Читать книгу Задание на лето. Книга вторая - Михаил Морозовский - Страница 4

Наконец-то распогодилось и мелкий моросящий дождик, что полировал улицы несколько дней подряд, уступил место яркому солнцу. И хотя по небу местами ещё скользили небольшие серо-белые облака, дышалось по-весеннему, но тёплую осеннею курточку всё же ещё лучше было не снимать.

1

Сегодня у Михаила последний экзамен – специальность.

Он подошёл к Пермскому музыкальному училищу заранее, и пока оно ещё не открыто, присел на несколько неряшливый, собранный из разных обрезков ржавых труб, но уже свежевыкрашенный забор, что недалеко от входа в училище.

Вроде и греет солнышко, а у него – лёгкий озноб. Непривычно сдавать экзамены в одиночку, но так уж получилось, что на семейном совете решили: именно ему ехать в Новосибирск, помогать деду, а уж потом, когда отца отпустят с работы, он подъедет на смену. Бабушка Валя умерла…

Дед Семён, её муж (отец матери Михаила), еле ходит после операции, передвигаясь, когда на костылях, а когда боль немного отпускала – с палочкой в правой руке.

Уж что только не делали врачи, да и бабки-знахарки смотрели, ан нет – многолетняя работа в кузне дала о себе знать: спину он всё же сорвал, а уж потом и ноги стали плохо слушаться.

Михаил мысленно переносится в небольшой бревенчатый домик почти на окраине улицы села Боровое, что расположилось недалеко от Обского моря, рядом с сосновым бором, в пятидесяти километрах от Новосибирска. Здесь он в детстве провёл два лета подряд.

Вот дед подъезжает на своём синем мопеде «Рига-1», ставит его перед деревянными, потемневшими от времени высокими воротами, снимает серую кепку и осматривает улицу:

– Миша, ты где? – чуть хрипловатым голосом кричит он.

Мишка, Колька и Витька в это время ловят стрижей на ниточку с пушком на одном конце и с грузом из свинца на другом.

– Энто ты для этого у меня свинчатку просил? – чуть недовольно, но всё же с улыбкой, говорит дед подбегающему Мишке.

– Деда, да мы так, немного словим, а потом отпускаем, – оправдывается Мишка, вскакивая на ещё горячий, пахнущий бензином мопед.

– А говорил – на рыбалку надо?!

– А на рыбалку мы потом пойдём, дядя Сеня, завтра с утра, – говорит подошедший вразвалочку Колька. – А сегодня у нас соревнования, кто больше словит.

Колька старше Мишки на один год и уже учится в третьем классе. Дом его вон там, за тем палисадником с тремя пирамидальными тополями, что одним забором примыкает к дому деда. Витька, брат Кольки, младше его на три года, чуть запоздал и, подбежав, сразу выпалил:

– Здрастье, дядя Сеня!

– Ну-ну… Сейчас машина с дач подойдёт, далеко не убегай. Мать приедет, – говорит дед, открывая за железное кольцо небольшую калитку, что спряталась с правой стороны ворот.

– Птицу-то потом выпустите, не изгаляйтесь, нече животину мучать, – уже закрывая калитку, ворчит дед.

– Ух ты, ребя, машина с дачи приедет! – вскрикивает Мишка, не совсем ловко соскальзывая с высокой коричневой сидушки мопеда. – А давай мы стрижей ещё наловим и выпустим их в кабину машины, она поедет, а стрижи вылетят – вот потеха будет!

2

За спиной Михаила скопившиеся на красный свет машины тронулись, и улица снова опустела, только выхлопные газы, легко пощекотав нос, быстро рассеялись в свежести утра.

Все остальные экзамены он уже сдал экстерном, но главным всё же оставался этот. Михаил немножко нервничает от безделья. Программа, что он собирается сегодня играть, сложная, и подгонял он её, форсируя, занимаясь по много часов, точнее, всё свободное время, и поэтому чувствовалась и небольшая усталость, и лёгкая неуверенность – всё уже вроде бы и готово, но не обыграно, словно свежий хлеб с печи, ещё не остывший, ещё не осевший.

