Читать книгу Золотой человек - Мор Йокаи - Страница 4

Пятеро гребцов в лодке держали совет, как быть.

Один из корабельщиков сказал, что надобно под водой сделать топором пробоину в боковой части мельницы, чтобы та затонула.

Но это не выход: стремительное течение все равно понесет затонувшую мельницу навстречу груженому судну.

Другой посоветовал зацепить мельницу баграми и затем с челнока при помощи руля задать ей такое направление, чтобы она угодила в водоворот.

Этот совет тоже не годился: ведь водоворотом был бы захвачен и сам челнок.

Тимар отдал рулевому распоряжение плыть к оконечности острова Периграда, который увенчан «Скалою Влюбленных».

Когда челнок подплыл к быстрине, Тимар поднял шестипудовый якорь и сбросил его в воду, при этом даже не качнув лодки. Тут-то и выяснилось, что при кажущейся хилости телосложения он обладает крепкими мускулами.

Якорь потянул за собой не один оборот каната: вода в этом месте глубокая.

А Тимар велел рулевому побыстрее плыть к мельнице.

Теперь наконец корабельщики разгадали его намерение: он желает поставить мельницу на якорь.

– Негоже задумано! – высказались они. – Ведь тогда мельница ляжет аккурат поперек судоходного канала и загородит нашему кораблю путь, а канат длинный да тонкий, ему такой тяжести не выдержать.

Евтим Трикалис, заметив маневр Тимара, испуганно выронил чубук и, пробежав по корабельному мостику, закричал рулевому, чтобы тот немедля обрубил бечеву и пустил судно по течению.

Рулевой греческого не знал, однако по жестам Трикалиса догадался, чего тот требует.

Упершись плечом в руль, он с величайшим спокойствием ответствовал:

– Нечего попусту суетиться. Тимар знает, что делает!

Трикалис с яростью отчаяния выхватил из-за пояса кинжал, намереваясь собственноручно перерубить бечеву; однако рулевой сделал ему знак обернуться. И то, что Евтим Трикалис увидел позади, заставило его отказаться от своего намерения.

С низовьев Дуная прямо по самой середине реки двигалось судно. Привычному глазу не составляло труда распознать его даже на расстоянии мили. Судно оснащено парусной мачтой – парус, правда, сейчас спущен, – высокой кормой и двадцатью четырьмя гребцами. То, без сомнения, турецкая канонерская лодка.

Стоило только Евтиму Трикалису увидеть канонерку, и он тотчас заткнул кинжал за пояс. От зрелища, представившегося ему впереди корабля, он весь побагровел; зато при виде турецкой канонерки лицо его приобрело желтоватый оттенок.

Трикалис торопливо подошел к Тимее.

Дочь разглядывала в бинокль скалистый мыс Периграды.

– Дай-ка сюда бинокль! – проговорил Евтим охрипшим от страха голосом.

– Ах, какая прелесть! – воскликнула Тимея, передавая отцу бинокль.

– Что там такое?

– Вон на той скале живут крохотные сурки, они резвятся друг с дружкой, как белочки.

Евтим направил бинокль на плывущее следом судно, и брови его сдвинулись еще суровее, а лицо побелело, как у мертвеца. Тимея опять завладела биноклем и вновь навела его на резвых сурков. Евтим правой рукой обнял дочь за талию.

– Взгляни, как они скачут и пляшут! Один сурок гоняется за всеми остальными. Прямо глаз не оторвешь!

Тимея и не подозревала, до чего захотелось вдруг обнимавшей ее руке схватить и швырнуть ее через борт в пенистые волны.

Однако стоило Евтиму обратить взгляд в другую сторону, и к его лицу вновь вернулись краски жизни.

Тимар, подплыв к мельнице поближе, взял в правую руку длинную связку якорного каната; на конце его был закреплен стальной крюк.

Никем не управляемая мельница подобно некоему допотопному чудовищу быстро приближалась по самой середине течения. Мощные лопасти проворно вращались в разъяренных струях воды, жернов под пустой засыпкой усердно тарахтел, словно перемалывал льющееся бесконечным потоком зерно.

На сооружении, которое столь стремительно неслось к гибели, не было ни души; лишь белая кошка сидела на красной гонтовой крыше и отчаянно мяукала.

Тимар, поравнявшись с мельницей, резко раскрутил над головой канат с крюком на конце и метнул его в сторону мельничного колеса.

Стальной крюк впился в одну из лопастей, движимое водою колесо принялось постепенно наматывать на себя якорный канат и тем самым задало мельнице иное направление – к периградскому острову; отлаженный механизм исправно выполнял работу, которая вела все сооружение к неминуемой гибели – к смертоносным скалам.

