Читать книгу Разбойник Чуркин. Том 1 - Н. И. Пастухов - Страница 3
Часть первая
Глава 1
ОглавлениеМосквичи, вероятно, слышали о знаменитом разбойнике Василии Чуркине, в своё время наводившем панический страх своими смелыми набегами, разбоями и грабежами на жителей Богородского уезда[3] и соседних с ними уездов губерний Владимирской, Рязанской и других. Он – уроженец подмосковной деревни Барской, Богородского уезда, брюнет, выше среднего роста, платного телосложения, широкоплечий, быстрый и смелый в своих движениях, как тигр. Под командой такого-то человека была целая шайка головорезов, бежавших с каторги. Разгуливая по Богородскому уезду, Чуркин имел свою полицию, состоящую из пастухов Зубцовского уезда и некоторых крестьян, с которыми он водил хлеб-соль. Вот о нем-то я и хочу поведать читателям и рассказать о его замечательных похождениях.
С молодых лет. разбойник этот начал заниматься сбытом фальшивых кредитных билетов и кражами; три раза он бегал из-под стражи и наконец по решению Владимирского окружного суда, как нам помнится, в 1873 году, был заключён в арестантские роты. Но недолго он погостил там: однажды выбрал удобный случай и бежал оттуда.
Вся полиция Владимирской и Московской губернии была поставлена на ноги для розысков этого атлета. Да и как было его не разыскивать! Кроме преступлений, совершенных им во Владимирской губернии, он находился под следствием у одного судебного следователя Москвы за сбыт фальшивых денег и-за составление разбойничьих шаек. Следователь Богородского уезда разыскивал его по обвинению в краже двух коров и лошадей у крестьянина деревни Антоновой и в убийстве сельского старосты деревни Ляховой Петра Кирова.
Во время розысков разбойника, до полиции доходили слухи, что его видели то в той, то в другой деревне, но схватить не могли или же боялись. Однажды становой пристав 1-го стана[4] Богородского уезда, как-то случайно, в августе месяце того же года, приехал на Фаустовскую станцию Рязанской железной дороги и, войдя в зал, заметил у буфета знакомую ему фигуру человека, который как будто старался быть не узнанным им. Становой не раз видал Чуркина и потому сейчас же узнал его в личности, стоящей у буфета. Ударив разбойника по плечу, становой громко сказал:
– Здорово, – Чуркин!
– Здравия желаем, – отвечал тот, сняв с головы картуз и низко кланяясь ему.
– Как ты сюда попал, любезный? Мы тебя давно уж ищем!
– Ну, вот, берите теперь, если я вам нужен.
– Попался, брат, извини, теперь уж не улизнёшь!
– Быть по вашему, не теперь, так после убегу, – отвечал разбойник, глотая стакан водки.
Около буфета сгруппировалась толпа любопытных, с какою-то жадностью вглядывавшихся в лицо смелого разбойника, который теперь стоял перед нею, как лист перед травой, поглядывая на всех волком. Он понял, что сопротивляться было невозможно, и беспрекословно отдался в руки становому. Наряжён был усиленный конвой сотских и крестьян, вооружённых дубинами, достали где-то кандалы, сковали Чуркина по рукам и по ногам и отправили в г. Богородск, где судебный следователь распорядился посадить его в местную тюрьму.
– В общую прикажете? – спросили у следователя.
– Нет, зачем же! Ему нужно оказать почёт, посадите его в одиночную камеру.
– Покорно благодарю, ваше благородие, за такое ко мне внимание, – сказал Чуркин и отправился на казённую квартиру.
– Никого не пускать к нему на свидание! – приказал затем следователь полицейским.
– А если родные пожелают с ним повидаться?
– Никого не допускать! – повторил следователь.
Опустив на грудь голову, шёл Чуркин по направлению к тюрьме. В голове его роились мысли о том, каким бы это образом, находясь в одиночной камере, перекинуться несколькими словами с арестантами и узнать, каков у них смотритель тюрьмы. С этими мыслями он и вошёл в место своего нового жительства.
Сидит Чуркин в тюрьме день, сидит неделю, и никак не изловчится повидаться со своими соседями-арестантами. Тогда он прикинулся ягнёнком, сошёлся с тюремщиками, и благодаря их ходатайству его выпустили в коридор.
Арестанты знали Чуркина и, как своего атамана, встретили с необычайным уважением; увидав в числе их знакомого ему арестанта, Балабасова, он мигнул другим. чтобы они отошли в сторонку, что те и сделали. Балабасов был известный вор; рука его ни разу не дрогнула перед своей жертвою, хотя бы пришлось пролить её кровь. Чуркин хорошо это знал, а потому и вступил с ним в беседу.
– А что, каков у вас смотритель? – спросил Чуркин.
– Ничего, барин хороший.
– Приношения принимает?
– Да, не отказывается.
– Вот это-то мне и нужно было знать. Только правду ли ты говоришь, как бы дела-то не испортить?
