Читать книгу Два мира. Свой мир надо выстраивать так, чтобы защищались другие? - Мирова Я, А. Я. Миров - Страница 4

В офисном кресле, запрокинув ноги на стол, улыбался в экран ноутбука молодой человек в штатском. Его интерес к происходящему в мониторе разделял полицейский, расположившийся на столе спиной ко входу.

– Заходите, Мар-се-ли-на Андреевна, – нарочито аккуратно произнес моё имя мужчина в форме, – Не стесняйтесь.

Эту говорящую спину я узнала по голосу – капитан Бунин! Ледяные мурашки, за секунду оккупировавшие мои плечи, бросились врассыпную по всему телу, преимущественно оседая в прилипших кроссовках.

– Заходите, заходите, – капитан соизволил повернуться ко мне.

Я послушно вступила на бунинские владения. Парень в штатском изучающе улыбнулся мне из кресла. Чтобы придать себе уверенности, я решила непременно куда-нибудь сесть. И чуть не вскрикнула, неожиданно заметив на стуле у стены скрючившуюся Светку. Как будто кто-то хмельной от февральского мороза сбросил надоевший палантин. Сбросил и ушёл по своим весёлым делам, а подневольный кусок ткани так и остался понуро лежать.

Светка подняла голову и как-то невыносимо трагично посмотрела на меня.

– Хорошо, что не били, – заметил Критик.

Бесцветное лицо подруги, трудно различимое на фоне серой куртки, отражало весь трагизм нашего бытия. Чтобы не расплакаться от ощущения густой, как разваренная овсянка, беспомощности, я перевела взгляд на Бунина.

– Присаживайтесь, Мар-се-ли-на Андреевна, – капитан кивнул на стоящий около него уже кем-то обгрызенный стул.

Когда ты, Бунин, имя-то моё начнёшь нормально выговаривать? Порепетировал бы, что ли. Хоть один, хоть вон – с другом своим. А то каждый раз, как иностранец на застолье со своим «на-здо-ро-вье».

Я примостилась на краешке указанной мебели. Теперь от полулежащей Светки меня отделял письменный стол, декорированный ногами молодого в штатском.

– Ром, ну ты это, иди. Подожди меня там, – Бунин жестом указал другу на дверь.

– За мою психику переживаешь? – усмехнулся Рома, вставая с кресла, – Не хочешь, чтобы я видел, как ты девушек пытать будешь? – он улыбался, глядя мне в глаза.

Глаза… Какие у него необыкновенные глаза! Раньше я и не понимала всей этой поэтической истерии относительно человеческого органа зрения. Ну глаза и глаза, чего там особенного? Зрачок да ресницы. Какое там зеркало души? Где там бездонные океаны? Лучше бы так восхваляли носы – вот это я понимаю! Глаза-то у всех практически одинаковые, а носы – это прям как отпечатки пальцев: у каждого свой, неповторимый. Неповторимый, как его глаза! Никакие раннее известные мне эпитеты совершенно не могли описать их.

– Как небо, – подсказал Критик.

– Ну нет, не как небо. Они – само небо! Когда смотришь в него и не замечаешь ничего, кроме…

– Ну, Ром, ну серьёзно! Давай быстрей, а то не успеем, – Бунин таки прорвался сквозь пелену моего наваждения.

Одним словом – мент: везде пролезет.

– Ухожу-ухожу, товарищ капитан, – Рома, продолжая улыбаться, направился к выходу.

Мне показалось, что я не могу дышать, что дышать просто нечем, что…

– И так, Марсе-ли-на Андреевна, разговор состоится у нас с вами не самый приятный, – Бунин посмотрел на меня в упор.

Закрывшаяся за Романом дверь не оставила мне шанса – я повернула себя к капитану. Ну вот у него глаза как глаза: обычные и… и… никакие. Молодое лицо, окаймленное небритостью средней тяжести, крупный нос и совершенно обычнейшими глаза.