Высокая деревянная входная дверь в училище нехотя, с лёгким скрипом, открывается, и на приступке появляется вахтёр тётя Валя, дымящая смятой с краёв папиросой. Она, медленно поворачивая голову, будто осматривает незнакомую ей улицу, упирается взглядом в Михаила:

– Ты уже здесь? Что ж так рано? – хриплым прокуренным голосом, без эмоций спрашивает она, распахивая дверь шире.

Михаил быстро прошмыгивает в открытую дверь, на ходу бросая:

– Здрасьте, тёть Валь… Экзамены.

– Какие ещё экзамены? Сессия через месяц начнётся! – слышит он сзади себя скрип закрывающейся двери и чуть раздражённый голос тёти Вали.

На втором этаже безлюдно и необычно тихо. Все классы закрыты.

Михаил быстро расчехляет баян и начинает разыгрываться. Пустой коридор гулко отзывается на первые ноты. Только пальцы коснулись кнопок баяна, и уверенность возвращается к Михаилу.

А через час, когда студенты уже собрались на первую пару, он был готов сдавать экзамен, и ему хотелось только одного, чтобы тот прошёл как можно скорее.

Подошёл однокурсник Игорь Путилов, что учится в параллельном потоке, у него раньше всех появилась мужская высокая причёска, и уже проглядывали чёрные усики:

– Спецуху сдаёшь?

– Угу… – буркнул Михаил. Вступать в разговоры перед экзаменом ему как-то не хотелось.

– Ладно, настраивайся, наши на литру пошли, – бросил Игорь, дружески пожав руку Михаилу.

А ещё через час Михаил будет нервно смотреть на дверь, что ведёт в предбанник народного отделения в ожидании выхода кого-нибудь из экзаменационной комиссии – ждать оценки.

Первым вышел его шеф, Юрий Николаевич, на ходу махнув Михаилу, чтобы тот не вставал, подошёл сам и присел в свободное кресло рядом. Старые деревянные театральные кресла сильно заскрипели и, чуть качнувшись, обрели равновесие:

– Сейчас ещё немного подожди, выйдет Мария Дмитриевна, хочет с тобой поговорить.

Мария Дмитриевна – заведующая методическим объединением, и разговора с ней стараются избежать все народники, хотя сама по себе она женщина улыбчивая и приветливая, и всегда у неё при встрече находится для студентов доброе слово. И всё же «методобъединение» —словосочетание в училище страшное. Вызов на него ничего хорошего не предвещает.

– Что случилось? – неуверенно спрашивает Михаил.

– Ничего, просто предложение к тебе есть, а уж позже я подойду и договорим. Лады? – Юрий Николаевич встаёт, хитро улыбается своей лучезарной улыбкой, и Михаил в который раз думает о том, что студенты несправедливо считают его очень злым и чрезмерно требовательным преподавателем, сдирающим по три шкуры с их брата-студента, а на самом деле он – нормальный мужик!

Мария Дмитриевна вышла минут через двадцать и сразу направилась к Михаилу. Всё это время ему было чуть не по себе: что это ещё за номер, что такое сегодня случилось, почему до сих пор не говорят оценку и почему методобъединение что-то там решает?

Снова скрипнуло кресло, и Мария Дмитриевна, присев, коснулась его руки:

– Миша, прими мои соболезнования… – она выдержала паузу и, ещё раз коснувшись его руки, продолжила:

– То, что ты сегодня сделал, многие из выпускников не сыграют, возможно, никогда. И то, что тебе удалось подготовиться практически на два месяца раньше – это говорит о многом. С такой программой можно поступать в консерваторию.

Она снова выдержала паузу, и на её лице появилась улыбка, которая сильно смутила Михаила, и он, покраснев, опустил взгляд.

– Ну, засмущался! – ещё больше улыбнулась Мария Дмитриевна, и уже сняв свою руку с руки Михаила, продолжила. – Мы тут экстренно собрали методическое объединение и рекомендовали тебя на поступление в консерваторию, через полчаса спустись к секретарю в учебную часть, там уже всё будет готово. Ты сейчас в Новосибирск?

Михаил молча кивнул.

– А отец когда он приедет?

– Его недели через две отпустят с работы, а маме нездоровится, она только выписалась из больницы и пока ей тяжело ходить, – почти скороговоркой выпалил Михаил.

– Понятно, – тихо сказала Мария Дмитриевна, веко у неё дёрнулось, и снова наступила пауза. Видно было, что она о чём-то сильно задумалась.

– А в какую консерваторию будешь поступать? – прервала она молчание.

– В Новосибирскую, – почти не задумываясь, выпалил Михаил.

– А почему не в Свердловскую или Ленинградскую? Там очень сильные народные отделения! – чуть удивлённо спросила Мария Дмитриевна.

– Так я ж там родился, а в консе я уже учился, знаю её! – улыбнулся Михаил.

– Ладно, куда поступать вы решите с Юрием Николаевичем, – медленно поднимаясь с кресла, сказала она.

– Так я ж только второй курс закончил? – удивился Михаил, поднимаясь с ней вместе.

– А больше тебе здесь делать нечего. Как свои дела решишь в Новосибирске, мигом в консерваторию на прослушивание.

Она ещё раз пожала ему руку и, медленно повернувшись, пошла по коридору. Михаил про себя отметил, что одно плечо у неё последнее время стало заметно ниже другого, и правый глаз чаще щурился, слегка подрагивая веком. Это у неё случилось ещё в прошлом году после смерти матери.

– А оценка какая? – растерянно спросил он Марию Дмитриевну, уже спускающуюся по широкой лестнице, ведущей на первый этаж. Как раз в это время зазвенел звонок на перемену. Из разных аудиторий в коридор, как горох, посыпались суетливые студенты. Коридор зароился ульем и утонул в их шумной болтовне.

За этим гомоном Мария Дмитриевна, так и не услышав голос Михаила, повернула на другой лестничный пролёт и, слегка прижимаясь к стенке, дабы уступить место вечно спешащим юношам и девушкам, медленно спустилась на первый этаж.

– Ну что, сдал? – раздался голос однокурсницы Елены Еговкиной, незаметно для Михаила подошедшей сзади.

– Привет, Лен. Не знаю ещё, оценку не говорят, – пожал плечами Михаил.

– Ладно прибедняться. У тебя единственного за три сессии по спецухе одни пятёрки, – высунула язык Ленка и, не дожидаясь ответа, тоже побежала куда-то вниз.

Михаил вновь присел на стоящие у стены кресла и только теперь отметил, что он как-то выпал из этой повседневной суеты. Ему уже некуда спешить, вот только дождётся оценки и…

– Да когда ж они?! – вырвалось у него вслух.

3

Снова прозвенел звонок, и коридор опустел. Почти тут же вышел Юрий Николаевич и позвал его в класс.

– Всё уже знаешь? – спросил он его.

– Да, Мария Дмитриевна рассказала.

– Вот и лады… – он немного помолчал, опустив низко голову. – Куда будешь поступать?

– В Новосибирск.

– Что так? – быстро подняв голову и, взметнув густые брови, спросил Юрий Николаевич.

И Михаил снова стал долго объяснять, что он там уже учился, и там его родной город. И чем больше говорил Михаил, тем ниже опускалась голова преподавателя.

– Коль решил – действуй, – пожав руку и чуть-чуть улыбнувшись, сказал Юрий Николаевич, – но лучше Свердловск или Ленинград, там тебя уже знают…

– А задание? – удивлённо спросил Михаил.

– Какое задание? – ещё более удивившись, сказал Юрий Николаевич в тон Михаилу, при этом также как Михаил широко раскрыв глаза, и лишь спрятанная в уголке рта улыбка, говорила о наигранности его вопроса.

– На лето!