– Верно; что мне тебя обманывать, – отвечал Балабасов.
– А можно отсюда жене грамотку послать?
– Я думаю, можно – через тюремщика.
– Если смотрителю дать какой-нибудь подарок, дозволит он или нет мне с женой увидеться?
– Дозволит: к другим допускает, мы видим.
– Что ж ему подарить?
– Сукна немецкого на сюртук, да рубликов пять денег, и будет на первый раз.
– Ну, а бумажкой и карандашом можно у вас разжиться?
– Есть, сейчас доставлю, – тихо сказал Балабасов и скрылся в общую камеру.
Получив бумагу и карандаш, разбойник отправился в свою камеру, написал записку жене по известному адресу, на один из городских постоялых дворов, передал её Балабасову, а тот упросил тюремщика доставить весточку по назначению.
На другой день, утром, хитрая молоденькая жена Чуркина вошла в квартиру смотрителя тюрьмы; тот вышел к ней и, увидав в руках её узелок, спросил:
– Ты что, голубушка, скажешь?
– К вам, ваше благородие, с прошением пришла, – сказала та.
– О чем такое?
– Муж мой в остроге сидит, повидаться с ним желала бы.
– Кто твой муж?
– Василий Чуркин.
– Разбойник-то этот! Нет, допустить не могу.
– Будь отец родной, хоть один разок дозволь его видеть. Какой он разбойник? Напраслину на него только взводят, – потряхивая узелком, кланялась ему в пояс баба.
– Что это ты к нему в свёртке-то несёшь?
– Это не к нему, родимый, а тебе подарочек принесла, – подавая ему узелок, вкрадчивым голосом заговорила хитрая женщина.
Смотритель взял у ней узелок, отправился с ним в другую комнату, развернул его и, увидав в нем аршина три чёрного сукна и пятирублевую бумажку, почесал за ухом, постоял немножко и, возвратившись к челобитчице, сказал:
– Приходи завтра, увидишься с ним.
Через несколько минут Чуркин уже знал о благоприятном исходе задуманного им дела и всё поглядывал, не войдёт ли в коридор его жена. Но пришедший затем смотритель Жданов сказал ему:
– Твоя жена просит у меня позволения повидаться с тобой.
– Не откажите, ваше благородие, мне надо с ней о домашних делах переговорить, да распоряжения кое-какие дать, – кланяясь, упрашивал Чуркин смотрителя.
– Хорошо, я велел ей приходить завтра.
– Покорнейше вас благодарю, – отвечал разбойник из-за решётки.
Прошла ночь, в продолжении которой Чуркин обдумывал свои планы к побегу. «Подпилить решетку, – думал он, – хотя и можно, но спуститься из верхнего этажа на тюремный двор – рискованно. Надо придумать что-нибудь другое, попроще, благо, смотритель податлив». С такими мыслями он уснул на заре. Вскоре его разбудил тюремщик, сказавший, что к нему пришла его жена.
Чуркин быстро поднялся со своей койки, подошел к дверям и через маленькое отверстие переговорил с женою. Тюремщик в это время стоял в отдалении.
– Ты скажи брату моему, чтобы он вместе с тобою побывал у меня, – говорил разбойник своей жене.
– Пустят ли его?
– Попроси смотрителя.
– Хорошо, – сказала баба и ушла.
Брат Чуркина был тоже первостепенным мошенником и состоял под его командою, как главный головорез, готовый на всякие преступления.
С этого дня, жена Чуркина пользовалась всевозможным снисхождением смотрителя; навещала его по праздничным дням, дарила ему деньги, а затем уже допускалась по будням к мужу, да не к решётке, а прямо в камеру. Тюремщики, стоявшие на часах, заметив частое посещение ею острога, останавливали её и спрашивали:
– Ты к кому?
– Я к смотрителю в гости, – отвечала она.
Под таким предлогом она ходила более недели. Однажды она наскочила на сметливого солдатика, который не хотел её пропустить, но хитрая женщина и тут нашлась что сказать.
– Я кухарка смотрителя, – объявила она тюремщику.
– Врёшь, я сейчас справлюсь…
Доложили смотрителю; он велел её пропустить, и с тех пор она в тюрьме сделалась известной и, под видом кухарки начальника тюрьмы, носила всё, что только было можно, и никто её не останавливал.
Чуркин сошёлся со смотрителем, как говорится, «по душам»: кушанье для него приготовлялось на кухне смотрителя и подавалось ему отдельно от прочих арестантов; смотритель сам носил полюбившемуся ему разбойнику водку, вместе с ним пил, словом, они сделались неразрывными друзьями. Арестанты смотрели на их дружбу, сначала как на обыкновенное явление благодаря взяткам, а потом стали приставать к смотрителю, требуя, чтобы он и им давал водки.
– Этого не полагается, – отвечал он им.
– Как не полагается? Отчего же Чуркину можно? – кричали они.
