Читать книгу Разбойник Чуркин. Том 2. В Сибири - Н. И. Пастухов - Страница 1

Подходили праздники Рождества; у кузнеца и старосты деревни продолжались приготовления к свадьбе; в том и в другом доме сидели бродячие портные и шили обновы; у невесты собирались красные девицы, пели песни и усердно старались утешать Степаниду, которая все плакала в утайку от отца и матери.

– Будет тебе слезы-то лить, – не на чужую сторону отдают, говорили ей девицы.

– Ах, подружки мои, не о том я плачу, отдают меня за нелюбимого, парня некрасивого, засушит он мою молодость, – рыдая, отвечала им невеста.

– Ничего, поживётся и полюбится он тебе, молодец он скромный, не взбалмошный какой, да и семья небольшая, убеждали Степаниду подруги.

– Не за него бы мне идти, урод он, вот что.

– За кого же тебе хотелось? – пристали к ней девицы.

Степанида, вместо ответа, снова заплакала; её белая грудь волновалась, в голове бродили мысли о том приказчике, который был у них в гостях с урядником из Тагильского завода. Полюбился он ей, но увы! – «не суждено, знать, быть, красной девице за ним замужем», думала она и плакала.

В избу вошёл староста. Девицы приумолкли, Степанида не поднимала на отца заплаканных глаз.

– Что вы, девки, присмирели, хоть бы песенку какую спели, – сказал он, остановившись посредине избы.

– Пели, да замолкли, отвечали какие побойчее.

– А ты, Степанида, что голову-то повесила? или опять слезы? Дёшевы, знать, они у тебя? обратился он к своей дочке.

– Как же ей не плакать? Замуж, ведь, отдают, – сказала одна из подруг невесты, чернобровая вострушка.

– Ты, Анютка, молчи, тебя не спрашивают, – сурово заметил старик.

– Не спрашивают – а если б спросили, я бы сказала, – отчего она плачет.

– Много ты знаешь! Все вы такие: как замуж, так и реветь начнёте.

– Ну, не всегда! Кто плачет, а кто и радуется. За немилого выходить кому охота! – ввернула другая.

– Да, разве, она за немилого у меня идёт?

– А то что ж? – заголосили девицы.

– Небось, сама выбрала.

– Спроси-ка-сь сам её, если нам не веришь.

Староста подошёл к своей дочке, поднял ей рукою голову и спросил:

– Говори: насильно, что ли, я тебя выдаю?

– Батюшка, пожалей меня, не выдавай за сына кузнеца, не люб он мне.

– Вот-те на!… Это что такое? – притопнув ногой, закричал старик.

– Отдай ты меня за того приказчика, который за меня сватался, – упав перед отцом на колени, говорила Степанида.

– Уж не околдовал ли он тебя? Да что в нем хорошего? Нет, не бывать тому! Ты, девка, не дури, не срами моей седой головы; за кого я порешил, за того и выдам.

– Батюшка, не жить мне за ним, руки на себя наложу! – вскрикнула Степанида и, залившись слезами, склонилась головою на стол.

– Вон отсюда! Это вы ей все наговорили, – затопотал староста на подруг невесты.

– Уйдёмте, девушки, он, пожалуй, и прибьёт нас; вишь какой, дочки не жалеет, а мы для него ничего не значим, – сказала Анюта, накидывая на себя шубку.

Вошла мать невесты, обвела кругом глазами и спросила у старика:

– Ты что их здесь пугаешь?

– Кто их пугает? они раздор вносят… Вон их из моей горницы! – горячился мироед.

– Не твоё дело, ступай отсюда, – накинулась на него старуха, подошла к Степаниде и спросила:

– Что такое случилось?

– Ничего, матушка, – отвечала та, утирая кисейным рукавом слезы.

Старик плюнул, выругался и вышел. Старуха начала успокаивать дочку и упросила девушек остаться.

– Из-за чего дело-то вышло? – спросила она у них.

– А из-за того, что дочку-то свою вы погубить хотите, – заговорили девицы.