– 14 февраля сего года Котова Светлана Владимировна была остановлена сотрудниками ППС для проверки документов, – капитан важно произносил каждое слово, не сводя с меня своих обычных глаз. – В ходе проверки у госпожи Котовой было обнаружен и в последствии изъят пакетик с предположительно веществом наркотического характера, а именно марихуаной, – Бунин выпрямился и начал мерить шагами просторы своего кабинета, – После чего гражданка Котова была задержана и доставлена нарядом ППС непосредственно ко мне, -капитан вопросительно посмотрел на гражданку Котову, и Светка возражений не возымела.

– Ну как будто наркобарона схватил, вот не меньше! —возмутился мой Критик от важности Бунина.

Вдохновившись нашим молчанием, капитан продолжил вещать о подвигах бдительных стражей порядка, о злостности совершённого Светкой преступления, о её упорном нежелании сотрудничать со следствием…. Он так часто ходил и так много говорил, что не смотря на всю офицерскую стройность его предложений, моя голова перестала воспринимать его информацию. Сказать об этом я постеснялась, поэтому просто продолжила изображать внимательного слушателя.

– Вот поэтому, госпожа Леонова, я задаю этот вопрос вам – что будем делать? – довольный Бунин, резко повернувшись ко мне, обозначил конец своего выступления.

Ну хоть по фамилии меня назвал. Дошло наконец, что и так можно.

Я поджала губы в надежде, что это ещё не конец его пламенной речи. Что, может быть, он подведёт какие-нибудь итоги или тезисно обозначит всё вышесказанное. Ну, как на лекциях: чтобы я все-таки догнала, почему именно мне отвечать на этот вопрос.

Хотя я и так догадывалась, по какой причине подруга выбрала меня в качестве своего представителя. Нет, я не получила диплом о высшем юридическом образовании, более того, я даже не рассматривала для себя такой перспективы. Я плохо понимаю, чем отличается юрист от адвоката, не читаю на досуге Конституцию Российской Федерации или Уголовный Кодекс. Светка вызвала именно меня в этот непростой для неё день, потому что я – единственный её друг.

Мы живем в одном доме на одном этаже уже 25 лет. Мы ходили досужничать в один детский сад, учиться в одну школу и курить в один подъезд. Получив дипломы в разных ВУЗах, мы всё так же вместе сидим без работы и без особого желания её найти.

Чтобы прокормить работников коммунальных служб я поверх синего диплома психологического факультета положила сертификат об окончании курсов стилиста по волосам, а Светка свои знания дизайнерских премудростей помножила на тонкости арендодательных взаимоотношений. Нам обеим не доставляет удовольствия вести социально активный образ жизни со встречами бывших одноклассников и сюсюканьями на фотографии чужих детей. Рабоче-деловые перипетии со сплетнями коллег и проклятиями начальства вызывают восторга ещё меньше.

Правда, мне бабушка ни моя, ни Светкина, к сожалению, квартиры не оставила, поэтому о жизни рантье приходилось только мечтать, заплетая косы очередной клиентке под её жалобы на личную жизнь. Да и относительно параметра личная жизнь у нас подругой разногласий тоже не возникало. Как говорится, чего нет, того нет.

Я не знаю, что конкретно из вышеперечисленного поможет мне ответить на вопрос капитана Бунина. Я сама не знаю, что нам делать. Всё, что я могла – я уже сделала: я сюда пришла.

Мы с капитаном молча смотрели друг на друга: я кротко-печально, он уверенно-вопрошающе. Он такой высокий, выше меня, а я метр семьдесят. А Рома же ещё выше, выше и худее. Рома прям молодой человек, а Бунин – мужик, хотя они, наверное, ровесники. Как мы со Светкой. Может, Бунина так погоны его старят?

– Марселина Андреевна, – от злости он впервые без запинки произнес моё имя – Я, честно говоря, надеялся, что вы будете более общительны.

