Читать книгу Не жилец - Н. С. Быстрова - Страница 4

Весь день Виктория провела за отслеживанием новостных передач. В какой бы комнате ни появилась девушка, там тут же включался телевизор и не выключался без распоряжений боязливой госпожи. Для удобства сеньоры был даже вытащен с чердака и перенесён в библиотеку старый приёмник с чёрно-белым изображением, картинка дёргалась и временами расплывалась, но тем не менее каждый раз притягивала к себе уставший взгляд хозяйки дома, когда уже знакомый баритон снова и снова зачитывал с экрана поток одной и той же информации, суля обилие подробностей и новых сводок в каждом следующем выпуске. Корреспонденты показали всё: снимки со спутника, интервью с водителем спасательной машины, разглагольствования случайных экспертов, но не было самого важного – списка пострадавших, погибших и выживших. Далеко за полночь, отложив в сторону томик Толстого, Вики впервые поймала себя на мысли, что с лёгкостью поверила бы в инсценировку супругом такой ужасной смерти. «Наверняка в горах никого и не было, – подтрунивал разыгравшееся воображение голос трезвого разума, – опять кому-то перешёл дорогу. Кому-то очень серьёзному, раз так пришлось заморочиться с лавиной, новостями и собственным муляжом в мешке». Сеньора тихо ахнула. Тогда что же будет с ней? Её посадят за финансовые махинации Богданова? Или они с Жаном уже давно стали расходным материалом? Виктории стало тошно наедине с самой собой, она быстро скинула пушистый плед и покинула мягкое кресло хранилища коллекционной литературы, чтобы найти себе компанию на остаток ночи за его пределами.

Поместье казалось пустым и безжизненным. Длинные коридоры, погружённые в полумрак, в обрамлении гробовой тишины становились ещё ужаснее. Хозяйка нескромного владения кралась на кухню, подобно серой мыши. Лишь несколько шагов отделяло её от заветного света электрической лампочки холодильника в конце бесконечного тёмного туннеля, когда где-то позади, совсем рядом, раздался еле слышный скрип паркетных досок. Виктория резко обернулась – никого. Облегчённо вздохнув, сеньора наконец открыла для себя сияющий мир вкусных антидепрессантов – о таком празднике для живота, разнообразии яств со всех точек света её некогда студенческий желудок пару лет тому назад и мечтать не смел. И как с таким искушением не поправиться? Миссис Браун с довольной ухмылкой достала с самой верхней полки любимое шоколадное пирожное и тут же вновь испытала то странное чувство – словно поблизости был кто-то посторонний. Лёгкое дуновение ветра, больше похожее на слабое ледяное дыхание, скользнуло вниз по шее девушки, оставляя мурашки на молодой бархатистой коже. Виктория непроизвольно вздрогнула и медленно повернулась. Блюдце с кусочком великолепного десерта выпало из рук, разбившись вдребезги. Раздался истошный крик. Виктория не могла поверить своим глазам – перед ней стоял её супруг. На практически почерневшем от травм и запёкшейся крови лице Виктора появилась жуткая улыбка во все двенадцать виниров и двадцать имплантов. Мужчина не спеша протянул к девушке окровавленную руку и, слегка потрепав её за плечо, спросил неестественно высоким голосом:

– Ну что, дорогая? Соскучилась по своей мамочке?

Виктория с воплями забилась в истерике, хватка жуткой фигуры стала ещё сильнее, девушка зажмурилась не то от ужаса, не то от боли, в её голове зазвучали посторонние голоса. Сеньора тихо сползла по холодильнику, а когда вновь открыла глаза, обнаружила себя в библиотеке, в уютном мягком кресле, под тёплым пушистым пледом, с выпавшим из рук томом Льва Толстого. Рядом, склонившись над девушкой, стояла пожилая женщина в роскошном небесно-голубом костюме.

