Читать книгу Павловские должны умереть - Н. Д. - Страница 3

Август мы с моим воспитанником проводили в прогулках. Несмотря на отсутствие у Павловских ухоженного сада, к северным стенам дома примыкал островок невырубленного леса, заросшего дикими кустарниками. Саша любил бывать там, и, несмотря на мою любовь к граниту и камню петербургских мостовых, я также заразился интересом к дикой природе. Лес выходил на обрыв, и я любил бывать здесь один после заката. Прошло полгода как я похоронил Аннушку, и только теперь, когда волна отчаяния схлынула с меня, как летний жар после холодного осеннего дождя, я стал глубоко осознавать и понимать случившееся. Я стал терзать себя вопросами, на которые не было ответа. Горе мое было тем сильнее, что я не находил того, кому мог бы доверить свои мысли. Павловские стали казаться мне тяжелым бременем, я все чаще стал избегать совместных обедов, ссылаясь на различные, впрочем, не слишком интересовавшие моих нанимателей причины. Я стал проникаться все большим чувством нежности и заботы к моему воспитаннику, что раньше за собой не замечал. Мне нравилось наблюдать за ним, видеть, как он растет, отвечать на его, подчас по-взрослому сложные вопросы. Но были и моменты, о которых, среди прочего, мне хотелось бы забыть. Однажды, после очередного воскресного визита отца Варфоломея, который, ввиду занятости Петра Исакиевича, приходил для личной беседы к нему на ужин, Саша спросил меня:

– Почему вы не ходите в церковь с мамочкой? Все домашние, кроме папочки, ходят.

– Я не вижу нужды в этом. Я молюсь в одиночку, – я обманывал его. Я давно не молился.

– Лжете! Вы больше не верите в него? – васильковые глаза смотрели с укоризной.

– Я верю, я верю, – повторил я, скорее убеждая себя, нежели оправдываясь перед упрямым мальчишкой.

– Это потому, что он не спас ее? Вашу невесту?

После услышанного все во мне перевернулось.

– Не говори об этом никогда.

– Но это же правда, да? Он убил ее, и вы больше не верите ему?

– Замолчи! – я закричал на Сашу что было сил. – Замолчи!

Злость во мне бушевала, и новая волна гнева обрушилась с такой силой, что я замахнулся на мальчика, стоявшего совсем рядом для удара, но вовремя остановился и выбежал прочь из дома.

Весь остаток дня я бродил по окраинам. Когда же стемнело, я понял, как глупо выгляжу со стороны. Я вернулся к Павловским с твердым намерением уйти от них навсегда, той же ночью. Войдя в дом, я увидел удивительную картину. Все домашние: чета Павловских, Варвара, управляющий, кухарки и работник стояли в гостиной. При виде меня, все обернулись. Они хотят судить меня, подумалось мне.

– Что? – я сказал это как можно грубее, не желая отсрочить казнь.

– Николай Сергеевич, где же вы ходите? Дом вверх дном! – нервный голос Марии Романовны меня весьма удивил. Или Саша не рассказал о случившимся, или произошло что-то гораздо страшнее.

– Что случилось? – спросил я с робкой надеждой на спасение.

– Вода в доме кем-то отравлена, – Петр Исакиевич указал на второй этаж. – Вода поступает по трубам из очистительного резервуара, я сам его проектировал несколько лет назад. Утром, когда я уезжал, все было в полном порядке. А теперь… После обеда кухарка Авдотья Ивановна собиралась готовить ужин, и обнаружили что с водой что-то не так.

Женщина преклонных лет, Авдотья Ивановна, стояла здесь же и выглядела напуганной.

– Говорю вам, это все проделки его! – начала причитать другая кухарка, Маша, любившая подслушивать на воскресных ужинах разговоры отца Варфоломея с Петром Исакиевичем, и прослывшая в крестьянской среде большим знатоком православных догматов только потому, что знала наизусть треть евангелийских стихов.

– Прекрати, Маша! Твой демон здесь не причем! Сейчас работники проверят трубы наверху и найдут источник заразы! – Павловский смотрел на Машу с укором.

Так вот почему все собрались внизу. Я посмотрел на потолок и услышал, как несколько работников перебегали из комнаты в комнату, бессвязно говоря что-то и стуча по трубам.

– А где Саша? – спросил я. История моего позора все еще не давала мне покоя.

– Гуляет где-то в саду, – Мария Романовна кинула рукой в сторону распахнутых окон.

– Один? Уже ночь! – меня немного удивляло отношение к ребенку как к взрослому.

– Умоляю, Николай Сергеевич! Сейчас не об этом!

Я вышел в сад, намереваясь отыскать мальчика. Ночь уже вступила в свои права, и я не видел ничего, кроме собственных очертаний.

– Саша? – позвал я.

– Сюда, Николя! Скорее! – меня начинали пугать эти его слова. Он кричал с западной стороны дома. Там располагались хозяйственные постройки. Я удивил, что там горит свеча и пошел на ее свет, натыкаясь на разросшийся боярышник. Саша залез на крышу и махал мне, чтобы я лез рядом. Когда мы поравнялись, я увидел, что он пытается открыть что-то металлическое.

– Что ты делаешь? Идем домой!

– Нет. Помоги. Это крышка от резервуара. Там что-то есть.

– Хорошо, – после случившегося утром, я не хотел ему перечить.

Крышка была жутко тяжелой, открывалась она видимо по-иному, но я был не в состоянии выяснять это, и вскоре она поддалась.

– Посвети! – Саша держал свечу, а я пытался заглянуть в дурно пахнущий колодец.

Наконец, когда глаза привыкли к темноте, я сумел разглядеть источник всего происшествия. Я дернул Сашу за руку и что было сил, скомандовал:

– Идем отсюда, сейчас же!

Все дорогу до дома Саша пытал меня расспросами и вырывался, но я так сильно сжимал его запястье, что делал ему больно, отчего мальчик пищал на меня. Свечу мы выронили по дороге и возвращаться за ней я не стал.

Вбежав в дом, я увидел все ту же картину.

– Что это с вами? – Мария Романовна обратила свой взор на нас и тотчас вскрикнула.

В ту же минуту я увидел на своей рубашке красные пятна. Пятна крови той несчастной, что лежала в резервуаре. Я касался крышки и теперь был похож на палача.

Спустя два часа я сидел в собственной комнате, безуспешно пытаясь оттереть спиртовым раствором пятна чужой жизни с моего тела. В резервуаре нашли заколотую прачку Дуню. Петр Исакиевич отправил управляющего за следователем, который уже бывал здесь в то утро, когда увозили мертвую Глашу. Марии Романовне стало дурно, и ее уложили спать. Варвара суетливо бегала в гостиной, обсуждая с Машей все увиденное, хотя они ничего и не видели. Саша ушел в детскую обиженным на то, что ему не показали убитую, считая, что именно ему все обязаны ее находкой. Я же думал о том, как буду на утро объясняться со следователем. Уснул я стремительно, как только моя голова коснулась подушки.