыхание открылось, повысился интерес к службе, к совершенствованию знаний и навыков. Видимо, немалую роль сыграло и то, что мы тогда непосредственно во взводах, в ротах осваивали боевой опыт, полученный Красной Армией в войне с Финляндией и в боях с японцами на реке Халхин-Гол. Перед нами на каждом учении и занятии ставили задачу: учиться сегодня тому, что нужно будет на войне. Обучение войск максимально приближалось к условиям реальных боевых действий.

Еще одна особенность нашей службы проявилась в том же 1940 году – активизировался творческий поиск в изобретательской и рационализаторской работе в воинских частях, заметно повысился интерес к ней. Что, как мне представляется, тоже непосредственно связано с вступлением Г. К. Жукова в должность командующего войсками округа.

Атмосферу творчества всячески развивали и поддерживали командиры. Сейчас, к сожалению, забылись имена тех, кто ставил нас постоянно в условия своеобразных творческих конкурсов. В полках появились специальные стенды, на которых вывешивались информационные листы с тематикой проблем, предлагаемых для решения войсковым умельцам. Каждая тема имела практическую направленность на совершенствование эксплуатации и обслуживания техники и вооружения.

В один из горячих летних дней наша рота вернулась из учебного центра. Казалось, полигонная пыль въелась в броню и пропитала ее насквозь. Пришлось всем экипажам изрядно потрудиться, чтобы прочистить каждый узел, каждый механизм.

Вот тогда-то командир роты, человек очень энергичный, то и дело подбрасывавший нам идеи для поиска, велел мне выйти из строя и задержаться. По-отечески взяв меня под руку, он спросил:

– Ты, Миша, не подходил к стенду, где объявления висят? Посмотри обязательно, что там написано. Нашим умельцам предлагают включиться в конкурс на создание одного интересного прибора, так необходимого нам, танкистам. Я думаю, это тебя заинтересует. Да и опыт у тебя уже есть…

Надо отдать должное нашему ротному – он хорошо знал индивидуальные особенности каждого из нас, умел заглянуть в душу, понимал, какую струну в ней затронуть. Мою тягу к «железкам», стремление покопаться в них, мои робкие попытки что-то конструировать он разглядел быстро.

Так командир буквально на ходу включил меня в проводившийся в части конкурс на создание инерционного счетчика для учета фактического количества выстрелов из танковой пушки. Не вдаваясь в подробности, скажу, что прибор, который я с помощью товарищей-курсантов изготовил и испытал, ставил заслон упрощениям и послаблениям при ведении огня танкистами на учениях и занятиях.

В моем архиве каким-то чудом сохранился любопытный документ шестидесятилетней давности – отзыв специалистов на созданный мною прибор: «Счетчик прост в изготовлении и безотказен в работе».

Это был первый маленький успех в моей едва наметившейся конструкторской деятельности. Я с благодарностью вспоминаю своего первого командира роты, сумевшего увидеть в угловатом, худеньком красноармейце, в том самом «предпоследнем», наклонности к техническому творчеству. И не просто увидеть, но и создать условия для их развития.

Я сейчас часто думаю: откуда только бралось время для работы над созданием приборов, различных приспособлений, если сутки были до предела насыщены занятиями, учениями, обслуживанием техники – словом, всем тем, что называется боевой подготовкой и является главным, определяющим в жизни военного человека, будь он солдат или генерал. И я понимаю теперь: у нашего командира роты, у командования части был истинно государственный взгляд на техническое творчество личного состава как на один из важнейших факторов повышенной боевой готовности. Да, со временем было трудно. Но для нас выкраивали «окна» в распорядке дня, давали дополнительную возможность поработать в мастерской, чтобы мы могли воплощать свои задумки в практические дела, в конкретные счетчики, различные приспособления.

Однажды, когда я был занят в танковом парке, ко мне подошли ребята из экипажа и посоветовали обратить внимание на листок, который только что повесил на стенд наш политрук.

На небольшом желтоватом листке было написано, что нашему вниманию предлагается ряд проблемных вопросов и каждый из нас может принять участие в техническом конкурсе. Внимательно прочитав все, я остановился на одном. Предлагалось разработать прибор для фиксирования работы танкового двигателя под нагрузкой и на холостом ходу. Крупно выделялись слова: «Создание такого прибора имеет для танкистов важное практическое значение».

Это сегодня современный танк до предела начинен электроникой. Работу всех его агрегатов, узлов и механизмов чутко фиксируют десятки совершенных приборов. А тогда, полвека назад, многое приходилось дорабатывать, делать не в конструкторском бюро, а непосредственно в войсках. И нередко идея, предложение, разработка рядового механика-водителя позволяли вносить существенные конструкторские доработки в тот или иной узел, создавать непосредственно в частях новые приборы, значительно повышавшие качество эксплуатации техники.

Наверное, с той довоенной поры, когда сам по мере сил и возможностей вносил предложения в совершенствование конструкций техники, я и следую святому для себя правилу: советоваться с теми, кто выходит на рубеж открытия огня с созданным мною оружием.

Возвращаясь в 1940 год, скажу, что идея создания прибора захватила меня. После того, как я узнал о конкурсе, где бы ни был, чем бы ни занимался, мысли мои каждый раз возвращались к будущему счетчику моторесурса. Но как подобраться к практическому воплощению в жизнь? За основу решил взять принцип тахометра, который фиксировал число оборотов коленчатого вала, характеризуя работу двигателя на разных режимах. В ученической тетради обозначил в эскизном наброске контуры будущего счетчика. Но где брать материал для его изготовления, на какой базе мастерить, как выкраивать время для работы над ним?

И вновь на помощь пришел командир роты. Он дал мне возможность в часы самоподготовки заниматься расчетами, и вывел на полковую приборную мастерскую, где я пропадал в свободное после ужина время. Не буду вдаваться в детали работы над прибором. Замечу лишь, что она заняла несколько месяцев. Не знаю, кто из нас больше радовался: я или командир роты, когда я доложил ему об окончании работы и попросил разрешения испытать прибор на своем танке. Установили счетчик быстро. Признаться, не было предела нашему изумлению, когда убедились, что прибор уверенно действует и точно фиксирует работу двигателя под нагрузкой и на холостом ходу.

– Поздравляю, – энергично пожал мне руку командир роты, едва мы покинули машину, и добавил: – Сегодня же доложу о твоем успехе командиру полка. Он ведь тоже следил за твоим поиском.

Командир полка лично проверил счетчик в действии, подробно расспросил, как я его создавал. Это было внимание глубоко заинтересованного человека. Он хорошо понимал: творчество механика-водителя способствует решению важной задачи – повышению надежности эксплуатации танковой техники.

Было решено направить прибор на суд окружных специалистов. Командир полка распорядился командировать в штаб округа и меня.

Думал ли я, уезжая в Киев, что расстаюсь с родной частью навсегда? Конечно, нет!.. Рассчитывал через несколько дней вернуться обратно. Знал: роте, полку предстояло участвовать в крупных учениях. Но учения состоялись без меня…

О приборе доложили генералу армии Г. К. Жукову, и он дал команду, чтобы создатель счетчика прибыл к нему.

Не без робости я входил в кабинет командующего округом – прославленного генерала, героя боев на Халхин-Голе. Когда докладывал о своем прибытии, голос мой срывался. И, видимо, заметив мое состояние, Георгий Константинович улыбнулся. Исчезла суровость с его широкого лица, подобрел взгляд.

Командующий был не один. В кабинете находилось несколько генералов и офицеров. Все они внимательно знакомились с чертежами и самим прибором.

– Хотелось бы послушать вас, товарищ Калашников, – повернулся ко мне Г. К. Жуков. – Расскажите нам о принципе действия счетчика и о его назначении.

Так впервые в жизни мне довелось докладывать столь представительной комиссии о своем изобретении, откровенно говорить о его сильных и слабых сторонах. Много раз за последующие десятилетия конструкторской деятельности приходилось мне защищать созданные образцы, отстаивать свои позиции, драться за воплощение конструкторских идей в жизнь, иногда быть и битым. Но тот первый доклад, сбивчивый от волнения, не совсем связанный логически, врезался в память на всю жизнь.

Жуков предложил всем присутствующим дать оценку моей работе и внимательно выслушал каждого. Сам командующий подвел итог обсуждению: прибор оригинален по конструкции и, несомненно, позволит с большей точностью контролировать моторесурс танковых двигателей. А это, в свою очередь, даст возможность эффективнее вести борьбу за экономию горючего и смазочных материалов. Что и говорить, оценка была высокой!

По указанию Жукова меня направили в Киевское танковое техническое училище для проведения работ по доработке прибора. Там меня снабдили соответствующим документом – Справкой. Она была датирована 2 октября 1940 года и подписана исполняющим обязанности помощника начальника Училища, военным инженером 2 ранга Колесниковым. Это особенный для меня документ, а потому я хочу привести его дословно: «Дана настоящая (справка) красноармейцу-изобретателю тов. Калашникову М. Т. в том, что ему разрешается производить заказы на изготовление отдельных деталей по его изобретению в мастерских гор. Киева.» В этом официальном документе меня впервые назвали изобретателем!..

В мастерских училища мне предстояло изготовить два опытных образца прибора и подвергнуть их всестороннему испытанию на боевых машинах. В короткий срок это задание было выполнено.

И вновь встреча с генералом армии Г. К. Жуковым, уже после завершения испытаний. По времени она была гораздо короче первой. Командующий поблагодарил меня за творческую инициативу и объявил о награждении ценным подарком – часами. Тут же отдал распоряжение командировать красноармейца Калашникова в Москву. Мне предписывалось убыть в одну из частей Московского военного округа, на базе которой проводились сравнительные испытания прибора.

Не сохранились у меня часы, врученные Г. К. Жуковым. Но однажды напомнил мне о тех незабываемых днях конца 1940 года своим письмом военный журналист Анатолий Михайлович Киселев. Работая в архиве, он обнаружил экземпляр окружной военной газеты «Красная Армия», где рассказывалось о приеме командующим войсками округа красноармейца Калашникова.

Теперь, когда вокруг моей фамилии ходит столько самых разных легенд, появилась и такая: мол, в сорок первом, в самые трудные для России дни войны, Калашникова вызвал к себе Жуков и приказал: армии нужен безотказный автомат.

Этот сюжет очень любят журналисты за рубежом. Да и у нас иногда появляется эта фантастическая информация, зачастую обрастая «дополнительными» подробностями: великий маршал отечески положил руку сержанту на плечо и проникновенно сказал: «Сынок! Вся надежда на тебя!»

Этого, конечно же, не было.

Но было другое – смятение чувств рядового солдата: невольное благоговение перед уже знаменитым в ту пору генералом и робость перед ним… С одной стороны – гордость за свое изобретение, а с другой – страх: а вдруг всем этим умным генералам, собравшимся в кабинете командующего, прибор покажется примитивным и недостойным внимания?..

Хотя, признаться, в поисках своего вольного или невольного «крестного» я не раз потом мысленно возвращался к личности Георгия Константиновича Жукова… Да, были и перед встречей с ним те, кто помогал, наставлял, поддерживал – чем только мог. Но благословил-то и в самом деле Георгий Константинович. Именно с момента встречи с ним произошли в моей судьбе такие крупные перемены: я, солдат срочной службы, незадолго до начала войны встал на нелегкий путь конструирования.

Итак, с командировочным предписанием, с документами и двумя приборами я прибыл на сравнительные полевые испытания в Кубинку – в подмосковную воинскую часть. И там с сожалением узнал, что сравнительные испытания закончились – конкурсная комиссия уже определила победителя…

После некоторых разбирательств командованию части было приказано подвергнуть сравнительным испытаниям только что привезенные мною приборы. Они выдержали их с честью, достойно пройдя сквозь сито оценок придирчивых военных специалистов. И через несколько дней я с огромной радостью прочитал заключение конкурсной комиссии, в котором говорилось о том, что мой «счетчик моточасов» (так он стал называться) в полной мере удовлетворяет всем предъявляемым требованиям и рекомендован для серийного производства.

Это была уже реальная победа!

После этого я не вернулся не только в часть, но и в свой округ. Распоряжением начальника Главного бронетанкового управления РККА меня командировали на один из ленинградских заводов, где счетчик после отработки рабочих чертежей предстояло запустить в серию.

Ранним весенним утром 1941 года я прибыл в Ленинград.

Впервые в жизни я прошел через проходную на территорию завода. Трудно было представить себе, что на этом гиганте будут осваивать производство моего небольшого прибора.

По-уставному докладываю главному инженеру о своем прибытии. Он, приветливо улыбаясь, говорит:

– А мы вас ждали. Нам сообщили, что вы приедете. – И повернулся к человеку с копной седеющих непослушных волос. – Знакомьтесь: это главный конструктор завода товарищ Гинзбург. Держите с ним тесный контакт. Желаю удачи.

Деловой и доброжелательный тон, разговор на равных с двадцатилетним красноармейцем, сделавшим всего лишь маленький шажок в конструировании, уважительное, товарищеское отношение – все это я почувствовал сразу, едва окунулся в атмосферу конструкторского бюро и цехов. Здесь я, пожалуй, впервые по-настоящему познал, что такое конструкторская доводка образца в профессиональном заводском КБ. Сколько терпения, коллективных усилий надо, чтобы запустить изделие в серию!.. Конструкторы, технологи, рабочие – каждый вносил частичку своих знаний и навыков в мое такое еще несовершенное творение. И как важно, чтобы сохранялась обратная связь, чтобы инженеры, рабочие чувствовали: конструктор искренне ценит их труд.