– Бедняжка, – тихо пролепетала она спрятавшимся чуть поодаль слугам, смахивая с напудренной щеки скупую слезу, – совсем вымоталась. Викулечка, дорогая! Это же я! Твоя мама!

Дама с копной идеально уложенных ярко-рыжих волос потянулась к Виктории, с лучезарной улыбкой распростив свои объятия, но девушка лишь сильнее вжалась в кресло.

– Элина Павловна? – поражённо спросила Вики. – Но что Вы здесь делаете?

Ухмылка рыжей бестии заметно сползла вниз. В эту увлекательную игру в счастливую семью кто-то категорически не торопился вступать. Какая несвоевременная оплошность! Элина Павловна Браун-Болл вновь напрягла все мышцы своего омоложенного лица, чтобы придать ему максимально дружелюбный вид.

– Ну как же, милая моя! – присев на край спинки кресла в не самой удобной для узкой юбки позе, возмущённо воскликнула женщина. – В такие минуты семья должна держаться вместе!

Виктория тихо хмыкнула, переведя свой удивлённый взгляд на витиеватые узоры паркета:

– И как давно «это безродное временное увлечение Виктора» стало для Вас полноценным членом семьи?

Элина Павловна в ужасе осмотрелась по сторонам, словно намереваясь оправдаться перед своим зрительным залом из прислуги. Её голос даже не дрогнул, напротив, принял более учтивый, если не укорительный тон, когда она заговорила в ответ:

– Не надо так Викусечка, я сразу приняла тебя как свою родную дочь, о которой всегда мечтала! – ещё одну скупую слезу подобрал любезно одолженный возникшим из ниоткуда Жаном платок, дама изящно шмыгнула носом, поблагодарила юношу простым кивком головы и слегка ущипнула невестку за щёку. – Не могу поверить, что это случилась в самый неподходящий момент!

Жан и Виктория непроизвольно переглянулись. В глазах молодых людей застыл один и тот же вопрос: «Неужели она действительно произнесёт это вслух?»

– Что? – неуверенно прошептала Виктория, надеясь понять, что уже было известно старухе.

– Ну как что?! – гневно воскликнула Элина Павловна, отпрянув от спинки кресла и наградив свою невестку пристальным взглядом. – Я же вижу! Я сразу это поняла! Почему же ты мне раньше не сообщила?

Виктория ещё больше вжалась в кресло, случайно впившись острыми ногтями в тончайшую кожу его подлокотника. Сонный Жан встрепенулся и заметно побледнел, буквально слившись с платиной своих волос, походя на эльфа или призрака, но никак не на обычного человека. Вся библиотека погрузилась в напряжённую тишину. Казалось, даже стоявшая за её порогом пара работников перестала дышать, надеясь услышать глубокую тайну сеньоры Браун, с первого взгляда раскрытую догадливой Элиной Павловной. А женщина свою речь продолжать не спешила. Она наслаждалась каждым мигом витавшей в воздухе недоговорённости. Изящно пройдясь по комнате, подобно тореадору на поле битвы, рыжая бестия обошла массивное кожаное кресло, на котором сидела её невестка, и нежно прильнула к испуганной девушке с другой стороны.

– Да брось, милочка! Ты не сможешь это вечно скрывать от прислуги! На каком ты месяце? На пятом? – женщина тут же ахнула, даже не переведя дыхание. – Какой кошмар! Сын может расти без отца! Надеюсь, Алексей Михайлович ошибся и Виктор не выходит на связь третий день по совсем другим обстоятельствам!

Убитая горем мать и без-четырёх-месяцев бабушка наигранно отстранилась от всех и медленно прошла к окну, устремив свой заплаканный взор вдаль, слишком увлёкшись воспроизведением образа Ассоли, чтобы заметить, как облегчённо выдохнули названные накануне родственники. Жан сперва молча расплылся в довольной улыбке, а затем и вовсе громко расхохотался, чуть наклонившись вперёд и схватившись за свой неестественно плоский пресс обеими руками. Вики метнула в его сторону свирепый взгляд:

– Да, – прошипела девушка, приподнимаясь с кресла в твёрдом намерении покинуть библиотеку, – надеюсь, что Алексей Богданов и правда ошибся!