– Что вы, не ума ли рехнулись? – покачивая головой, вымолвила старостиха.

– Мы-то ничего, а вы из ума выжили, – выскочив вперёд, напустилась на неё Анюта.

– Не слушай ты их, моё солнышко, родители тебе зла не пожелают, – обратилась старостиха к дочке.

– Матушка, я ведаю, что ты меня жалеешь; не отдавай ты меня за кузнецова сына, – противен он мне.

– Голубка ты моя неразумная, за кого же я тебя выдам?

– Матушка, не губи меня, отдай за приказчика.

– Это что ещё за притча такая? За какого приказчика?

– За того самого, который у вас с урядником в гостях был, – ответили за Степаниду подруги.

– Ни за что! Отдам ли я её на чужую сторону? Вот чего не бывать, так не бывать.

– Смотри, тётка, худо ведь будет.

– Ну, ладно, а вас я, всё-таки, не послушаю! Молоды вы меня, старуху, учить.

Долгий спор кончился ничем; девушки разошлись по домам, старуха уложила дочку в постель, перекрестила её и заперла в светлице.

На другой день, утром, деревня знала уже о том, что происходило в доме старосты, вести эти дошли и до Чуркина; он намотал их себе на ус и подумал: «Ишь, как она в него врезалась, что-то будет?»

* * *

В тот же вечер, в Тагильском заводе, в доме складчика Акима Петровича, по случаю дня его рождения, собрались гости, между которыми находились: священник, доктор и урядник. Приказчик Акима Петровича, оправившись от болезни, мало занимался с гостями и больше всех разговаривал с урядником.

– Что вы там все шепчетесь? – спросил у приказчика хозяин дома.

– Так, Аким Петрович, кое о чем толкуем, – ответил тот.

– Пусть их говорят, люди молодые, – заметил свящён ник.

– Оба женишки, небось, о невестах речь ведут, – заметила старушка, родственница Акима Петровича.

– А ты бы, Карповна, невесту моему пареньку подыскала, да подходящую, мы бы и свадебку сыграли, – сказал складчик.

– За невестой дело не станет, только прикажи, я высмотрю, насчёт этого не беспокойся.

– Высмотри! Нам надо красивую, да богатую, жених-то у меня стоит того.

– Нет, Аким Петрович, обо мне не беспокойтесь, я жениться не буду, – сказал приказчик.

– Что ж? Бобылём останешься или в монахи задумал? – нахмурив брови, проговорил складчик.

– Так век промыкаюсь. Куда мне жениться? Жену нужно покоить, а я что? – Сегодня у вас служу, а завтра откажете; куда я денусь? На квартиру придётся идти, а одна голова не бедна.

– Нечего на него глядеть, Карповна! завтра же займись на счёт невесты, да имей в виду, что все своё достояние после моей смерти я передаю жениху. Слышишь, так и за руби себе на носу, – сказал Аким Петрович и стал ходить по комнате.

Все гости уставили на него глаза; никто не ожидал от Акима Петровича такого решения; даже сам доктор позавидовал ему.

– Не надо мне его богатства, – тихо сказал приказчик, обращаясь к уряднику, – моё богатство не здесь, а в Решах, в доме деревенского старосты, – прибавил он.

– А нам-то, родным твоим, ничего и не завещаешь? – прошипела Карповна.

– Это дело моё, – сверкнув на неё глазами, высказался Аким Петрович.

– Родных забывать грех, – ввязался в разговор священник.

Старик не слыхал слов батюшки или пропустил их мимо ушей, уходя в другую комнату. Гости, заметив, что беседа переменилась характером, стали собираться восвояси, и через полчаса в доме остался один только урядник. Аким Петрович заперся в своей спальне и больше уже не выходил из неё.

– Ну, что из Решей нет никаких известий? – провожая урядника, спросил у него приказчик.

– Никаких, – ответил тот.

– И Наум Куприяныч что-то не едет!

– К празднику, может быть, явится.

– Не побывать ли нам у него?

– Что ж, можно, а мне, кстати, и дело туда есть.

– Поедем.

– Когда думаешь?

