Читать книгу Такие разные… Судьбы английских интеллектуалок Нового времени - Н. С. Креленко - Страница 5

Люси Хатчинсон (Lucy Hutchinson, 1620–1680), имя которой известно в наше время всякому, кто интересуется английской историей XVII века, при жизни менее всего претендовала на публичную известность, хотя писала она до конца своих дней. Ее творческое наследие содержит два трактата на религиозные темы, эпическую поэму «Порядок и беспорядок», лирические стихи, переводы из античных авторов и знаменитые «Мемуары жизни полковника Хатчинсона, коменданта Ноттингемского замка и города, написанные его вдовой Люси», включающие так называемый «Фрагмент» – текст автобиографического характера. Интерес к написанному Люси Хатчинсон возник еще в середине XVIII века, но опубликованы некоторые из ее текстов были только в 1808 году, а потом многократно переиздавались.[40] Прежде всего интерес исследователей сосредоточился на «Мемуарах жизни полковника Д. Хатчинсона» и предваряющем их «Фрагменте».

Интересно проследить, как на протяжении минувших двух веков историки использовали этот источник, ответы на какие вопросы они рассчитывали из него извлечь. Исследователи ищут в источниках сведения по вопросам, интересующим их собственное поколение. На протяжении большей части XIX века интерес был сосредоточен на политическом и конституционном развитии, и поэтому в тексте Л. Хатчинсон искали сведений и характеристик, касающихся этих вопросов. Позднее (последняя четверть XIX – первая половина XX века), когда внимание сместилось в сторону проблем социально-экономической истории, в ее сочинении обнаружили рассуждения о взаимосвязи между экономической жизнью и политическими процессами (так называемая теория «баланса собственности» Д. Гаррингтона[41]).

Примерно в 80-х годах XX века сложилось и продолжает развиваться по сей день много новых направлений в истории, тесно связанных с изучением частной жизни, бытовой культуры, – и вновь сочинение миссис Хатчинсон предложило интересующимся массу любопытных сведений. Характерной чертой этой и других работ Л. Хатчинсон является то, что всё написанное ею сама автор не предназначала для печати – она писала для себя или для своих близких.

Люси Хатчинсон принадлежала к тому поколению, которое формировалось в ходе революционных событий середины XVII века, пропустив через себя «электрический разряд» эмоционально и интеллектуально насыщенной атмосферы тех лет. Ее «Мемуары» начинаются с обращения к детям и написаны так, чтобы внушить предполагаемым читателям определенную точку зрения на описываемые события и вовлеченных в них людей.

Основному тексту «Мемуаров» по смыслу предшествует небольшой текст, условно названный «Жизнь миссис Люси Хатчинсон, написанная ей самой. Фрагмент», в котором автор рассказывает о своей семье и раннем периоде своей жизни. «Фрагмент» отделен от основного текста «Мемуаров» тем, что автор в нем ведет повествование от первого лица.

«Фрагмент» открывает пространное обращение к Господу, в котором автор благодарит Бога за то, что он подарил ей жизнь, за то, что она родилась в Англии, за то, что она появилась на свет в период распространения протестантизма, за то, что ее семья принадлежала к числу самых достойных и благородных. Метафоричность, патетичность, витиеватая многословность, свойственная стилю барокко, отчетливо проявляется в тех частях сочинения Л. Хатчинсон, которые можно условно назвать историко-философскими отступлениями, постоянно прерывающими нить повествования.

Для миссис Хатчинсон история «малая» (семья, родители) тесно переплетается с «большой» историей, включающей общеанглийские и даже общеевропейские проблемы (роль и распространение протестантизма). Задуманное как сугубо личные воспоминания сочинение отличается масштабностью восприятия действительности. Люси Хатчинсон остро чувствовала себя частицей огромного мира и хотела понять, как явления этого «большого мира» влияют на ее собственную судьбу. Она свободно ориентируется в событиях английской истории, как недавних, так и древних.

