Читать книгу Разбойник Чуркин. Том 1 - Н. И. Пастухов - Страница 12

Выбравшись на улицу, становой пристав стал прислушиваться к набатному звону, который уже утихал; но несмотря на это, он сел в свой тарантас и поехал в Запонорье узнать, что там такое произошло. Добравшись до деревни Барской, он несколько удивился тому, что на улице её никого не было, несмотря на то, что в Запонорье, всего только через речку, недавно били в набат. При переезде через мостик, становому попались на встречу несколько мужичков, у которых он спросил:

– Ребята, вы откуда идёте?

– Из Запонорья, ваше благородие.

– Что там такое случилось?

– У отца дьякона баня загорелась, да потушили, – ответили они.

Пристав, рассчитав, что ехать в село было не за чем, приказал кучеру поворотить лошадей и ехать опять в деревню Ляхову, чтобы докончить расспросы о Чуркине. Аграфена Савельева, вдова убитого разбойником старосты, была дома. Пристав, усевшись на лавку и закурив сигару, просил Аграфену докончить свой рассказ.

– На чем же это я остановилась? Вот уже и забыла, – сказала та.

– Дурно с тобой сделалось, вот на чём, – напомнил ей становой.

– Ну, вот, сударик ты мой, сколько времени я без памяти была, сказать того не могу, только, когда опомнилась, вижу, что Чуркин стоит около меня. – «Ну, опомнилась, теперь вставай и слушай, – сказал, он мне. Я кое-как поднялась на ноги, огляделась кругом, смотрю – народищу много: кроме Домны, её мужа, да двух разбойников, сидел на траве Давыдковский крестьянин Яков Куранов. «Убил твоего мужа за то, что он сослал моего брата Степана в Сибирь, вот и всё, что я хотел сказать тебе, чтобы ты знала, да другим передала, как я с доносчиками умею расправляться», – сказал мне Чуркин. После того он налил стакан водки и говорит мне: «Пей!» Я отказалась, за меня выпил муж Домны – Трофим.

– Денег с тебя он не просил? – полюбопытствовал пристав.

– Нет, о них он не разговаривал. Потом завязали они мне глаза и повели обратно. Шли мы долго; только за версту от деревни сняли с меня повязку, вывели на тропинку, и я кое-как добралась до дому.

– А Домна с мужем куда девались?

– Они опять назад к Чуркину пошли.

Становой, чтобы уличить Домну Иванову и её мужа в близких отношениях с разбойником, вызвал их к себе и сделал им очную ставку с вдовою убитого Кирова – Аграфеною Савельевою. На все данные им вопросы, они отвечали отрицательно-, улики Аграфены сыпались на них, как об стену горох. Домна и сожитель её говорили одно: «Знать не знаем и ведать не ведаем».

Пока пристав 1-го стана возился с соучастниками разбойника, пристав из Павловского Посада, г. Протопопов, исполняя приказания исправника, производил в деревне Барской осмотр дома Чуркина, в виду того, что по всем донесениям, он в то время находился в доме, но разбойника в нем не нашёл. Во время обыска ему сказали, что становой пристав находится в деревне Ляховой. Узнав это, он отправился к нему поговорить, как и что нужно делать, оставив, между прочим, сторожить дом Чуркина двух сотских.

Когда уже смерклось, оба становые пристава, чтобы заморить червячка, из Ляховой прибыли в село Запонорье. С полчаса после их приезда явился волостной старшина, помялся немножко, откашлялся и сказал приставам:

– Чуркин-то опять у нас из под рук вывернулся!

– Это как же так? – спросил г. Протопопов.

– Так-с; в то время, как вы обыскивали его дом, он успел спрятаться в клети на дворе.

– Клеть-то мы, небось, осматривали!

– Это все равно, он сидел тогда в подполье.

– Да в клети никакого подполья нет!

– Значить есть, но догадаться о том было нельзя, такая там лазейка имеется.

– Ну, что ж, всё-таки со двора ему уйти было нельзя: у передних и задних ворот мною были поставлены на карауле сотские; они бы его не выпустили.

– Они и стояли, но потом захотели попить чайку, а Чуркин в это время, укутавшись в жёлтый халат, вышел из дому в задние ворота, теперь и ищите его.

Скрыть этого обстоятельства было нельзя; донесли исправнику, и затем пошли следствия, да дознания; сотские угодили, за неисполнение приказания, под уголовный суд, а становые получили строгий выговор.

