Читать книгу Танго алого мотылька - Морвейн Ветер - Страница 2

Глава

1. We wish You A Merry Christmas

Обогатившись парой перчаток, на которые ушла половина её заработка за последние четыре месяца – магазин оказался весьма не дёшев, несмотря на обещания тотальных распродаж – Кирстин отправилась к следующей точке своего пути: сестре предполагалось купить зонт, и, пересчитав пальцами пачку налички в кармане, Кирстин подумала, что хорошо бы он стоил поменьше, чем первый презент.

Улыбка не сходила с её губ с того момента, как она покинула лавку с перчатками. Строгая фигура молодого мужчины с перекинутой через локоть затянутого в дорогое пальто из тонкой шерсти серебряной рукояткой трости не выходила из головы. А руки… Руки просто свели с ума. Даже сейчас, подумав об этих руках, Кирстин ощутила, как разбегаются волны пламени внизу живота. Тут же появились неуместные мысли о том, как эти руки трогают её, ласкают грудь и живот – и Кирстин поняла, что надо завязывать, иначе до второго магазина она уже не дойдёт.

Сделав глубокий вдох, Кирстин заставила себя сосредоточиться на реальности и, оглядевшись по сторонам, заметила чёрный Ягуар, не слишком приметный на вид, но выглядевший массивнее большинства других местных машин. Ягуар медленно полз по улице, и Кирстин показалось, что она угадывает за стеклом заднего сидения строгий силуэт с тростью в руках.

«Идиотка», – отругала она себя. Красавчик из бутика вряд ли стал бы подбирать девушек на улице – к таким обычно очереди стоят. Он будто с картинки в журнале сошёл – и при всём лоске рождественских магазинов, изо всех сил старавшихся показать товар лицом, явно выбивался из всего, что находилось кругом. «И принц на чёрном ягуаре остановился у двери её башни и забрал её с собой».

Кирстин стало смешно, но всё же она бросила ещё один косой взгляд на автомобиль, казалось, продолжавший следовать за ней. Кирстин нарочно не сворачивала, чтобы не разбивать эту иллюзию и немного потешить себя, выдумывая собственную рождественскую сказку.

В свой двадцать один год она не была с мужчиной ещё ни разу – хотя первое предложение такого рода получила сразу же, едва перетащила вещи в кампус Эдинбургского университета.

Оно поступило от преподавателя истории испанского искусства – респектабельного мужчины с седыми висками в возрасте чуть за пятьдесят.

Кирстин даже представить себе не могла, как может остаться наедине с таким человеком и целовать его, и потому поспешно сменила курс и занялась историей итальянской живописи.

Потом был ещё Жозе – его поселили с Кирстин на один этаж. Жозе приезжал учиться по обмену, ему дали на знакомство с Эдинбургом всего один год, и времени даром Жозе не терял – попытался подкатить к одиноко сидевшей на общей кухне Кирстин в первый же день.

Кирстин дала ему от ворот поворот – но только затем, чтобы через неделю обнаружить, что за ней ухаживает его сосед. На сей раз потенциального любовника Кирстин знала достаточно хорошо и не решилась сразу же отказать.

Какое-то время они провели вместе, но дальше поцелуев и осторожных ласк между парами дело не зашло – Кирстин всё оттягивала главное, не в силах избавиться от чувства, что когда это произойдёт, она изменится целиком.

– Тебе как будто операцию по смене пола предлагают, – шутил Лоуренс, её сосед. Но шутки становились всё более натянутыми, а Кирстин всё давала задний ход.

На их курсе больше таких принципиальных не наблюдалось, и говорить о нежелании переходить черту означало бы показать себя отсталой, домашней девушкой из Глазго – но как ни старалась, преодолеть свой страх Кирстин не могла.

– Я просто не хочу, – говорила она, пока Лоуренсу в конце концов не надоело тратить время попусту, и он не решил сосредоточить усилия на более доступных целях.

Кирстин же осталась при своём, хотя и продолжала тусоваться в компаниях, где свободно целовались и обнимали друг друга на показ, а что делали уединившись – Кирстин и вовсе предпочитала не представлять.

Ещё в тот, первый раз, когда поступило предложение от мистера Маккоя, Кирстин отчётливо поняла, почему отец не хотел, чтобы она училась здесь – на факультете искусств.

