Читать книгу Задание на лето. Книга вторая - Михаил Морозовский - Страница 9

Чернота ночи постепенно начала сменяться серостью. Послышались ещё неуверенные одинокие голоса просыпающихся птиц, пока их совсем немного, но с каждой минутой всё больше и больше, и вот уже можно услышать целый ансамбль, который в самом скором времени должен превратиться в весёлый лесной хор.

Восход алеет и разгоняет утренние сумерки – светает! За гороховым полем появляется краешек солнца и медленно-медленно растёт.

1

Михаил, наблюдая эту картинку, и не заметил, как по металлической лестнице со второго этажа панельного корпуса кухни спустилась тётя Таня, подошла к столику со скамейками на краю берёзовой рощицы и присела рядом:

– Миша, так ты что ж, спать не ложился или встал так рано?

– Доброе утро, тётя Таня! – улыбнулся Михаил.

– Понятно… Доброе… А что так? – смотрит на восход солнца тётя Таня. – Восход встречаешь?

– Тётя Таня, мне в Боровое надо!

– Так иди, раз надо, вот позавтракаешь и иди. Ты ж теперь не отдыхающий – сотрудник, сам волен в своём свободном времени.

– Так дети же сегодня приезжают?

– И что? Пока выгрузятся, расселятся, то да сё, – разводит руками тётя Таня. – Твоя работа не раньше завтрашнего дня начнётся и то, если всё нормально будет, а то и через два дня. Пойдём завтракать, – она поднимается со скамейки и направляется в сторону кухни.

Повеселевший Михаил идёт следом.

Ночь размышлений ничего не дала, а уж с восходом солнца ему и пришла эта простая мысль, что надо срочно сходить в Боровое, отыскать церковь, батюшку, поговорить с ним, коль удастся, а уж там и размышлять над тем, как ему дальше быть и с землянкой, и с иконами. Если дело затянется, то землянку надо как-то укрепить и чуток подшаманить. А если…

Что-то в лучшее ему пока не очень верилось, уж больно нелестный был отзыв деда о батюшке, как такому довериться?

– Бориска, так его наши меж собой в миру кличут, а уж как его звали по церковному-то и не помню, – сказал ему утром дед, когда они прощались у двери. – Ну, ты работай там, обо мне не думай. Продукты есть, квартиру ты помыл, а уж до отца три дня осталось – продержусь.

Деду явно стало получше, и вчера он выходил на костылях посидеть на лавочке возле подъезда. Михаил сначала хотел помочь ему спуститься, но тот твёрдо сказал:

– Сам, сам, ты меня перед бабами-то не срами.

Сам вышел, сам сел и долго улыбался прохожим…

– Ты иди, иди, знаю, хотел друзей проведать, так беги! Я тут чуток посижу, с бабами покалякаю, а уж к обеду поднимусь.

– Сам поднимешься? – спрашивает Михаил, вглядываясь в ожившее лицо деда.

– Сам не поднимусь, кто-нибудь да поможет, ступай с Богом. Нечего тебе у деда под боком дни просиживать, не молодое это дело…

В дверном проёме подъезда показалась соседка деда (Михаил не запомнил, как её зовут, у него вообще память на имена и даты была плохая).

– Ой, Вера! Ты глянь – Сеня во двор вышел! – она развернулась и, кряхтя, начала подниматься по ступенькам, а уж через пару минут спускалась вместе со своей сестрою.

Михаил успокоился за деда и направился к остановке автобуса. Если ему удастся, то он сегодня увидится со своей первой учительницей Марией Измаиловной и друзьями-одноклассниками из 182 школы, что на Затулинке. А уж завтра и на дачи…

2

– Ну, Бориска, так Бориска, – подумал Михаил, выходя утром на грунтовую, петляющую меж берёзовых околков дорогу, ведущую к Боровому.

Дорога ещё была плохо наезжена, местами распадалась на кучу объездов-времянок, и почти везде виднелись ещё непросохшие лужи, а местами была откровенная грязь, но зато пыли абсолютно не было.

Их дачи въезжали в этом году первые, и потому репродукторы остальных дач и пионерских лагерей, цепью расположенных вдоль правой стороны дороги до самого Борового и примыкающие одной стороной плотно друг к другу, выглядели пока сиротливо – почти никакого движения… Тишина.

Дорога не близкая, на попутку рассчитывать пока не приходится, зато на ходу легко думается и вспоминается.