– Я же говорил: Тимар знает, что делает! – пробурчал Янош Фабула, а Евтим, не скрывая радости, воскликнул: «Молодец, сынок!» – и с такой силой сжал руку дочери, что та от испуга забыла даже про сурков.

– Гляди!

Тимея перевела взгляд на мельницу. Бинокля тут не требовалось, мельница и судно настолько приблизились друг к другу в узком судоходном русле, что между ними оставалось расстояние, дай бог, саженей в десять.

Впрочем, расстояние как раз достаточное для того, чтобы корабль без ущерба для себя смог разминуться с адской машиной.

Тимея не заметила ни опасности, ни счастливого избавления; она видела лишь всеми брошенную белую кошку.

А несчастная животина, увидев приближающееся судно и людей на нем, вскочила с места и с жалобным мяуканьем забегала по краю крыши, прикидывая расстояние от мельницы до судна: сможет ли она перепрыгнуть?

– Ох, бедная киска! – расстроилась Тимея. – Хоть бы нам подплыть поближе, чтобы она смогла сюда перепрыгнуть.

Однако от этой «удачи» судно спасли его святая покровительница и канат, который, все плотнее наматываясь на лопасти колеса, подтягивал мельницу к скалистому острову, подальше с пути корабля.

– Несчастная киска! И такая красивая, беленькая!

– Не расстраивайся, доченька, – утешал Тимею отец. – Как только мельница подплывет к острову, кошка соскочит на берег, и раз там живут сурки, то и с голоду не пропадет.

Но белая киска не замечала острова по другую сторону мельницы, а знай себе металась по обращенному к кораблю скату крыши. Тимея махала платком, когда судно благополучно проходило мимо укрощенной мельницы, и кричала ей то по-гречески, то на языке, доступном всем кошкам: «Ступай, брысь! Прыгай на берег!», но обезумевшее от страха животное не внимало этим советам.

Затем, в тот момент, когда корма судна поравнялась с мельницей, бурное течение развернуло мельницу, и ее колесо закрутилось в обратную сторону; намотанный на лопасти канат мгновенно размотался, и вырвавшаяся на свободу мельница стремглав понеслась вперед, увлекаемая прибрежным течением.

Белая кошечка, пища от страха, взбежала на конек крыши.

– Ах!..

А мельница неслась навстречу собственной гибели.

За скалою ее подкарауливал водоворот – один из известнейших водоворотов, образуемых реками-гигантами. На каждой навигационной карте это место отмечено двумя изогнутыми стрелками, указывающими противоположные направления. Горе тому кораблю, что забредет ненароком в очерченное стрелками место: по краям огромной воронки вода пузырится, словно доведенная до кипения в раскаленном котле, а спиралевидное завихрение зияет в волнах саженной глубиною. Водоворот проделал в скале углубление в сто двадцать футов, и что попадет в эту могилу, того человеку вовек не извлечь, а уж если туда угодит человек, то в день воскрешения усопших придется с ним повозиться!

И вот теперь течение увлекало высвободившуюся мельницу к этому омуту.

Но прежде чем мельницу туда затянуло, она получила пробоину в дне и, начиная тонуть, опрокинулась набок; мельничное колесо установилось вверх своей гигантской осью, белая кошка взбежала на край оси да так и замерла там, выгнув спину. Подхваченное водоворотом дощатое сооружение описало широкий круг, раз пять повернулось вокруг собственной оси, – каждая доска-балка отзывалась нещадным треском, – а затем скрылось под водой.

Исчезла и белая кошка.

Тимея, содрогаясь от ужаса, закрыла лицо тонким шарфом.

Зато «Святая Варвара» была спасена.

Каждому из возвратившихся на корабль гребцов Евтим пожал руку, а Тимара даже обнял.

Тимар надеялся, что Тимея тоже поблагодарит его.

Тимея же спросила его:

– Что теперь будет с мельницей?

– От нее останутся лишь щепки да труха.

– А как же бедная киска?

Губы девушки дрожали, а в глазах стояли слезы.

– Ей-то уж наверняка конец пришел.

– Но ведь эта мельница принадлежала какому-то бедняку! – воскликнула Тимея.

– Это правда. Но нам необходимо было спасать свой корабль, собственные жизни, иначе мы бы сами утонули: нас, а не мельницу, затянуло бы в водоворот, и наши останки выбросило бы потом на берег.

Тимея сквозь застилающие глаза слезы посмотрела на человека, произносившего эти слова.

И сквозь слезы она заглянула в чуждый, непостижимый ее разумению мир:

«Неужели нам дозволено столкнуть в омут мельницу безвестного бедняка лишь для того, чтобы спасти собственный корабль? Неужели нам дозволено утопить несчастную кошку лишь для того, чтобы самим не погибнуть в пучине?»

Она не желала этого понять.

И с этого момента больше не слушала волшебные сказки Тимара, а сторонилась его.