Смотритель всё-таки отклонял разным образом их требования, но однажды, войдя в камеру Чуркина, сказал ему:
– Каковы мошенники, узнали, что я тебе водку доставляю!
– Кто это такие?
– Арестанты. «Даёшь, – говорят, – ему, так и нам дай водочки-то».
– Нет, этого не делайте; я хотел вам сказать, чтобы вы ко мне перестали ходить, а то донесут – и всё будет потеряно.
– А на счёт водки как же быть?
– Пришлите мне верёвочку подлиннее, я буду спускать её в форточку окна, а как вы привяжите к ней посудину, я её к себе и подтяну.
Смотритель согласился на такое предложение, и с этого дня, в камеру разбойника ходить перестал, а водку передавал ему самолично через форточку.
Однажды жена Чуркина вошла в тюрьму с громадным узлом. Надзиратель тюрьмы, бессрочно отпускной рядовой Платонов, встретил её в воротах и проводил в квартиру смотрителя. На возвратном пути, находившийся в карауле за старшего унтер-офицер уездной команды Кутаисов остановил Платонова и спросил:
– Что это за женщина, которую ты провожал?
– Это кухарка смотрителя, – ответил тот.
Через несколько минут, жена Чуркина вышла из тюрьмы, но уже без узла. Кутаисов проводил её глазами, думая: «Что-то здесь неладно», но только этим и закончил своё подозрение.
Дружба смотрителя с Чуркиным продолжалась до тех пор, пока последний удовлетворял его подарками и деньгами. 27 ноября, к Чуркину пришла его жена с братом разбойника; смотритель узнал об этом и, войдя в коридор тюрьмы и увидав их троих разговаривающими, накинулся на брата Чуркина и стал его выгонять из тюрьмы вместе с сестрою. Те начали было ему возражать; тогда смотритель, разгорячившись, начал бить бабу, затеи нанёс несколько ударов кулаком по шее брату Чуркина, выпроваживая его вон из тюрьмы. Чуркин всё это время сидел в камере и, узнав в чем дедо, крикнул смотрителю:
– Что вы дерётесь? Ведь деньги берёте; так поступать стыдно!
Смотритель обругал Чуркина, выпроводил пришедших к нему жену и брата, а следом за ними вышел и сам.
Так рушилась дружба между смотрителем и арестантом Чуркиным.
Всё, что происходило в тюрьме, донесено было высшему начальству, которое и назначило следствие. Сам смотритель Жданов, не желая давать никаких объяснений, скрылся неизвестно куда; исправление его должности было поручено полицейскому надзирателю Окше Хайцемовскому.
9-го декабря, арестант Гаврилов, занимавшийся разноской еды по секретным камерам, по уходе посетителей, бывших у арестантов, отправился собирать посуду из-под кушанья. Подойдя к камерам и не найдя при них надзирателя Галюзу, который имел при себе ключи от казематов, Гаврилов пошёл его отыскивать; застав Галюзу обедающим в особой комнатке, он велел ему отпереть камеру для того, будто бы, чтобы собрать посуду.
Тот исполнил требование. Гаврилов, войдя в камеру Чуркина, окликнул его, но ответа не последовало.
– Где же арестант? – крикнул он Галюзе, стоявшему в коридоре.
– Дрыхнет, должно быть, – отвечал тот, не входя в камеру.
Гаврилов подошёл к койке арестанта; на ней действительно, как показалось ему, лежал арестант, накрывшись с головой полушубком, из-под которого виднелся сапог.
– Эй, ты, вставай! Вишь, с каких пор завалился! – сказал Гаврилов, взявшись за торчавший из-под полушубка сапог, который так и остался в руке его.
Гаврилов поднял тревогу; встрепенулся весь караул тюрьмы. В камеру Чуркина собралось всё начальство и увидало, что на постели, вместо арестанта, лежал свёрнутый матрас, накрытый полушубком.
По городу и по уезду в погоню за Чуркиным были командированы полицейские служители; начальник воинской команды, со своей стороны, послал с тою же целью нижних чинов; даже пожарная команда занялась розысками разбойника. В уезд были отправлены нарочные с приказом задержать Чуркина. Словом, поднялась такая суматоха, что весь город был в страшной тревоге. Жители усилили за своими домами наблюдение, опасаясь, как бы Чуркин не наделал какой-нибудь беды. В самой же тюрьме произошёл бунт.
3
Богородский уезд – административная единица в составе Московской губернии. Центр – город Богородск. Территория уезда включала современные Ногинский, Павлово-Посадский, Щёлковский районы, восточные части гор. округа Балашиха, сев. часть Орехово-Зуева, г.о. Королёв и Ивантеевка, значительную часть Орехово-Зуевского, части Пушкинского и Раменского р-нов Подмосковья. В 1929 г. уезд был упразднён, г. Богородск был переименован в г. Ногинск.
4
Стан – полицейско-административный округ из нескольких волостей. (Прим. ред.).