– Ах, на лето… Ну, коли поступишь, то преподаватель у тебя будет уже другой, так-то. Да, спустись в учебную часть к секретарю, там направление от училища тебе сейчас готовят, – он вновь опустил голову, сделав несколько коротких кивков и пожав на прощание руку Михаила, вышел из маленького класса, где у них проходили индивидуальные уроки по специальности, так больше ничего не сказав.

Дверь за ним закрылась, стало тихо и одиноко.

– Переживает, – подумал Михаил, подходя к небольшому окошку, что выходит на торец огромного здания исполкома, и тут же вспомнил, что так и не узнал про свою оценку.

На стареньком, небольшом, видавшем виды письменном столе, стоящим рядом с окном, лежит его раскрытая зачётка. В графе «специальность» стоит оценка «пять», в скобочках прописью – «отлично» и размашистая подпись Юрия Николаевича.

На память приходит один из уроков по специальности, что неожиданно из рядового превратился в открытый, и тогда в эту маленькую комнату вдруг навалилась куча преподавателей.

На первом курсе у него был другой шеф – Валерий Николаевич (вот в кого Михаил был практически влюблён и доверял ему безоговорочно) и тот, широко улыбаясь и чуть игриво обращаясь к вошедшим преподавателям народного отделения, тогда сказал:

– Вы посмотрите, что он вытворяет!

И уже к Михаилу:

– Давай с выхода на пассажи и пассажи с кодой!

Михаил проигрывает большой, сложный технически отрывок пьесы.

– А?! – смотрит, улыбаясь, на вошедших Валерий Николаевич.

– Ну так никто не играет! Так невозможно, вроде как и неправильно! – говорит чуть растерянно один из них, а сегодняшний его шеф Юрий Николаевич, почесав уже лысеющий лоб, просит ещё разок прогнать это место.

– Непонятно, как он это делает, – говорит он после очередного проигрывания. – Ну точно – так не играют, не должно получаться.

– Вот! А у него получается! – подскакивает Валерий Николаевич.

– Надо переделать, – говорит Юрий Николаевич, – сменить аппликатуру и потом…

– Ни-и-и, – тянет Валерий Николаевич, – и при этом машет руками, мол аудиенция закончена, – пусть так чешет, ведь звучит же, да ещё как звучит!

Всё это время Михаил стоит с открытой зачёткой, откровенно радуясь сегодняшней оценке и лишь потом, глубоко вздохнув, аккуратно закрывает её, засовывает в глубокий нашивной карман чехла баяна и не спеша ещё раз оглядывает учебный класс, как будто прощаясь, а потом быстро взваливает баян в стареньком самопальном чехле из утеплённого непромокаемого брезента цвета выцветшего хаки себе на правое плечо и, уже не оглядываясь, спускается в учебную часть.

Секретарь, глянув на него поверх очков, кивком направляет его в кабинет директора училища.

Большая тяжёлая дверь, обитая чёрным дерматином, чуть чмокнув воздухом, открывается бесшумно. За большим письменным столом, заваленном бумагами – Тарас Петрович.

Увидев Михаила, он, чуть помолчав, пристукивает одновременно двумя руками по столу, поднимается, берёт с правого угла большого стола две бумажки, скреплённые канцелярской скрепкой в левом верхнем углу, и протягивая Михаилу, говорит:

– Ну что, старый знакомый. Желаю тебе успеха! Да, сейчас у секретаря заберёшь ведомость, отнесёшь в бухгалтерию, там тебе премию выписали, получи, в дороге пригодится! – улыбается он, крепко пожимая руку Михаилу.

– Премию-то за что?

– За лауреата!

Домой он добирался на автобусе, битком набитым пассажирами, так что с баяном было и не пройти – пришлось потолкаться и выслушать несколько колких замечаний. Старый автобус со скрипом тронулся с места и медленно поплёлся по разбитой асфальтовой дороге, звеня всем своим изношенным металлическим телом на ухабах.

– Всё, завтра в Новосиб, – успел подумать Михаил и задремал, плотно зажатый с боков другими пассажирами…