* * *

Дни шли своим чередом: полиция продолжала поиски разбойника, но изловить его никак не могла. В начале июля пристав 1-го стана с понятыми делал облаву на одно селение, находящееся в трёх верстах от деревни Дубровки, а между тем, Чуркин с своей шайкой, в которой находились его есаулы, Сергеев и Новиков, пировал с крестьянами в лесу, неподалёку от упомянутой выше деревни, вместе с крестьянами деревень: Дубровки, Загряжской и Велевой. Там же вместе с ними были молодицы и красные девушки; первые пили водку, а последние грызли орехи и ели пряники, купленные на деньги разбойника. Лес оглашался хороводными песнями. Чуркин ходил в хороводе, попеременно с Новиковым и Сергеевым. Разбойник имел звонкий, приятный голос, И песнями его все заслушивались; возьмёт, бывало, балалайку, выпрямится, заломит поярковую шляпу набекрень, приосанится, тряхнёт кудрями, да затянет свою любимую песенку – так заслушаешься. Песенка эта сочинена была им самим, и нам довелось её записать со слов одного из причётников села, находящегося неподалёку от Запонорья Приводим её целиком:

В этой песне он изливал всю свою душу; пропоёт, бывало, её, да и давай трепака отплясывать, а случалось когда, под хмельком, и поплачет. Из этого можно заключить, что пролитая им кровь человеческая не совсем ещё загубила в нем совесть, и он нередко чувствовал раскаяние.

О пирушке этой в Дубровском лесу становой пристав узнал только на другой день, собрал народ и отправился на место гульбища разбойника, окружил его со всех сторон, рассчитывая застать Чуркина врасплох, но, увы, опоздал: тот был уже далеко от того места, в Ильинском погосте.

Пикетчики, расставленные по всем путям-дороженькам, пропускали его, не останавливая, получая за то на водку. Слухи о таком упущении дошли до помощника начальника жандармского управления в Богородском и Дмитровском уездах, г. Кузьмина, о чем он и дал знать письмом Богородскому исправнику.

Исправник навёл о том справки и получил подтверждение, но уличить пикетчиков в их преступных деяниях не мог, да и положительных доказательств взять было не от кого.

Между тем, брат Василия Чуркина, Степан, начал заявлять о себе кражами со взломом и конокрадством. Уездное начальство первоначально всем этим слухам не верило, но когда получило официальное извещение о его бегстве, то приняло самые энергичные меры к его поимке.

Степан Чуркин – невзрачный мужичонка, готовый на любые преступления, в особенности на кражи. Что же касается слухов о совершенных им убийствах, то они не подтверждались, да и как было возможно узнать, обагрены или нет руки его человеческой ^:кровью, когда не было на то никаких ясных доказательства Он принялся за своё пагубное ремесло раньше своего брата Василия и за то вскоре угодил в Сибирь. По его-то стопам пошёл и последний, а уж когда попал он на эту дорожку, то сойти с неё не мог: сильная натура, да любовь к воле и к лесу сделали его волком.

Исправник распорядился, в виду появления Степана Чуркина, учредить в Запонорской волости ещё три новых пикета и следить, главным образом, за деревней Елизаровой, в которой, по новым сведениям, Степан действительно имеет своё главное пребывание у крестьянина Луки Иванова Кекиша.

Как-то ночью пристав 1-го стана, с тремя сотскими, пробрался в деревню Елизарову и засел в бане упомянутого крестьянина Кекиша. Когда уже рассвело, они заметили шедшего по задворкам какого-то человека и разглядели, что это был никто иной, как Степан Чуркин. Они видели, как он вошёл в ворота дома Кекиша и, спустя четверть часа, решились выйти из своей засады и быстро вошли в сказанный дом.

Степан Чуркин сидел за столом и пил чай, вместе с хозяином дома и его женою. Вошедших он встретил словами:

– Ну, небось, рады теперь, берите, я сопротивляться не буду.

– Да, брат, погулял и довольно, выходи из-за стола-то, будет нежиться, – ответил ему пристав.

– Успеешь, дай чашечку допить.

Крестьянин Кекиш сидел, как приросший к лавке; он чувствовал, что за пристанодержательство сибирского выходца по головке его не погладят.