Десятое июня Виктория вполне могла бы отметить в календаре как день, претендовавший на звание самого худшего дня в её жизни. Вилла постепенно заполнялась посторонними людьми – коллегами и самыми дальними родственниками Виктора, которые, узрев физиономию знакомого миллиардера по телевидению или в утренних газетах, спешили высказать своё негодование, соболезнование, формальное предложение помощи. Ситуация для всех была беспроигрышная. Если бы Виктора нашли, каждый с упоением смог бы рассказывать о своих абсолютно искренних переживаниях, невероятной поддержке, оказанной ближайшим родственникам пропавшего, или непосредственном участии в организации поисковых работ и надеяться на якобы заслуженное поощрение. Если нет – любой бы смог попытаться извлечь максимальную выгоду, претендуя на наследство или скупку по дешевке инвентаря, не нужного убитой горем глупышке-вдове. Так, уже к обеду в главном гостином зале собралось общество истинных почитателей Виктора, состоявшее, по меньшей мере, из сорока или пятидесяти человек и возглавленное безутешной матерью бизнесмена. Со всех сторон наперебой и по очереди раздавались баллады в честь исчезнувшего, вспоминались забавные ситуации из его жизни, подчёркивались исключительно положительные качества характера. Виктория чувствовала себя так, словно она была частью репетиции похоронной процессии. Всех гостей своего дома девушка, конечно, не знала, но многих видела не в первый раз и твёрдо была уверена в том, что прежде у них с Виктором были напряжённые отношения. Откуда тогда мог взяться этот идеализированный светлый образ безжалостной и меркантильной акулы? Громче всех, конечно, лаяла та собака, которая ещё при жизни Виктора кусала его больнее всего. Миниатюрная дама в жемчугах и бриллиантах, не жалевшая тонны дорогостоящего грима, пролила столько крокодильих слёз, сколько хватило бы для организации наводнения на небольшом полуострове.

– Да! – громогласно взвизгнула Элина Павловна, упав в объятия некого джентльмена. – Виктор был самым желанным моим ребёнком, моим любимчиком!

Виктория молча отвела взгляд в сторону. Сеньоре хотелось рассмеяться, но вместе с тем вдруг стало жутко не по себе. Элина Павловна разглагольствовала на публике о любви к сыну, а ему при каждом удобном случае, иной раз даже при супруге, отнюдь не в истерическом припадке заявляла, что много лет назад ей явно следовало сделать аборт и не рожать никогда на свет такое ничтожество.

– Всё доставалось только ему! – слёзно продолжала свою трель женщина. – Я обделяла вниманием других своих детей, за что, наверно, они меня ненавидят!

С разных концов зала раздались возмущённые возгласы:

– Ну что Вы! – тучный дядечка, стоявший неподалёку от безутешной матери, в изумлении плюхнулся в кресло и тяжело задышал.

– Как Вы можете о себе такое говорить?! – растерянно запричитал худощавый дед, не знавший, с какой стороны подступиться к этому очаровательному рыжему чуду, так некстати упавшему не в те лапы.

– Да я о такой матери и мечтать не смел! – практически прослезился грозный лысый мужчина, охранявший входную дверь.

И плевать все хотели на то, что возможно видели эту женщину впервые. Элина Павловна прекрасно знала, как выгодно себя подать, и не гнушалась использовать свои таланты на всю мощь. Вновь промокнув слёзы чьим-то шёлковым платком, она задумчиво и несколько отрешённо протянула:

– Дааа-дааа… Я никогда не забуду того мгновения, когда на другом конце провода раздалась ужасная новость! – женщина резко отпрянула от плеча незнакомца, элегантно развернулась к своему зрительному залу и с мучительной тоской в глазах продолжила. – Я буквально сидела на чемоданах. В считанные минуты за мной должен был приехать водитель. Мой драгоценный Виктор незадолго до всего этого подарил мне путёвку в швейцарскую клинику… Вы знаете, ведь у меня такое шаткое здоровье, мне же уже пятьдесят три года!

