Читать книгу «В нем только времени напев…». Биография Натана Альтермана. Серия «Серебряный век ивритской поэзии» - Мири Яникова - Страница 4

В апреле 1925 года Натан с большим воодушевлением помогает отцу грузить вещи на повозку. Они отправляются на Кишиневский вокзал. Путь лежит в Констанцу, и оттуда морем – в Эрец Исраэль.

На корабле Натан открывает подаренную друзьями тетрадку со своим именем на обложке, предназначенную для его тель-авивского творчества. Он записывает в нее первое, пока еще дорожное стихотворение. Оно называется «Море».

Корабль причалил в Яффо накануне Песаха, они едва успели добраться до дома друзей, где и провели свой первый Седер на Святой Земле.

Ицхак Альтерман сразу получил место в педагогической администрации мэрии. Его знали и очень ценили его вклад в еврейское образование в Европе, но его тель-авивский дом уже не был таким, каким он смог сделать его в Варшаве, а затем в Москве и в Кишиневе. Это был просто один из многих открытых домов, где собирался кружок деятелей культуры. Сюда приходил и Бялик, который приехал и поселился в Тель-Авиве на год раньше Альтерманов.

Так называемая «Четвертая Алия», в основном из Польши и России, где начали закрываться еврейские учреждения, была в полном разгаре. Выбор у беженцев был небольшим – Америка как раз ограничила квоту на въезд.

Ицхак быстро нашел квартиру и записал сына и дочь в школу. Натан пошел в гимназию Герцлия, его сестра Лея на следующий год присоединилась к нему там.

У Натана был русский акцент и небольшое заикание, появившееся в тяжелый киевский период. Он замыкается в себе. Но одновременно он записывает много новых стихов в свою тетрадку и с воодушевлением участвует в экскурсиях по Эрец Исраэль, которые входят в обязательную школьную программу. В стихах он постепенно переходит с ашкеназского, «бяликовского» произношения на разговорное сефардское. Это способствует ослаблению влияния на него кумира детства. Он будет избавляться от этого влияния постепенно в течение всей юности, но никогда, на протяжении всей своей жизни, не перестанет уважать и почитать Хаима Нахмана Бялика.

Если в Кишиневе он показывал друзьям свои стихи и публиковал их в школьной газете, то в тель-авивской гимназии «Герцлия» никто и не подозревает о том, что он поэт. Он сидит на задней парте, говорит только тогда, когда к нему обращаются, но с готовностью отвечает на любые просьбы что-то объяснить или помочь с учебой. Барух Бен-Йегуда, его учитель и впоследствии директор гимназии, потом вспоминал: «Если бы мне сказали тогда, когда я был его учителем, что этот мальчик будет поэтом, создающим общественное мнение, что он станет общественной совестью – я бы не поверил».

Натан впервые пробует вкус новой поэзии. Он читает Ури Цви Гринберга в «Даваре» и Авраама Шленского в «Хедим» и в «Гаарец». Он пленен Шленским. Если Бялик – признанный и уважаемый авторитет, то Шленский – представитель нового направления в поэзии, которое близко и понятно сердцу Натана Альтермана.