* * *

Сотские скрутили Степана и вместе с ним забрали и Кекиша; наряжён был усиленный конвой из местных крестьян, которым и приказано было отвести Степана с Кекишем в Запонорское волостное правление, где их заковали в кандалы и на подводах отвезли в Богородск.

Поимка Степана Чуркина заставила брата его Василия быть ещё осторожнее относительно пребывания своего в деревнях Барской и Ляховой. Нашлись и такие люди, которые пожелали выдать его живым или мёртвым. К исправнику стали являться с такими предложениями крестьяне, но он плохо им верил.

Однажды являются к нему два мужичка и говорят:

– Ваше высокородие, мы к вашей милости.

– Что вам надо, ребята?

– Угодно вам, мы возьмём Чуркина.

– Сделайте одолжение, за это награду получите.

– Да не одного, а вместе с его шайкою, именно: Сергеевым, Новиковым и Евсеем.

– Где же вы их возьмёте?

– Там, около нас, вблизи Запонорья.

– Вы из какой деревни?

– Из Яковлевской, Запонорской волости. Только соблаговолите на расходы что-нибудь.

– Сколько же вам нужно?

– Четвертную бумажку на первый раз.

– Таких денег я вам не дам, а вот пять рублей могу.

– Мало будет.

– А потом, когда поймаете, остальные додам.

– Где же, по вашему, больше бывают эти разбойники?

– Видели мы их в деревне Загряжской и у Дубровки.

– Смотрите, мужички, правду ли вы говорите?

– Вот тебе Царица Небесная в поруки, сказали – поймаем и не солжём.

– Ступайте, принимайтесь за дело, – провожая крестьян, говорил Семён Иванович.

Затем от волостного старшины Куликова к исправнику был прислан портной, который также предлагала поймать Чуркина.

– Ты разве знаешь разбойника? – спросил у него исправник.

– Как не знать! В доме у него несколько раз бывал.

– Зачем?

– Он мне новый сюртук сшить заказал.

– Как же ты с ним познакомился.

– В лесу он меня встретил. Иду это я, в прошлое воскресенье по Ляховскому лесу, гляжу – из-за кустов выходят четверо. «Стой», кричит один из них. Я остановился, а самого дрожь так и пробирает; «Ну, думаю, пропал», и начал читать: «Да воскреснет Бог». «Ты портной?» – спрашивает другой, чёрный такой, а глаза так и блестят. «Да, портной», – говорю. «Сюртуки шьёшь?» «Шью, а что?» «Вот мне нужен сюртук, сошьёшь?» Ну, тут я немножко оправился, снял с него мерку, да и спрашиваю: «Куда одёжку прикажете доставить?». «В деревню Барскую, в дом Чуркина, за ценой не постою, только сделай получше», сказал разбойник, вынул мне красненькую бумажку и сказал; «это тебе в задаток будет». Я поклонился и пошёл. «Стой, – слышу опять. – Когда будет готово?» «Через десять дней принесу», – ответил я. Тем всё и кончилось.

Исправник дал ему нужные наставления и отпустил его.

К становому приставу 1-го стана послано было приказание наблюдать за деревнею Загряжской, где, как было донесено, пребывает Чуркин со своими товарищами. Получив такое распоряжение, пристав собрал до 60 человек крестьян и сделал облаву на лес деревни Дубровки, но поиски ни к чему не привели, а затем ночью на 25 июля, он засел позади деревни Загряжской с целью выследить, не появится ли кто из разбойников. В другую сторону от деревни Дубровки он послал двух сотских осмотреть местность. На рассвете сотские вернулись и донесли исправнику, что какие-то два человека лежат в копне позади дома крестьянина Демида Шлонкина. Выслушав такой рапорт, пристав собрал народ и повёл их к тому месту. Сотские шли впереди и издали указали на копну, которую и приказано было окружить народом.

Действительно становой пристав увидал в копне лежащего человека, покрывшегося жёлтым халатом. Мужички хотели было подойти к нему, но становой остановил их и сказал:

– Зря не делайте, надо взять его с осторожностью, ведь это должен быть Чуркин.

Сотские согласились с мнением своего начальника.

– Ребята, дубины должны быть наготове, начнёт ежели стрелять, вы не пугайтесь, – говорил становой.

Человек, лежавший в копне, начал шевелиться и поворачиваться; пристав, не желая дать ему оправиться, крикнул своей команде:

– Ребята, берите его!

Крестьяне и сотские кинулись на лежащего разбойника и начали его вязать.