Борьба шла долгих несколько лет, пока наперекор отцу Кирстин не подала документы на получение стипендии и не поставила того перед фактом, что собирается стать скульптором всерьёз.

Отец так и не простил ей этот, как он выражался, «бред», и отношения в семье оставались натянутыми до сих пор.

Впрочем, у них и не было особо времени, чтобы помириться между собой – Кирстин приезжала только на Рождество, летом предпочитая колесить с друзьями автостопом по Европе. Одну из подобных вылазок они сделали и весной – ровно в те дни, когда отцу приспичило навестить Кирстин и узнать, как у неё дела.

Не застав дочь ни на территории университета, ни в Эдинбурге вообще, мистер Кейр (такова была фамилия всех мужчин в семье Кирстин и даже некоторых девушек) твёрдо убедился в том, что дочь его отправилась не на учёбу, а на заработки в публичный дом. Он тщательно готовился к её очередному приезду, не скрывая от Кирстин того, что по возвращении её ждёт громадный скандал – что ничуть не прибавило Кирстин желания на лето возвращаться домой. И вот прошло ещё полгода, и снова настало время каникул – но тут уже прятаться от родных у Кирстин не хватило духу. Она очень надеялась, что боевой пыл отца за прошедшие месяцы хоть немного поугас, но мистер Кейр продолжал смотреть на неё как на отброс, и рождественский ужин грозил вылиться в полноценную бурю со снегом и льдом.

Остановившись на остановке, Кирстин дождалась автобуса и, запрыгнув в него, отправилась к отцу. Зонтик сестре она так и не подобрала.

Устроившись на сиденье, Кирстин перестала, наконец, коситься на поток машин, где ей ещё с минуту назад продолжал мерещиться Ягуар, и целиком погрузилась в телефон.

Кирстин рассчитывала вернуться в торговые ряды на следующий день, но сделать это ей так и не удалось. Весь вечер отца не было дома, и Линдси, её сестра, уехала вместе с ним – закупать продукты к Рождеству.

Кирстин не оставалось ничего иного, как завалиться в кровать. Она жутко хотела спать, но до последнего, пока сознание не оставило её, продолжала думать о странном незнакомце с тростью, который в своём чёрном пальто походил на Скруджа или одного из его духов Рождества.

Кирстин редко знакомилась на улице – вернее сказать, никогда. Но в этот раз она жалела, что так и не решилась спросить его имени, а тот не назвал его сам.

Наутро же родня загрузила её делами по дому с самого утра. Пока отец наряжал ёлку и накрывал на стол, Кирстин помогала Линдси резать овощи и раскладывать их по тарелкам.

После полудня они ненадолго прервались, потому что сестру позвал к себе отец, и Кирстин на некоторое время осталась одна. Она присела на подоконник и потянулась к мобильнику.

Фейсбук продемонстрировал ей два десятка непрочитанных новостей и примерно столько же желающих добавить её в друзья.

Кирстин невольно остановила взгляд на фотографии молодого Орландо Блума, обладатель которой писал ей: «Привет! Мне кажется, нам есть о чём поговорить – напиши мне, если любишь Сэма Смита».

Кирстин хмыкнула. Сэма Смита она не любила. И всё же поёрничать насчёт фотки не преминула.

«Ты уши отрезать забыл», – написала она и отключила телефон, заметив, что Линдси снова появилась на кухне и направляется к ней.

Ужин с отцом тянулся долго. Разговор клеился с трудом.

Перчатки были отложены в сторону с гордым: «Я посмотрел», – так что Кирстин даже не смогла сделать вывод – угодила она или нет.

Перед Линдси пришлось извиниться и предложить ей на выбор сутки ожидания или пару купюр. Линдси выбрала купюры и всё оставшееся время торжества продолжала, позёвывая, смотреть перед собой.

Вообще-то с сестрой Кирстин всегда общалась легко. Они продолжали переписываться даже после того, как Кирстин уехала в Эдинбург, и Линдси всегда с удовольствием выслушивала её рассказы о жизни в кампусе, чтобы потом поделиться историями с подружками с таким видом, как будто бы они произошли лично с ней.

Однако то ли отсутствие подарка всё-таки задело её, то ли тягостное молчание, культивировавшееся отцом, давило не только на Кирстин, но Линдси явно не собиралась спасать сестру.