Он перебирает последние события и останавливается на двух предпоследних днях, проведённых им в Новосибирске —тогда ему пришлось отложить встречу со своими одноклассниками на один день.

Утром, приготовив чай с бутербродами, он спросил деда:

– Дед, а купаешься ты как?

– Да как получится, – уклончиво ответит тот.

Михаил осмотрел ванну, несколько очищенную им вчера и всё, что в ней находилось: старенькая однокорпусная цилиндрическая «Сибирь» с ручным отжимом белья, шаткая, видавшие виды маленькая табуреточка, почти полностью облезшая, в мыльных подтёках, кусок хозяйственного мыла, початая пачка стирального порошка, мочалка, стаканчик с зубной щёткой, баночка с зубным порошком, редкий деревянный гребень, безопасная бритва и уже вскрытая пачка с безопасными лезвиями «Восток». Ещё несколько мелочей, которые к ванной имели весьма натянутое отношение.

– М-да… Видимо, на этой табуреточке и моется, когда залезть удаётся, – подумал Михаил.

Собрался и тихо ушёл в магазин. Купил белой краски, банное мыло, зубную щётку, пару тюбиков зубной пасты, шампунь, немного гвоздей, шурупов, пластиковых вставок под шурупы, длинную мочалку со столь же длинными ручками-лямками. А вот длинную, деревянную ручку пришлось поискать. Когда всё это было собрано – задумался, а где взять деревяшки? Магазина, торгующего стройматериалами из дерева он не знал, а узнав у прохожих, где тот находится, понял, что это очень далеко.

– Ну вот, деньги потратил, а из чего делать и не подумал, – размышлял он на обратном пути.

И всё же случай в этот день был на стороне Михаила – уже рядом с домом деда, недалеко от большой помойки, что спряталась между двумя пятиэтажками, Михаил увидел выкинутый старый диван…

– О! Вот здесь деревом и разживёмся, – повеселел Михаил и оставшийся путь не шёл, а бежал.

Через час диван был нещадно бит и расколочен на бруски и досточки, все необходимые части Михаил связал бельевой верёвкой и взвалил на спину.

Ещё пара часов работы и сидушка с упорами на края ванны была готова.

– Чё получается-то? – заглянул дед в проём двери.

– А то и получается, что сегодня купаться будем! – улыбается Михаил. – Пройди сюда, покажи, где тебе ручку прикрепить, чтобы удобно было в ванну залазить.

– А не зря затеял-то? А как съезжать? – спрашивает дед, но проходит и примеряется, где же ему будет удобней взяться. – Вот сюда крепи, как раз будет…

– А съезжать будете, просто заберёте и на новом месте точно пригодится, – улыбается Михаил, пробивая старым сверлом дырку под пластиковый дюбель, после чего быстро прикручивает длинную деревянную ручку.

– Вот сейчас покрасим сидушку в белый цвет и вечером можно будет купаться! – улыбается Михаил своей работе.

– Так не высохнет? – говорит дед.

– А я нитру купил – два часа и сухо! – поясняет Михаил.

– Банка-то больно большая! – дед кивает головой на большую банку нитрокраски.

– Остатки на окно на кухне пойдут, оно совсем облезшее, – говорит Михаил.

– Нитра-то завоняет всё! – говорит уже выходящий из ванной комнаты дед.

– А мы дверки сначала прикроем, а окна откроем, через пару часов и порядок будет! —улыбается Михаил.

Вечером дед разделся, без его помощи залез в ванну и сел на массивную широкую сидушку, что легла упорами на края ванны, а само сидение находилось ближе к воде.

Пока дед залазил, Михаил несколько раз пытался ему помочь, но всякий раз дед одёргивал его:

– Сам, сам, не маленький. А как тебя не будет рядом…

Сильные руки кузнеца делали своё дело, компенсируя слабость дрожащих ног, и Михаил убедился – дед ещё ничего – сам справится!

3

Михаил за размышлениями и не заметил, как дошёл до Борового. Вот и развилка дорог: та, что прямо – отделяет Боровое от летних военных лагерей, та, что налево – идёт в обход села к старому Новосибирскому тракту. Есть ещё малоприметная тропинка вдоль околицы, вот по ней-то Михаил и пошёл быстрым шагом.

Первый дом с краю третий улицы – дом Сергея.

Ворота новые, тропинка к входу малоприметная. Михаил заволновался – что-то здесь не так.

Постучался. Нет ответа, постучался ещё раз. Молчок.