Необычное состояние я пережил в опытном цехе, когда началось изготовление отдельных деталей прибора. Тогда мне впервые довелось испытать странное чувство – собственническое, скажем так, чувство конструктора: мое! Для меня было удивительно и приятно видеть, что детали, над которыми я ломал голову, делают теперь другие люди, да еще с каким старанием, с каким качеством! Меня постоянно тянуло каждую деталь взять в руки, рассмотреть. Я был бы счастлив оставить ее себе – для того, чтобы, вернувшись в часть, показать ребятам. Мне буквально приходилось бороться с постоянным желанием заполнить все карманы «своими» деталями. Я и сейчас часто вспоминаю это, охватившее меня, чувство. Но теперь, рассказывая кому-нибудь об этом, шутя, добавляю: «Если бы это чувство во мне взяло верх, то сейчас меня невозможно было бы отыскать в куче «моих» деталей – они погребли бы меня под собой».

Мне нравилось наблюдать, как детали одна за другой поступали на сборку, пройдя тщательный контроль. При этом я вспоминал свой первый образец, созданный в мастерской полка из отслуживших свой срок деталей, вручную, где каждый размер делался, можно сказать, на глазок. Я тогда был бесконечно благодарен военному инженеру Горностаеву, помогавшему мне выполнить чертежи, горячо поддержавшему меня и вселившему веру в победу.

В то время, пока в опытном цехе изготавливали опытную партию счетчиков моточасов для проведения войсковых испытаний, я занялся другим танковым прибором – выключателем массы. Тщательно проанализировав существующие и разрабатываемые в Конструкторском бюро варианты этого прибора, я спроектировал свой образец, изготовил его и предложил на рассмотрение руководству завода. Было решено подвергнуть его заводским лабораторным испытаниям.

И вот, первый выключатель массы моей конструкции был испытан, и мне под роспись вручили официальный документ, подписанный главным конструктором Государственного Ордена Трудового Красного Знамени завода № 174 имени К. Е. Ворошилова. Цитирую его текст полностью:

«В период прикомандирования к заводу № 174 им. К. Е. Ворошилова красноармейца т. КАЛАШНИКОВА для реализации его предложения по «счетчику моточасов» им был предложен выключатель на массу, который и был в опытном образце изготовлен автором в мастерских завода. Проведенные лабораторные испытания выключателя массы – тов. КАЛАШНИКОВА показали возможность производить с помощью предложенного выключателя разрывы электро-цепи постоянного тока силою 1500 ампер при напряжении 22 вольта.

По сравнению с существующими выключателями ВМ-9 и BM-80-lc выключатель массы тов. КАЛАШНИКОВА проще по конструкции, надежнее по работе основной пружины, меньше по весу и габаритам.

Обнаруженный при испытаниях перегрев корпуса, температура которого при 5 минутном прохождении тока силою 600 ампер – достигала 95 градусов свыше окружающей, объясняется малым сечением плюсового неподвижного контакта и нижней платы корпуса.

Заключение. Основываясь на простоте конструкции предложенного т. КАЛАШНИКОВЫМ выключателя массы и на положительных результатах лабораторных испытаний, завод в июле месяце с.г. отработает рабочие чертежи и изготовит образец выключателя массы для окончательных всесторонних испытаний его с целью внедрения на спецмашины.


Главный конструктор завода: <подпись> /Гинзбург/ Начальник КБ-9: <подпись> /Павлов/

Автор выключателя массы <подпись> /Калашников/»

К сожалению, всесторонние испытания не состоялись – в верхней строке над текстом стояла дата: 24 июня 1941 года – документ был подписан спустя два дня после нападения Германии на Советский Союз.

Началась Великая Отечественная война, и я должен был срочно возвращаться в свою воинскую часть.

Через несколько дней я распрощался с заводом, с рабочими и инженерами, ставшими для меня близкими за время напряженной совместной работы. На всю жизнь запомнил слова главного конструктора, обнявшего меня на прощание:

– Воюйте хорошо, молодой друг. И пусть вас никогда не покидает вера в силы тех, кто остался здесь. А приборы ваши мы доведем обязательно, только позже, после скорой победы над врагом.

В «скорую победу» мы тогда верили горячо и безоговорочно. Почти все были твердо убеждены, что воевать будем исключительно в согласии с советской военной доктриной: «малой кровью и на чужой территории».

Убежден был в этом и я, спешно покидая Ленинград…

Траектория судьбы

Подняться наверх