Ну я действительно более общительна, чем моя подруга, тут я надежды Бунина оправдываю целиком и полностью. Просто как-то день сегодня не задался, и как-то мне сегодня не общается. Ладно, была – ни была:

– Как вас зовут? – я старалась не потерять внезапно нашедшееся самообладание, наблюдая за удивленно приподнимающимися бровями полицейского.

Нет, это не первое, что пришло мне в голову от слепой безысходности. Это намеренная акция: если вы хотите расположить к себе собеседника, называйте его по имени как можно чаще. Имя человека – это самое приятное для него буквосочетание. Это пароль к его истинному «Я»: большому, маленькому, счастливому, несчастному, любимому, отвергнутому – к нему настоящему. Я люблю называть человека по имени. Я уверена, что людям бесконечно нравится слышать их имена. Поэтому я пошла на Бунина с козырей.

– Василий Михайлович, – капитан, прищурившись, не сводил с меня своих обычных глаз.

Ничего подходящего из психологии мне в голову больше не приходило. Ну не про Эдипов комплекс же мне тут ему рассказывать? Мозг отчаянно шарил по ящикам памяти, но папки с другими, более подходящими для данной ситуации сведениями обнаружить не удавалось.

– Как корова языком слизала, – подвёл итоги безуспешных поисков Внутренний Критик.

Ну и ладно. Обратимся тогда в секцию просмотренных сериалов про полицию:

– Василий Михайлович, – мягко начала я наводить мосты, – Я прекрасно понимаю, что сейчас бесполезно говорить вам, что моя подруга не употребляет наркотики. Я так же понимаю, что глупо поручаться за неё и всё такое, – я начала терять мысль.

Кто-нибудь выгоните эту корову из моей головы, а то она вместе с моими аргументами слизывает и призрачные надежды на хоть сколько-нибудь благоприятный исход.

Бунин смотрел на меня, забывая моргать. Я начала злиться на себя и свою вербальную закомплексованность:

– Василий Михайлович, я знаю, что предлагать вам деньги за то, чтобы вы отпустили мою подругу – незаконно, – это прозвучало несколько громче, чем я рассчитывала. – Я не хочу подвести вас под статью. Вы же ничего плохого мне не сделали, – тут я усомнилась, но решила продолжить, не сбавляя темпа, – Поэтому, пожалуйста, Василий Михайлович, скажите сами, что я могу сделать в сложившейся ситуации?

Бунин, не опуская бровей, продолжал смотреть мне в лицо. Я отвечала ему тем же. В висках пульсировало ощущение собственной бесполезности – я не смогла удержаться на плаву происходящих событий. Более того, я сама же начала нас топить своими заявлениями про взятку и её незаконность. Теперь Бунин не возьмёт деньги из принципа. Понятно же, что он за этим меня вызвал. Наверное, надо было ему сразу честно рассказать про свою нищету финансовую, вместо того, чтобы козырять тут своей нищетой лексической. Я все испортила, я…

– Чем тут ….мммм….. пахнет? – капитан втянул носом воздух и опять поморщился.

Мы с тихо покрывающей стул Светкой как по команде начали принюхиваться. Чёрт, ацетон! Вместо того, чтобы держать свои фаланговые аромопалочки в кармане куртки, я, беззастенчиво сцепив руки на коленях, благоухала на глазах у недоумевающего Бунина.

Непроизвольно закинув нога на ногу, я почувствовала, как правый носок наконец-таки отлип от кроссовка. Расценив это как хороший знак, я неожиданно завопила продолжающему морщится капитану:

– Пахнет тут заявлением в УСБ!

Нет, капитан не удивился, его космически округлившиеся глаза говорили мне о том, что он охренел.

– В управлении собственной безопасности будут ой как рады моему заявлению! Вы же простой районный следователь?

– Опер, – механически поправил Бунин.

– Хорошо, опер, пусть так, – я милостиво согласилась. – Ну, то есть вы не главный! Не начальник там и не подполковник. На вас очень легко завести дело, чтобы срубить очередную «палку»!