В ее авторской позиции была новизна, отличавшая ее от средневековых хронистов, которые начинали любую историю с сотворения мира, и от современных ей авторов автобиографий, которые ограничивались узким миром своей семьи, своей местности. Л. Хатчинсон не обращается к «допотопным» временам, но и не замыкается на жизни своей округи. О ее подходе можно сказать, что она пыталась воссоздать английскую историю для понимания своего времени. Ее собственная судьба оказалась вписанной в современную ей ситуацию. Прерывая рассказ о своей семье, она вновь и вновь повторяет слова благодарности Богу за то, что родилась в Англии в первой четверти XVII века: «…не только место, но и время моего прихода в мир свидетельствуют о благосклонности ко мне».[42] Она убеждена, что ее родной остров является средоточием всех земных благ и людских добродетелей, какие только могут существовать в природе. Плодородие земли, доблесть, трудолюбие, мастерство людей, ее населяющих, наилучшая форма организации управления государством – всё сосредоточилось здесь.

Многочисленные завоевания, пережитые населением острова, не особенно привлекают ее внимание, их влияние не представляется ей существенным: по ее мнению, римляне пришли и ушли, а остальные, включая норманнов, слились с местным населением, стали частью английской нации. В отличие от современных ей авторов, видевших главное содержание английской истории вплоть до гражданских войн середины XVII века в нормандском завоевании и вызванном им многовековом противоборстве между завоевателями и завоеванными, леди Люси считала, ссылаясь на пример родительской семьи, что «норманны и саксы становились одним народом».[43]

Принимая теорию «баланса собственности», она отметила произошедшие за предшествующее столетие изменения в составе тех, кто владел землей, и связала эти перемены с идейно-религиозным противостоянием в стране. Вместе с тем она исходила из положения, присутствующего в большинстве политических сочинений того времени, о древности «смешанного» правления в Англии, признавая фактическое разделение властей между королем (Короной) и двумя палатами парламента, представляющими «благородных» (палата лордов) и «народ» (палата общин). О государственном устройстве своей страны Л. Хатчинсон писала восторженно, отмечая «лучшие законы и счастливейший порядок управления», которые обеспечивались совмещением смешанной монархии, аристократии и демократии, при наличии ограничений, позволяющих избежать вреда, который может причинить каждая из этих форм, – тирании, раздора, беспорядка. Она не ограничилась характеристикой конституционных институтов, но указала на состояние хозяйственной жизни страны, подчеркнув процветание сельского хозяйства и успехи ремесел, особенно кораблестроения.

С особым воодушевлением писала она о роли христианской религии в судьбе Англии. По ее словам, обитатели острова одними из первых стали христианами, а Генрих VIII первым из правителей освободил своих подданных от «антихристова ига» папского Рима. Это обстоятельство позволяет миссис Хатчинсон порадоваться за себя и своих соотечественников и выразить сострадание тем христианским народам, которые томятся под гнетом турок и других тиранов.

Себя автор рассматривала как часть семьи, некоего малого микрокосмоса, и сообщила лишь самые необходимые с точки зрения задуманного ею сведения. Причем и в этой части она больше рассказывает о происхождении и судьбах родителей, о братьях отца и тому подобном. Люси Эпсли (такова была ее девичья фамилия) родилась 29 января 1620 года. Ее отец Аллан Эпсли был младшим из семи сыновей почтенного джентльмена из Сассекса, обладавшего годовым доходом около 800 фунтов стерлингов. После смерти отца он вынужден был прервать учение и начать самостоятельную жизнь. Его военно-придворная карьера под началом графа Эссекса была довольно успешной, но личная жизнь долго не складывалась: дважды он был женат на вдовах и дважды оставался вдовцом. Имея двух детей от второго брака, он женился в третий раз на молоденькой девушке Люси, близкой родственнице почтенного семейства Сент Джон.