– Мне всё равно, хоть завтра.

– Ну, ладно, значит, по рукам.

– Идёт, только отпустит ли тебя сам-то?

– Отпустит, такие резоны представлю ему.

Приятели расстались, а на утро парочка лошадок несла их по направлению к Решам.

* * *

В семействе убитого разбойниками купца Лариона Николаевича, в виду долгого его отсутствия, стали беспокоиться. Жена и дети его знали, куда и зачем он поехал, и удивлялись только тому, где он запропастился. Наконец, вышли из терпения и заявили о том полиции в Верхотурье.

– Э, да вернётся, куда он денется, – сказали им полицейские.

– Три недели прошло, а его нет, нарочных повсюду посылали, как в воду канул, нигде не нашли, – объяснял старший сын погибшего.

– Куда он у вас поехал?

– В Тагильский завод, за получением денег.

– Может, там бражничает, а то ещё куда-нибудь заехал.

– Справлялись: говорят, «был в Тагиле, получил деньги и уехал».

– А по какой дороге?

– На деревню Реши, оттуда нужно было ему в село одно, на мельницу заехать, а он там не был.

– В поле где не замёрз ли? Вишь, какие морозы, да метели стояли, народу много погибло, – говорили полицейские.

– Вы уж похлопочите!

– Чего же нам хлопотать?

– Пошлите справиться, куда он девался. Мы вас за это поблагодарим.

– Дело не в Благодарности, – ласковее повели разговор полицейские, – а в том, где справки навести?

– В Тагильском заводе, как и с кем он и когда оттуда выехал.

– Хорошо, постараемся.

В тот же день в полицию Тагильского завода было послано отношение о розысках купца Лариона Николаевича, поступившее затем к местному становому приставу, который и поручил уряднику навести о том справки.

Урядник собрал о купце сведения, по которым выяснилось, что Ларион Николаевич, получив с местных хлебных торговцев деньги, в известный день выехал в Реши.

Дорогою, урядник рассказал приказчику дело, по которому ему нужно было побывать в той деревне, и между прочим заметил своему спутнику:

– Надо и нам с тобою быть на всякий случай поосторожней, вишь, как пошаливать здесь начали.

– Взять-то у нас нечего, – сказал тот.

– Разбойники этого не разбирают, – за грош убьют, им все равно. Я полагаю, что самого купца уходили, денег при нем много было.

– А сколько? – полюбопытствовал приказчик.

– Тысяч около десяти. Подглядели за ним, и капут.

– Это только тебе так думается, а, может быть, купец где-нибудь и запутался.

– Где запутаться? Он уж не молоденький и, по слухам, не кутила.

– Может, и замёрз дорогою.

– Все может случиться.

– Кому что! Тебе вот купец этот дался, а у меня Степанида из головы не выходит. Женить меня хотят, а того не знают, что у меня на душе лежит.

– Так что ж теперь делать-то? Насильно её не возьмёшь, – сказал урядник, подстёгивая лошадку.

– А если возьмём, тогда что будет?

– За это под суд.

– Будет тебе меня пугать! Ну, отдадут, так что ж, посижу в остроге, и опять выпустят, а Степанида будет всё-таки моя.

– Надо ещё узнать, любит ли она тебя?

– Если бы не любила, я и говорить бы о том не стал, а то любит, – вот что!

– Надо Наума Куприяныча за бока, – он мужик сметливый, с его помощью, может, и удастся тебе завладеть своей красавицей.

– Да, на него только и надежда, – заключил приказчик, подъезжая к Решам около полуночи.

– Небось, теперь вся деревня на покое, будить придётся, – заметил урядник.

– Что ж, отопрут, люди свои. К старосте или к Науму Куприянычу заехать?

– К нему, что старосту тревожить, пожалуй, ещё напугаешь невесту твою, – шутливо высказался урядник, и они подъехали к дому Чуркина.

Глава 65.

Урядник вышел из саней и постучался в окно; ответа не было. Он начал барабанить шибче. Слышно было, что в избе кто-то поднялся, в окне появилась человеческая Фигура и окликнула:

– Кто там? что нужно?

– Отоприте, свои люди! – кричал урядник.

– Сейчас, послышался ответ.

Это была Ирина Ефимовна. Она вышла в сенцы, разбудила Чуркина и сказала ему, что какие-то приезжие просятся в избу.

– А кто такие? – спросил разбойник.

– Не знаю, говорят, что знакомые.

– Осип, встань, да погляди, кого там принесло. Если, знакомые, то впусти, – сделал распоряжение Василий Васильевич.

Осип поднялся, обулся, накинул на себя тулуп, отпер ворота и, протирая глаза, окликнул:

– Что за люди?

Приказчик подошёл к нему и сказал:

– Что, брат, или не узнаешь?

– А, здравствуйте, милости просим, – проговорил каторжник.

– Наум Куприяныч дома?

– У себя; с кем вы?

– С урядником; в гости к вам приехали.

– Пожалуйте, я вот ворота отопру, да побегу сказать о вас хозяину.

Урядник с приказчиком ввели на двор лошадей. Чуркин оделся наскоро и вышел на крыльцо с зажжённым фонарём, а Осип отправился в избу, известив Ирину Ефимовну о том, кто приехал, зажёг свечу, привёл в порядок комнату и встретил гостей с низкими поклонами.

– Наум Куприяныч, ты уж нас извини, что не во время пожаловали, – заговорил приказчик.

– Весьма рад дорогим гостям! Осип, ставь самовар. Есть, что ли, вода-то? – сказал разбойник.

– Готова, – ответил тот и принялся разводить самовар.

– Ожидал ли ты нас в гости-то? – спросил у Чуркина урядник, усаживаясь на лавку.

– Как не ожидать? Вы давно обещались.

– Ничего не поделаешь, вот он у нас чуть не помер, – показывая на приказчика, сказал чин полиции.

– Вот этого я и не знал, – пожимая как бы от удивления плечами и уставив на приказчика глаза, произнёс разбойник.

– Да, Наум Куприяныч, чуть-чуть разбойники не от правили меня на тот свет, – проговорил молодой парень.

– Не может быть!

– Верно тебе говорю. В тот самый вечер, когда мы с тобой в последний раз виделись, это случилось. Так в голову саданули, что четыре недели в постели лежал совсем меня на тот свет, было, приготовили, исповедовали и причастили.

– Ну, что ж, поймали их?

– Нет, так они, как камень в воду, упали.

– Расскажите же, как это случилось?

– Я не могу даже и припомнить всего. Вот он всё знает, – указывая на урядника, проговорил приказчик.

Урядник рассказал, как было дело. Осип все время стоял у печки и слушал. Чуркин с деланным ужасом выслушивал каждое слово рассказчика, потом подошёл к приказчику и, целуя его, произнёс:

– Голубчик ты мой, кому ты худо-то сделал, и за что только на тебя накинулись злодеи!

– Думали они, Наум Куприяныч, капиталом моим поживиться, да не удалось, на счастье, деньги свои я дома в то время оставил.

«Вон оно что», – подумал Осип, прикрывая крышкой вскипевший самовар.

– Однако, у вас на заводе не на шутку стали пошаливать, – процедил сквозь зубы разбойник.

– Какие это шутки, Наум Куприяныч! – заметил урядник. – Такие разбои пошли, что страсть! Вот ещё один купец из Верхотурья пропал, – прибавил он.

– Как пропал?

– Так-таки, неизвестно, куда девался: вот теперь мы его и разыскиваем.

– Давно ли это было?

– Недели две, три тому назад. Был он у нас на заводе, получил много денег, уехал от нас и по сие время домой не возвращался. Говорят, что он через вашу деревню поехал.

– Ничего мы об этом не слыхали. Как его звали-то?

– Забыл я, вот сейчас в бумагах погляжу.

Урядник начал копаться в своём портфеле. В это время Осип покрыл стол скатертью, поставил на него приборы и самовар. Чуркин приказал ему подать водки и какой ни на есть закуски. Всё это он исполнил и стал опять к печке.

– Ларион Николаевич Жохов, вот кто! – сказал урядник, укладывая обратно в портфель бумаги. – К тебе он не заезжал? – обращаясь к Чуркину, спросил полицейский.

– Был какой-то; мало ли их ко мне заезжают! Какой он из себя-то?

– Не знаю, я его не видал, а по описанию, – лет пятидесяти.

– Может, и был, всех не запомнишь.

– Вот теперь и ищи его, метели такие были, может, он и замёрз где-нибудь, проговорил приказчик.

– Если бы замёрз, видно было бы, – сказал урядник.

– Как ты его увидишь, занесло снегом, и шабаш.

– С лошадьми-то, да с кучером? Небось, он не один ехал.

– Для нас это дело наплевать; справились, так и ответим: «Нет, мол, никаких о нем слухов», и всё тут, – порешил урядник.

– Ну, Наум Куприяныч, как ты поживаешь, что нового в деревне? – спросил приказчик.

– Живём, как видите, хлеб жуём, а новости какие у нас? Все по старому.

– А Степанида здравствует?

– Что ей делается, здравствует, да замуж собирается за кузнецова сына, обновы шьёт, вот и все тут.

Приказчик почесал за ухом, поглядел на урядника, выпил рюмку водки, пригладил на голове волосы и продолжал разговор о своей возлюбленной.

– Да что она тебе далась, неужели же ты в Тагиле себе невесты не найдёшь? – заметил ему разбойник.

– Если бы нашёл, и спрашивать бы о Степаниде не стал; полюбил я её так, что без неё мне и жизнь стала не мила; хворал я, да на горе, знать, выздоровел; помоги ты мне завладеть ею.

– Ах, ты, бедовый! Как же я это устрою?

– Как-нибудь оборудуй, чем хочешь, я тебя за это поусердствую.

– Надо, вот, с Ириной Ефимовной посоветоваться: бабы лучше придумают; нечего делать, похлопочу.

– Спасибо, друг, на добром слове.

– Однако, надо нам малость и уснуть, утро мудрёней вечера, – сказал урядник и попросил Осипа устроить ему на скамье постель.

– Кстати и мне уделите местечко прилечь, – обращаясь к хозяину, сказал приказчик.

– Всё будет сделано, – ответил тот и начал хлопотать.

Урядник улёгся, а приказчик долго ещё разговаривал с разбойником и уснул с отрадной мыслью о Степаниде. Чуркин с Осипом дали лошадям овса и вошли в светлицу.

– Атаман, купца то разыскивают! – сказал Осип, укладываясь на боковую.

– Пусть ищут: нам-то какое дело?

– А если найдут, тогда что?

– Возьмут, да похоронят, а кто его порешил, – едва ли узнают.

– Как бы на нас подозрения не было?

– Будет тебе о пустяках-то растабарывать! Спи.

– Не спится что-то, приказчик этот у меня из ума не выходит: жаль, что денег при нём в то время не было, а то бы они у нас в кармане теперь лежали. И живуч же он, здоров, – я так его кистенем огрел ловко, а, поди ты, оправился.

– Ну, и чёрт с ним, спи!

Осип замолчал. Чуркин перевернулся на другой бок и уснул, а Осип долго ещё ворочался и что-то мурлыкал про себя.

Утром Ирина Ефимовна оделась по праздничному, за чайным столом заняла место хозяйки, была со всеми ласкова и разговорчива, в особенности, была любезна с приказчиком. Разговор зашёл о Степаниде.

– Ирина Ефимовна, до тебя есть просьба, – обратился к ней Чуркин.

– Какая, Наум Куприяныч?

– Надо, вот, невесту молодчику-то сосватать.

– Какую такую? Если могу, сосватаю.

– Ты её знаешь.

– Скажи, кто она?

– Степанида, дочка нашего старосты.

– Да ведь она просватана за сына кузнеца.

– Просватана, да не венчана, значит, можно того жениха и другим заменить.

– Ну, за это, Наум Куприяныч, я не возьмусь.

– А если я тебе прикажу, сделаешь? – сурово сказал разбойник.

Ирина Ефимовна, зная характер своего мужа, вздрогнула всем телом, опустила глаза и после короткой паузы сказала:

– Прикажешь, Наум Куприяныч, должна буду исполнять твою волю.

– Если и не исполнишь, то попробуй, посоветуйся с нашей домовой хозяйкой, вы, бабы, всё сделаете, если за хотите.

– Слушаю, Наум Куприяныч.

– Видите, какая у меня жёнушка-то послушная, – обратился Чуркин к гостям своим и поцеловал Ирину Ефимовну.

– Золото, она у тебя, а не жена, таких теперь, кажись, и не найдёшь нигде, – поддакнул приказчик.

После чаю Ирина Ефимовна отправилась в избу хозяйки дома и повела с ней беседу о домашнем обиходе, а затем перешла к цели своего посещения.

– Давно ли, голубка моя, старостину дочку видела? – спросила она у старухи.

– С недельку, а то больше не видала, – ответила та.

– Ну, что у них, свадебка, небось, скоро будет?

– В мясоеде, говорят, обвенчают, слышно, женишок-то невесте не по душе пришёлся.

– Ишь ты, горе какое! Зачем же они отдают за него?

– За кого же отдавать? Не век ей, небось, в девках сидеть.

– Может, и другой бы жених нашёлся?

– Поди, там, ищи его, а кузнец-то по соседству, старики так и порешили. Сегодня я схожу к ним, да покалякаю.

– Ты бы её к себе в гости на последях попросила, и я с ней поговорила бы, авось, вместе с тобой и урезонили её.

– Что ж, это можно, она ко мне вхожа.

– Так когда же она у тебя будет, я орешков ей принесла бы, надо чем-нибудь её позабавить.

– Что ж, принеси, а я самоварчик поставлю.

Бабы так и порешили. Ирина Ефимовна простилась пока с хозяйкой дома и ушла.

Приказчик с нетерпением ожидал её возвращения. «Что-то, думал он, скажет Ирина Ефимовна?» Когда она показалась в избе, Чуркин спросил у неё:

– Ну, что, Ирина, как там дела-то?

– Все в порядке, сегодня вечерком она будет у хозяйки в гостях.

– Вот и хорошо, значит, и мы к ней пожалуем, да поговорим.

– А мне можно? – спросил приказчик.

– Для тебя всё и устраиваем, ступай с моей женой, а я дома посижу, девка она стыдливая, при всех, пожалуй, и говорить не станет.

– Знамо так, – прибавила Ирина Ефимовна.

Урядник сидел молча, покручивая свою бородку, да соображал, как бы ему в этой истории не запутаться.

– Не пройти ли нам с тобой к старосте? – сказал он, обращаясь к приказчику.

– Пожалуй, я согласен, – отвечал тот.

– Нет, ты не ходи, посиди у нас, а то все дело испортишь, – увидит тебя старик и дочку со двора не пустит: он знает, что она тебя любит… Сама о том, я слышал, ему – высказалась, заметил Чуркин.

– Что ж, я на все согласен: «ум хорошо, а два лучше», – проговорил влюблённый.

– Так я один побываю у старосты, – сказал полицейский.

– Только там долго не засиживайся.

– Что мне у него делать? Живо ворочусь, только спрошу кое о чем, – протянул урядник, оделся и вышел.

– Эх, Наум Куприяныч, ежели бы только завладеть мне Степанидой, счастливый человек на свете буду! – поднявшись с лавки и, махнув рукой, сказал приказчик. – Помоги только, чем хочешь отблагодарствую.

– Ничего мне не нужно, а помочь, – помогу, только бы она сама не заартачилась, без родительского благословения.

– Ну, что будет, то будет, а уговорить постараюсь.

– Ты, вот, хозяйке домовой красненькую пожертвуй, – старуха она небогатая, а от неё много зависит.

– Четвертной не пожалею; как приду в избу, сейчас и поблагодарю.

– Зря всё-таки этого не делай, – сам не вручай, а вот через мою Ирину дай, это складнее будет.

– Когда? сейчас, что ли?

– Успеешь, до вечера-то время ещё много.

– Спасибо за совет, а то я этих делов не знаю.

– Не знаешь, так мы тебя научим, зла не пожелаем.

– Где твой работник-то?

– На что он тебе?

– Спросить, давал ли он лошадям корму?

– Об этом не беспокойся, он все сделал.

– Хороший он у тебя парень, заслуга, как я вижу.

– Ничего, пока не избаловался, – держу. Нынче с народом беда, – вор вором погоняет.

– Да, верно ты говоришь, народ избаловался.

Вошёл Осип.

– Здорово, приятель, и не кланяешься! – сказал ему приказчик.

– Я вчера с твоей милостью здравствовался, надоешь, пожалуй, поклонами-то – ответил каторжник.

– Как там мои лошадки?

– Что им делается? Стоят, корму много, ну и жуют себе.

– На, братец, тебе, малость на чаек, – доставая из кармана несколько серебряных монет, сказал добродушный паренёк.

Осип подошёл к нему, опустив голову, подставил свою пятерню, получил деньги, поблагодарил приказчика за подарок и отошёл в сторонку.

– Слышал, Осип, какое несчастье то в Тагиле с ним приключилось? – указывая на гостя, спросил Чуркин.

– А что такое? – лукаво проговорил тот.

– Меня, братец, чуть не убили.

– Экий грех какой случился! Как же так?

– Так вот, друг любезный, едва отдышался я.

– Вот тебе и раз! – покачивая головою, пробормотал каторжник.

В это время в избе деревенского старосты урядник сидел за столом и расспрашивал у начальника селения о том, не видал ли он разыскиваемого им Верхотурского купца, Лариона Николаевича, и не слыхал ли чего о нем.

– Проезжал здесь какой-то, останавливался у Наума Куприяныча и уехал в Тагил, – отвечал ему тот.

– А на обратном пути из Тагила ты не видал его?

– Нет, не видал; а что?

– Пропал человек, нигде его не найдут.

– Всё может случиться, и замёрз где-нибудь; в то время такие метели были, что Господь упаси, сбился с дороги, попал в сугроб, ну, и занесло его.

Показания старосты урядник занёс в протокол и переменил разговор.

– Где же дочка-то твоя? что я её не вижу? – спросил он.

– Там, в другой избе, с девками сидит, на счёт приданого всё возится, к свадьбе приготовляется.

– Дай Бог час! а ты всё молчишь и на свадьбу меня не зовёшь.

– Милости просим, вот после праздника приезжайте, в первое воскресенье венчать будем.

– Спасибо, постараюсь приехать, а теперь пока прощай, надо к Науму Куприянычу. В ночь сегодня уеду, а, может, и до утра останусь, ещё увидимся.

Староста проводил урядника до ворот и пошёл в избу.

Возвратясь от старосты, урядник рассказал приказчику о свидании с ним и о том, как он приглашал его на свадьбу. Чуркин был тут же; выслушав речь его он сказал:

– Не видать кузнецу Степаниды, как своих ушей.

Стало смеркаться. Со двора дома старосты вышли две женщины, перешли улицу и направились к дому, в котором жил разбойник. Это была хозяйка этого дома и с ней Степанида.

Через несколько минут дверь избы Чуркина отворилась, на пороге показалась хозяйка дома и спросила:

– А где же Ирина Ефимовна?

– Я здесь, – откликнулась та из другой комнаты.

Хозяйка раскланялась с бывшими в избе и пошла к Ирине Ефимовне, переговорила с ней и удалилась.

– Ну, что, зачем она приходила? – спросил Чуркин жену.

– Степанида пришла, надо идти, да орешков с собой захватить, – сказала она.

Начались сборы. Приказчик стал охорашиваться перед ручным зеркальцем; урядник навязывался было отправиться с ними, но Чуркин остановил его, и он остался. Молодой паренёк пожал руку Чуркину и пошёл с его женой на свидание с своей возлюбленной.