Последний раз такое самодовольство я испытывала… дай Бог памяти, а, да, правильно, никогда! Надо запомнить этот момент – момент моего коммуникативного триумфа!

Бунин сел на стол и уставился прямо мне в мозг. Серьёзно, поверьте мне на слово, так в глаза не смотрят. Он просто буровил своим озверевшим взглядом мою черепную коробку.

Я как-то совсем не вовремя поймала себя на том, что улыбаюсь не только ментально. А если он меня сейчас ударит? По нему видно: он не то, что бы может, он, такое впечатление, мысленно уже наносит мне тяжкие телесные. Борясь с отъявленным желанием зажмуриться, я щурилась, стараясь по возможности не дышать.

– Сериалов что ли пересмотрела? – оглушительно взревел капитан.

Мне показалось, что у меня треснул весь слуховой аппарат до основания. Возможно, даже ушная раковина осыпалась, украсив блёклыми осколками замученный пол.

– Василий Михайлович, можно вас прервать ненадолго? – Роман прислонился к открытой двери.

Какой же приятный у него голос! Как приятно его слышать. Как приятно слышать вообще – вот, что я поняла после Бунинского рёва.

Капитан тяжело поднялся со стола, не спуская с меня глаз. Когда дверь захлопнулась, я почувствовала, что продолжаю улыбаться. Надеюсь, это не какой-нибудь травматический синдром, и я смогу адекватно распоряжаться своей лицевой мимикой в дальнейшем.

Вряд ли на зоне любят улыбчивых. А то, что Бунин посадит теперь и меня – под сомнения не ставил даже мой Внутренний Критик, а уж он-то мастер оспаривать все мои умозаключения. Светку посадит за наркоту, а на меня что-нибудь поинтереснее повесит! В голову, правда, пока не приходило, на какую роль из преступного театра я могу сгодиться. Но уверена, Бунин обязательно что-нибудь мне подберёт. Ещё бы, он так разозлился!

Я до сих пор не решалась посмотреть на Светку. Мне чудилось, что озверевший капитан до сих пор пристально наблюдает за мной. Такому ведь и закрытая дверь не преграда.

– Мась, что теперь будет? – подруга не выдержала массива давящей тишины.

– Я не знаю, – я хотела добавить «прости», но не успела.

Бунин забасил в проёме открывшейся двери:

– Гражданки Котова и Леонова, – в мою фамилию капитан как будто бы плюнул, – Я вас больше не задерживаю.

Светка округлила глаза. Я поняла, что опять улыбаюсь – аллергия что ли какая на этого Бунина?

– Аллё, гражданки, вы свободны. На выход! – еще секунду и полицейский начал бы нас вышвыривать в окно сразу подвое.

Я поднялась с опостылевшего стула, стараясь придать солидности каждому своему движению, подхватила Светку за руку и двинулась к выходу…

Опомнилась я уже на улице, когда студёный воздух больно ударил в нос – прав был Бунин, в кабинете реально воняло. Закурила, не выпуская Светкину ладонь – думалось, а вдруг отпущу её, и откуда ни возьмись появится грозный Бунин и утащит мою гражданку Котову обратно к себе в обшарпанное логово?!

В пелене сигаретного дыма мелькали тусклые кадры – вот мы со Светкой, взявшись за руки, как можно увереннее двинулись в светлое будущее – только гладиолусов не хватало. Гладиолусов, пакета со сменкой и таблички «1Б».

Вот мы спускаемся с прямыми спинами в ожидание, что Бунин сейчас пробасит – «Ну-ка вернулись обе. Я пошутил!». Вот на последней ступеньке нас догоняет Ромино «Удачи вам, девушки». Моё гулкое, но гордое «Спасибо, и вам».

Вот я зачем-то прощаюсь с Усачом…

– Девушки, у нас тут не курят! – молодой лейтенант приветливо утопил окурок в чашу металлической урны.

– Извините, – я схватила Светку ещё крепче и устремилась к выходу.