Толпа ахнула.

– Да не может быть! – едва дыша подскочил в кресле тучный мужчина. – Я не дал бы Вам и тридцати девяти!

Виктория тихо хмыкнула, медленно запустив свои тонкие длинные пальцы в виноградную кисть на полупустой фарфоровой тарелке, случайно оставленной прислугой на подоконнике. Только приятный сладковатый привкус во рту мог разбавить приторность второго акта. На усовершенствованном уколами красоты лице Элины Павловны засияла едва заметная улыбка, женщина грациозно подправила причёску и практически кокетливым тоном ответила:

– Да, меня всегда принимали за старшую сестру моих собственных детей, а ведь вы и понятия не имеете, через что в своей жизни мне довелось пройти! А мой Виктор! Как он меня берёг, как он заботился обо мне, вы себе не представляете! Конечно же, я полетела. Я полетела сюда! Потому что знала… Знала, что моя дорогая Викусечка не сможет справиться со всем этим в одиночестве. Ох! Как я хочу, чтобы всё это оказалось лишь глупой ошибкой, чтобы сейчас же Виктор зашёл в эти двери, обнял меня, как любил это делать раньше, и мы бы все вместе посмеялись над нелепостью той ситуации, в которой умудрились оказаться!

Роскошная и женственная леди, изящно усаженная толпой случайных слушателей в центр зала, с дрожью в голосе повествовала о своей невероятной гордости за сына. Виктория же вдруг осознала, что всю свою жизнь её супруг тщетно пытался заслужить поощрение, любовь и ласку своей матери, но Элина Павловна словно в упор этого не замечала. Виктор и правда всегда бежал к ней по первому щелчку пальцев, в какой бы части мира он ни был, решал все существенные и малозначительные проблемы любимого родителя, а у любимого родителя не было времени даже на простую душевную беседу со своим чадом, не говоря уже о какой-то там благодарности. Даже на незапланированном мероприятии в честь пропавшего в горах Виктора Брауна достопочтенная Элина Павловна умудрилась вновь перетянуть всё одеяло на себя, став единственной звездой и главной темой для всеобщих обсуждений. Виктория тихо прослезилась от невероятной жалости к своему супругу, внезапно нахлынувшей на её и без того расшатанную психику. Сеньора постаралась незаметно ускользнуть из главной гостиной, но тут же, буквально в дверях, столкнулась с ещё одной тёмной фигурой из общества г-на Брауна.

– Добрый вечер, – запыхавшись, отчеканил Богданов, – едва пробился сквозь толпу из журналистов. Надо бы дать им интервью, – молодой человек с каплей презрения осмотрел с макушки до пят пойманную им Викторию и, громко цокнув, покачал головой, – Нет. Вы точно не подойдёте.

Демонический взгляд юриста за считанные секунды просканировал всё помещение. На несколько напряжённом лице вдруг засияла улыбка. Момент озарения читался столь явно, что Вики удивилась, почему над головой этого верзилы юридического мира не включилась лампочка.

– Вот кто нам нужен! – восторженно прошептал Алекс.

Девушка даже не стала оборачиваться, чтобы посмотреть на лучшего, по мнению Богданова, потенциального интервьюируемого. Звезда сошла со сцены и под чутким надзором галантного молодого человека удалилась в другой зал, готовая заблистать для нескольких десятков камер. Виктория же молча отправилась в свои покои недоумевать и дальше, как при огромном количестве средств, при невероятном влиянии человек может быть абсолютно одиноким и не понятым в окружении дорогой мишуры и бездарной фальши.