– Ты очень похожа на мать, – констатировал отец ни с того ни сего.

Кирстин оставалось только поджать губы и заставить себя смолчать. «Похожесть на мать» была основным аргументом против неё с тех самых пор, как та умотала в Нью-Йорк – к слову, и не думая забирать Кирстин с собой.

Сначала она говорила: «Обживусь и приеду за тобой», потом «Тебе лучше доучиться здесь, иначе придётся много досдавать», и наконец: «Эдинбургский колледж лучше, чем школа искусств, которая находится здесь. Очень хорошо, что тебе удалось поступить туда – такой шанс невозможно потерять».

В итоге вся похожесть свелась к родинке над губой и к тому, что мать любила искусство Возрождения так же, как сама Кирстин.

Наконец Кирстин удалось вырваться из-за стола и, добравшись до своей комнаты, наспех принять душ. Она нырнула в кровать и снова взяла в руки телефон – хотелось посмотреть, как прошел рождественский ужин у всех остальных.

«Я просто подумал, что парни с длинными ушами нравятся тебе больше» – ожидало её вместо вороха фотографий индеек и ёлок.

Кирстин полистала Фейсбук туда и сюда, но, так и не дождавшись, чтобы ей написал кто-нибудь ещё, ответила:

«Уж лучше бы у тебя был длинный член».

Какое-то время она продолжала шерстить интернет без особой надежды получить ответ, пока наверху экрана не засветилось оповещение.

«Фотку прислать?» – прочитала Кирстин, кликнув на него.

Кирстин не сдержала нездоровый смешок.

«Тоже Орландо – или на сей раз своего?»

«Могу прислать последний каталог Lelo»

«Спасибо, я как-нибудь сама».

Кирстин приготовилась было выключить телефон, но потом подумала и написала: «С Рождеством!» – и затем уже нажала отбой.

Рей захлопнул ноутбук секундой раньше, чем Майкл, и не думая стучаться, ворвался к нему.

– Ты так и будешь торчать здесь? Девочки уже начали разыгрывать призы.

Сквозь открытую дверь доносился гул пьяных голосов, распевающих «Santa Claus Is Coming To Town», а в каштановых волосах Майкла и на его ушах осели ошмётки конфетти.

Накануне Рей так и не решился встретиться с отцом. Сам знал, что это слабость. Был уверен, что едет к нему, чтобы доказать свой триумф – но в каком-то десятке миль от дома приказал развернуть автомобиль.

«Ну его к чёрту, – подумал он, – Рождество нужно, чтобы отдыхать».

Рей думал, что провести ночь на яхте, где Майкл уже подготовил всё, чтобы хорошо отдохнуть, будет веселей – но пока что веселье его так и не нашло.

– Не хочу девочек, – капризно заявил Рей и зевнул, но ноутбук, тем не менее, в сторону отложил.

– Давай, пошли! Там есть близняшки, Рей, помнишь, те, которых мы снимали для рекламы «Red Bull»? – Майкл подмигнул. – Весь вечер ищут тебя.

Потягиваясь, Рей выбрался из каюты как раз вовремя, чтобы увидеть, как близняшки – одна блондинка, другая брюнетка – с пронзительным воплем запускают в небо разноцветную петарду, и волны по обе стороны от яхты окрашиваются алым светом, отражая букеты огней.

– Всё-таки хорошо, что ты не потащился к брату, – Майкл подтолкнул его вперёд, и Рей, вывалившись из коридора, ловко упал на скамейку между двумя конфетками в маленьких купальниках, одинаковыми на лицо. Руки его как змеи скользнули в обе стороны, прижимая девушек к себе, и близняшки послушно приникли к его бокам, а одна даже сунула под нос бокал мартини.

– Точно, – подтвердил Рей, – хорошо, – сделав глоток, он поймал губы беленькой и принялся целовать, передавая ей наполнивший его рот вкус.

Майкл куда-то исчез, и Рей не собирался его искать – брюнетка уже гладила его член через штаны, и Рей подбросил бёдра вверх, подаваясь навстречу её руке.

– I wish You A Merry Christmas… – еле слышно промурлыкал Рей. Уткнулся носом в шею другой и принялся задумчиво целовать.