– Ты ково ищещ-то? – спросил его голос из-за спины.

Седой старичок с довольно красивой окладистой бородой, как мел, облокотившись на крепенький старый посох, смотрел на него плохо зрячими глазами.

– Я к тёте Клаве, к сыну её Сергею, – как-то не нашёл, что сразу ответить Михаил.

– Так они, это… Уже давно перебралищь на тот край деревни-то, Клавке ходить на дойку далеко штало, ноги-то болят, вот они и поменялищь. А энти-то уже два года, как в городе живут, редко здещя бывают. А ты чейный будешь-то, не узнаю?

– Я Михаил, к деду Семёну, что на кузне работал, на лето приезжал, вон в тот дом, – показывает рукой Михаил на четвёртый дом от края деревни, расположенный на этой же стороне улицы, что и бывший дом Сергея.

– Мишка, Мишка… – шамкает беззубым ртом старик. – Не припоминаю тебя чтой-то… А, это не тот, кто вон енту лужу вмеште с гущями взорвал? – показывает дед на большущую лужу, что расположена прямо по центру улицы и оставляет только маленькие проходы межу краями и заборами с обеих сторон.

Михаил неожиданно для себя краснеет.

– Вижу, тот! Ну, щпанец ещё тот был… Так ты ходи вон туды, – показывает он рукою, – а там в проезде-то свернёшь налево и по шощедской улице на ту штрону до конца, а уж тама шлева – пощледний дом будет, – уже более миролюбиво говорит старичок.

Он-то его признал, а вот Михаил деда, как не силился, узнать не может.

Попрощавшись, Михаил поднимается вверх по улице, на минутку останавливается перед бывшим домом деда Семёна, затем идёт к следующему – здесь живут Колька и Витька.

И тут не оказалось никого.

Уже у соседей Михаил узнал, что Колька уехал куда-то на Чёрное море поступать в мореходку, а остальные уехали к родственникам в другой район, когда назад будут – не сказали.

Что ж, надо идти искать новый дом Сергея.

4

Новый дом Сергея оказался далеко не новым и не таким большим, как прежний: сруб уже почернел, вокруг дома старенький забор, с полузапущенным садом-огородом, покосившийся сарай со старой деревянной крышей, на которой местами уже поселился мох.

Михаил слегка расстроился – вот ведь жили в каком красивом просторном доме, с таким ухоженным участком, огромным садом и пасекой. А теперь?

А теперь его встретили разлетевшимся в разные стороны помидором, что ударился в приоткрытую им калитку и звонким женским криком:

– Я тебе налью, я тебе сейчас туда налью, куда клизму вставляют и чем нужду справляют!

Михаил видит на покосившемся крыльце дома молодую девушку в одних сереньких трусиках, что едва прикрывает скромное место, которая с азартом футбольного болельщика расшвыривает солёные помидоры из большой глубокой чашки, совершенно не обращая на Михаила внимания.

– Ты, гадина такая, и днём уже жрать водку удумал. Харя-то не треснет! – продолжает она метать помидоры, не очень-то целясь в объект своего негодования.

Объектом негодования является крупный, тучный, белый-белый мужчина, который мечется по дворику в одних чёрных семейных трусах, прикрываясь большущей задвижкой от русской печи.

– Танюха, я ж капельку, только для аппетита, – узнаёт Михаил голос Сергея.

Сергей тоже его не замечает, но видно, что он не очень-то побаивается той красавицы на крылечке и для него всё происходящее скорее лёгкое развлечение, чем семейная ссора.

– Мимо! – в очередной раз выкрикивает он, выглядывая из-за своего щита и в этот раз очередной помидор попадает ему точно в лоб. Сергей поскальзывается на луже, что посередине двора, щит его летит высоко вверх, а он, проделав несколько круговых движений руками, плюхается на спину, поднимая большой фонтан грязных брызг.

– Есть! – громко звучит голос Татьяны, что делает характерный жест локтем вниз, сжимая при этом кулак. – Попала! – радостным голосом победителя кричит она, поднимая обе руки вверх.

Из чашки помидоры и сок льются ей прямо на голову, на пышные длинные волосы, разметавшиеся в пылу сражения по её точёным белым плечам. Волос липнет к лицу, она роняет чашку и пытается убрать волосы с глаз. Соль щиплет глаза, и радостный голос быстро меняется на мольбу: – Серёжа, Серёжа, помоги… – и в следующую секунду: