Читать книгу Разбойник Чуркин. Том 2. В Сибири - Н. И. Пастухов - Страница 8

Аким Петрович, возвратившись из склада, почувствовал себя больным и слёг в постель: давнишняя боль в сердце возобновилась у него с большею силою. Он в то же время послал за врачом и за своим приказчиком, которые явиться к нему не замедлили. Врач нашёл состояние бального весьма опасным, но утешал его скорым выздоровлением.

– Нет, голубчик, чувствую, что мне плохо, едва ли поднимусь с постели, – сказал больной, подзывая к себе своего приказчика.

Тот подошёл к нему, опустив голову, и сказал:

– Что прикажете, хозяин?

– Ты уж прости меня, оскорбил я тебя давеча, такой уж характер горячий имею.

– Напрасно беспокоитесь, Аким Петрович, за дело побранили, я не обижаюсь.

– Долго ты служил мне, худого за тобой ничего я не замечал, парень ты деловой, поведения хорошего, так вот я хочу тебя осчастливить: веди моё дело так, как шло оно при мне; родные хотя и есть у меня, но Бог с ними! А ты – сирота. Возьми себе вот это духовное завещание и владей моим состоянием, не забудь только о помине души моей, – сказал старик, вынул из-под подушки лист бумаги передал его приказчику.

– Не заслужил я, кажись, от вас, Аким Петрович, такой милости, – со слезами на глазах, проговорил тот, упал на колени и начал целовать руки у своего благодетеля.

Аким Петрович от усилившейся боли не мог произнести слова; он тяжело вздохнул, закрыл глаза и впал в бессознательное состояние. Находившийся у кровати врач, вместо того, чтобы приблизиться к больному и подать ему какое-либо пособие, обратился к приказчику и начал поздравлять его с наследством; тот отвернулся от него, вышел из спальни и послал за священником. Вернувшись обратно, он нашёл своего хозяина в том же положении; врач заявил ему, что часы жизни Акима Петровича уже сочтены.

Слух о болезни Акима Петровича быстро разнёсся по посаду и достиг до родных богача-складчика; они, почуя добычу наследства, быстро собрались в доме его. приказчик и врач встретили их, удерживая всю эту саранчу от входа к нему в спальню.

– Почему вы нас не пускаете к нему? – спрашивал какой-то бородач, рекомендовавшийся племянником больного.

– Потому что Аким Петрович опасно болен, – отвечал врач.

– Мне необходимо видеть его, – горячился тот.

– Успеете, вот придёт батюшка, тогда и увидите.

– Мне-то уж, голубчик, дозволь с ним повидаться, – лезла какая-то пожилая женщина.

– Не могу, – сказано, священника надо подождать.

– Я сестра ему двоюродная.

– Все равно, если бы и родная была, – не пущу.

В зале поднялся шум, слышались голоса, упрекающие врача в том, что он с приказчиком хотят обобрать их родственника. Шум всё усиливался, наконец родственники умирающего ворвались к нему в спальню, но, увидав, что Аким Петрович лежит в бессознательном положении, притихли и начали оглядывать стоявший в комнате железный сундук и, увидав его запертым, успокоились.

– Да вы о чем хлопочете-то? – обратился к ним врач тихим голосом.

– Как о чем? Небось, о наследстве! – отвечал бородатый племянник, уперев руки в боки.

– Напрасно беспокоитесь: есть духовное завещание, по которому вам ничего не будет.

– Врёте вы! – вскричал тот.

– Я прошу вас не шуметь, иначе пошлю за полицией.

– Вот и отлично, тем и лучше, – голосили родственники, и один из них отправился за становым приставом.

Пришёл батюшка со Святыми Дарами, все высыпали к нему навстречу и подошли под благословение.

– Что такое случилось с Акимом Петровичем? – спросил он у врача.

– Плох старик, надо бы его пособоровать и приобщить Святых Тайн, – ответил доктор, вводя священника в комнату больного.

Аким Петрович находился ещё в забытье; батюшка осторожно подошёл к его постели и сел около неё на стул; доктор и приказчик стояли тут же; в спальню начали входить родные больного. Прошло ещё полчаса; старик открыл глаза и уставил их на священника, как бы обрадовавшись его присутствию. Батюшка попросил всех удалиться из спальни и приступил к исповеди; больной отвечал на вопросы его слабым голосом; видимо было, что с каждой минутой силы его падали, а по тому духовник поторопился приобщить его Святых Тайн и пригласил войти родственников, которые обратились к умирающему с вопросами о его последней воле, кому он откажет своё состояние. Аким Петрович на вопросы их отвечать уже не мог и только рукою показал на своего приказчика.

– Что же это значило бы? – спрашивали они друг у друга.

– А то, что все своё состояние он вручает ему, – показывая на счастливца, пояснил им батюшка.

– Ну, как придётся: он ему не родной, мы будем по закону искать и не допустим этого молокососа ни к чему! – заголосили родственники умирающего.

Вошёл становой пристав с урядником. Батюшка приступил к соборованию Акима Петровича, а через полчаса врач объяснил присутствующим, что больной отошёл в вечность. Спальня опустела, все направились в зал. Пристав объявил, что он должен приступить сейчас же к опечатанию винного склада, железного сундука и всего имущества покойного.

– Едва ли вам придётся исполнить то, о чем вы сейчас сказали, – обратился к приставу врач.

– Не ваше дело вмешиваться в мои распоряжения! – заметил ему тот.

– Мы требуем от его благородия опечатания имущества ради того, чтобы не расхитили принадлежащее нам по наследству, – ввязались родные Акима Петровича.

– Вы тут не при чем! Есть духовное завещание, сказал доктор.

– Где оно? у кого? покажите, – раздались голоса.

– А вот сейчас увидите, – ответил доктор и, вызвав из спальни приказчика, сказал ему:

– Покажите им переданное вам духовное завещание.

– Кому прикажете?

– Мне позвольте, – выступив вперёд, произнёс становой пристав.

Все затаили дыхание. Становой пристав быстро пробежал глазами бумагу, опустил руки, поднял глаза кверху и сказал:

– Да-с, вот она, штука-то какая!

Все уставились на его благородие глаза и недоумевали. Становой пристав начал ходить по комнате с завещанием в руках; доктор стоял, прислонившись к стенке и, ухмыляясь, спросил у его благородия:

– Что же вы не объясните содержания завещания? Все дожидаются.

– Господа, покойный завещает все своё имущество, дом и склад, – угадайте кому?

– Конечно, нам, нам! – заголосили родные.

– Нет-с, не угадали, а вот ему, – показывая на приказчика, громогласно объявил пристав.

Родственники Акима Петровича подступили к становому, желая взять в руки завещание, но приказчик быстро выхватил у него бумагу и спрятал к себе в карман.

– Мы всё-таки просим наложить на всё печати! – волнуясь, кричали заштатные наследники.

– Не могу, завещание законное, хозяин теперь – он, указывая рукою на бывшего приказчика, заключил пристав и направился к выходу.

– А мне как прикажете? – спросил у него урядник.

– Марш за мной! Здесь делать нечего.

– Позвольте, г-н пристав, он мне нужен, заявил приказчик.

– Я говорю вам, – за мной идите, – настаивал пристав, и грозно притопнул ногой на урядника, выходя из дверей.

Произошла пауза.

Приказчик уговорил урядника остаться у него.

– Скинь этот мундир, надевай сюртук, сказал ему приказчик.

– Да разве это возможно? – вопросил тот.

– Теперь мы хозяева, оставайся у меня, ну их совсем со всей их службой.

– Не могу, надо же мне честь-честью отойти: оружие, да бумаги сдать.

– Успеешь ещё, цело всё будет.

Урядник подумал немножко, затем, махнув рукой, снял с себя шашку и мундир, напялил вместо него сюртук своего приятеля приказчика и стал исполнять его приказания. Родные Акима Петровича, озадаченные таким неожиданным для них исходом дела по наследству, перешёптывались между собою и исподлобья поглядывали на своего супостата. Между тем в спальне усопшего происходило омовение его тела, которое вскоре вынесено было в залу и положено на стол. К вечеру пришёл батюшка с причтом и отслужил первую панихиду, на которой из родственников Акима Петровича были только две старушки.

По окончании панихиды, молодой наследник значительного состояния пригласил священника в особую комнату, в которой на столе кипел самовар: туда пришёл и размундированный урядник, который и занялся угощением чайком.

– Что это, кажись, лицо мне твоё знакомо? – обратился к нему батюшка.

– Как же! Мы с вами видались, – ответил тот.

– Где бы это такое? Ах, ты, Боже мой, память-то у меня слаба стала….

– Я к вам несколько раз заходил.

– Ба, ба! Ведь ты в урядниках, кажись, служил?

– Да-с, и теперь пока на службе нахожусь.

– Батюшка, рекомендую его вам, как дорогого моего приятеля, и прошу полюбить его, – сказал бывший приказчик.

– Весьма рад добрым людям. Ну, как же теперь? Пожалуй, для невесты-то квартирка тебе и не понадобится: в своём доме можешь её поместить, – улыбаясь, обратился отец Михаил к жениху.

– Конечно, так, но всё-таки спасибо вам за ласковое слово. Знаете, как «дорого яичко к Красному дню», так дорого было мне ваше согласие. Я никогда не забуду его и постараюсь, чем могу, отплатить вам.

– Я тобой и так доволен.

– Нет, позвольте, я в долгу не останусь, только обвенчайте нас.

– Сказано слово, а оно у меня олово.

– Ну, и спасибо вам, – целуя руку у батюшки, – произнёс молодец и передал ему два четвертных билета.

Батюшка принял их с великим смирением и, уложив в карман подрясника, возблагодарил дателя низким поклоном и сказал:

– Дай Бог царствие небесное Акиму Петровичу! Старик знал, кому оставить своё достояние, и ничуть в том не ошибся. Завтра в восемь часов я буду у вас.

– Не откажите, гроб будет готов.

– А погребение когда думаете совершить?

– На третий день, батюшка, по уставу церковному.

– Ну, а теперь пока до свидания, – протянул священник, выходя из-за стола.

– Прощайте, батюшка, и благословите!

Священник исполнил желание богатого наследника и вы шёл из дому, сопровождаемый присутствующими.

Когда в доме все успокоилось, и только в зале слыша лось чтение псалтиря, приказчик с урядником удалились в особую комнатку, служившую при покойном Акиме Петровиче местом летного его отдохновения. Тут они прежде всего дружески обнялись и поклялись перед иконою никогда друг с другом не разлучаться.

– Думал ли я когда-нибудь о таком счастии, которым наградила меня судьба сегодняшний день? – сказал жених Степаниды, развёртывая духовное завещание и передавая его уряднику.

– Чудеса и только, – проговорил тот и стал читать эту грамоту.

– Ну, что скажешь? Хорошо теперь жить можно?

– Ещё бы; одних наличных денег сорок тысяч оставил, дом, склад, всего, пожалуй, тысяч на семьдесят будет.

– Да, пожалуй, ещё с хвостиком.

– Ключ от сундука где находится?

– Вот он, у меня в кармане.

– Пойдём в спальню, да взглянем на капитал-то.

– Что ж, можно, идём.

Проходя через залу, в которой лежало на столе тело Акима Петровича, они остановились, отдали по земному по клону и вошли в комнатку казнохранилища, отперли сундук и нашли в нем сорок пачек, бережно сложенных кредитных билетов, по тысяче рублей в каждой. Владелец этой казны взял их в руки, понянчил и опять положил на место. Отперли боковые ящички, – там нашли серебряные и золотые старинные вещи, весом не менее пуда, и жемчужное ожерелье.

– Поздравляю, теперь ты, брат, богач, а ожерелье кстати пришлось Степаниде: на белую грудь украшением будет, – сказал урядник.

– Да, порадую я её своим счастьем, – нечего сказать.

Сундук был заперт, и друзья возвратились в ту комнатку, из которой они пришли, и улеглись в ней на покой.

* * *

Настал день погребения Акима Петровича. Гроб был обит малиновым бархатом, дорогой парчовый покров красовался на нём. В восемь часов на колокольне приходской церкви ударили к выносу; народу собралось множество, останки купца были вынесены из дому на руках приказчика и урядника, с помощью рабочих при складе. Путь к церкви был устлан можжевельником; литургию и отпевание совершили соборные несколько священников; много было роздано милостыни нищим, словом, – похороны были такие, которых не могли запомнить местные старожилы. Поминальный стол был накрыт на сто персон, а на дворе, под открытым небом, не смотря на лёгонький морозец, обедала нищая братия, для которой выставлено было три ведра водки.

– Царствие небесное рабу Божию Акиму! – слышались на дворе возгласы.

– Спасибо и наследнику его, – вторили другие.

Между поминающими в доме шли пререкания: родственники Акима Петровича осуждали его за то, что покойный лишил их наследства и отдал его, как они выражались, «мальчишке с ветру»; другие осаживали их и говорили, что на это была его воля. В разговор вмешался батюшка и становой пристав; долго они спорили между собою: становой пристав утверждал, что старик поступил не по закону, а батюшка, наоборот, доказывал, что всякому своё счастье, и что Аким Петрович ничуть не ошибся в своём распоряжении, и что наследник вполне достоин этого счастья. С доводами этими был согласен и доктор, пользовавший покойного.

– Вы нарочно, может быть, уморили его, – сказал один из родственников Акима Петровича, уже порядком подвыпивший.

– И духовное завещание сами написали, – поддакнула одна старушка.

Начался шум. Врач протестовал против таких заявлений и просил станового пристава составить о том акт. Молодой наследник старался прекратить беспорядок, но ничто не помогало: многие встали из-за стола, и дело чуть не дошло до драки. Батюшка, не желая впутываться в эту историю, удалился из дому; становой пристав, подогретый напитками, вышел из себя; приказчик отвёл его в сторону, сунул ему в руку две радужных, и тот успокоился, переменил фронт и выпроводил шумевших из дому.

– Ну, народец, эти наследники, точно коршуны налетели на добычу, да взять-то им ничего не пришлось, говорил доктор, получивший, в свою очередь, мзду от приказчика.

– Бог с ними! – сказал урядник.

Становой пристав взглянул на него исподлобья и спросил:

– Почему ты не в мундире?

– Извините, я его больше не ношу.

– Как так?

– Очень просто, служить больше не хочу, вот что, – отвечал тот.

Пристав вспылил, обещаясь отдать подчиненного под суд, но приказчик уговорил его благородие оставить дело до завтра.

Поздно уже разошлись поминальщики по своим домам и разнесли по селению вести о том, что происходило на поминках. Проводив их, приказчик с урядником занялись приготовлениями к поездке за Степанидой.