Детство и девичество своей матери Л. Хатчинсон обрисовывает мрачновато-выразительными штрихами: раннее сиротство, положение бедной родственницы… Оставшись круглой сиротой с пятилетнего возраста, Люси Сент Джон долго жила у родственников, терпя обиды и унижения. Важным моментом в ее судьбе дочь считает пребывание на острове Джерси, где священник-гугенот не только обучил ее французскому языку, но и приобщил к кальвинизму. Возвращение на место постоянного проживания, в дом одного из родственников, подготовило для Люси новый удар – джентльмен, которого она считала претендентом на руку и сердце, женился, пока она была в отъезде. В этой ситуации возможность выйти замуж за почтенного сорокавосьмилетнего вдовца представлялась шестнадцатилетней бесприданнице наилучшим выходом – у нее появился свой дом, материальный достаток и достаточно высокий общественный статус.

Из девяти родившихся у них детей ко времени смерти сэра Аллана в 1630 году в живых остались пятеро: три сына и две дочери. Супруга пережила его на двадцать девять лет и умерла в доме своей старшей дочери, названной в ее честь Люси.

Эти краткие биографические сведения, излагаемые миссис Хатчинсон удивительно четко и деловито, прекрасно передают пульс социальной жизни английского общества, ритм смены поколений, мозаику личных симпатий-антипатий, наложенную на имущественные отношения.

Всё рассказанное ею о браке родителей, их характерах, внутрисемейных отношениях и отношениях с окружающими подается в восторженных тонах и проникнуто явной идеализацией. Отец Л. Хатчинсон был лейтенантом (комендантом) лондонского Тауэра, и в его обязанности входил надзор за заключенными. Описывая служебную деятельность отца, она постоянно употребляет слова «доброта», «великодушие», «милосердие», «щедрость», «прилежание».

Такие достоинства, как доброжелательность, умение сострадать, проявлять заботу и милосердие, еще более подчеркнуты при описании личных качеств ее матери и ее отношений с окружающими. Л. Хатчинсон сообщает о том, как мать заботилась о заключенных, когда они болели, как помогала им в организации научных экспериментов (эпизод с химическими опытами, затеянными Уолтером Рэли[44]). Возможно, тем самым она старалась противопоставить гуманность сэра Аллана и его супруги поведению тех, кто уморил ее мужа в тюрьме в годы Реставрации.

Еще более восторженно писала она о доброте, разумной заботливости и снисходительности, которую проявлял сэр Аллан по отношению к жене и детям. Отвлеченные отзывы о доброте и заботливости выразительно дополнены несколькими очень краткими, будничными эпизодами. В одном из них упоминается, как родители прогуливаются по цветущему саду, а маленькая девочка следует за ними. В другом месте Люси вспоминает, как интересно было ей слушать взрослые разговоры, когда приезжали гости и организовывались дружеские застолья. Думается, что именно такие штрихи придают описаниям автора бо́льшую достоверность. Возможно, что супруги Эпсли были именно такими или почти такими. Необходимо учитывать, что всё написанное их дочерью предназначалось для поучения и воспитания ее собственных детей и, в перспективе, их потомков. Трудно на основании свидетельств лишь одного источника, каким в данном случае является сочинение их дочери, оценить объективность данных отзывов.

Не менее важно другое: эти словесные портреты показывают читателю, какие человеческие качества автор считала наиболее ценными и важными, какими добродетелями старалась она наделить своих героев. Словесные портреты родителей, созданные ею, полностью соответствуют тем идеальным образам «безгрешного человека», которые были популярны в поэзии времен ее детства: «Молитва – друг ему, / А доброта – доход, / А жизнь – кратчайший путь, / Что к Господу ведет», или «Кто добродетель возлюбил – / Пройдет разливы бурных вод, / Рассеет козни темных сил, – / Он не умрет».[45]

Весьма выразительно миссис Хатчинсон охарактеризовала ситуацию, в которой находилась страна в то время: «Земля пребывала тогда в мире (это было в последние годы правления короля Джеймса), если может быть названо миром тишь и гладь на море, в темных глубинах которого уже зреет ужасная буря».[46] Тут следует отметить два момента. Во-первых, автором совершенно не принимается во внимание ситуация на континенте, где полыхала Тридцатилетняя война, и во-вторых, период двадцатых годов оценивается ею с учетом событий революции, начавшейся двумя десятилетиями позднее.

Краткое описание детских лет дается во «Фрагменте» в виде нескольких идиллических зарисовок. В этом отношении миссис Хатчинсон выражала общую для своих современниц позицию, согласно которой детство и девичество – лучшие, самые безмятежные, самые легкие годы в жизни женщины. Внимание она сосредоточила на вопросах, связанных с воспитанием и образованием детей в семье. Чувствуется, что она полна благодарности родителям, в частности матери, за то, что она позаботилась о том, чтобы дочь одновременно осваивала родной английский и французский языки, и отцу, который разрешил ей учить вместе с братьями латинский. С нескрываемой гордостью сообщает она, что к четырем годам «превосходно читала по-английски», а, начав изучать латынь, опережала в своих успехах братьев, чем вызывала одобрение отца. Кроме освоения языков она получала уроки письма, музыки, танцев и рукоделья. Причем три последних предмета не вызывали у нее энтузиазма.

Огромное значение в семье придавали религиозному воспитанию. И это, судя по всему, связано с влиянием матери, увлекшейся еще в девичестве кальвинизмом. По этой причине Люси-старшая «отдавала предпочтение религиозному образованию перед освоением иглы и клавикордов»,[47] к великой радости Люси-младшей. По большому счету, в девочке формировалась установка на то, чтобы наилучшим образом выполнять свое «светское призвание».

Годы взросления протекали для Люси уже без отца, умершего в 1630 году. Девичество свое она вспоминала без удовольствия. Общество, в котором вращались дамы семьи Эпсли, ценило в женщинах умение выглядеть соблазнительно (см. портреты Ван Дейка), танцевать и музицировать, обильно украшать себя кружевами и бантиками, носить яркие шелка, укладывать на лбу сложный узор кудряшек.

А юная Люси Эпсли любила читать античных философов и писать стихи, но чувствовала себя неуютно среди чужих людей.[48] Интересно, что именно эта непохожесть на окружающих определила ее жизненный путь. Летом 1638 года двор принца находился в Ричмонде, где миссис Эпсли имела дом и куда привезла старшую дочь. После завершения обучения в одной из лондонских судебных корпораций и перед отправлением в большое путешествие во Францию в Ричмонд заехал Джон Хатчинсон, двадцатилетний молодой человек из почтенной семьи. В одном доме он услышал исполнение сонета, который его заинтересовал. Он узнал, что автор сонета – молодая девушка. Информатор охарактеризовал эту девушку очень недоброжелательно, подчеркнув ее замкнутость, неприветливость, необщительность. На основе такой характеристики и состоялось знакомство, которое очень быстро (а по тем временам просто стремительно) завершилось браком.

Портрет Люси Хатчинсон кисти Р. Уолкера

Венчание состоялось 3 июля 1638 года в одной из лондонских церквей. Молодая чета поселилась в Лондоне. Вместе с ними стала жить и матушка Люси Хатчинсон. Освещение этого сюжета несет на себе отпечаток модных в ту пору «прециозных романов»,[49] которым отдавала должное наша героиня. Сама Люси со времени венчания с Джоном Хатчинсоном видела в муже своего Пигмалиона, сформировавшего ее личность, ее взгляды и вкусы. Неслучайно себя она именовала исключительно «миссис Хатчинсон»: фамилия мужа стала для нее основным отличительным качеством, признаком ее индивидуальности.

Все теплые и восторженные слова и определения она использовала при оценке собственного супружества, которое она именовала «маленькой Церковью» и «маленьким государством».

Невольно напрашивается сравнение с другим литературным произведением, написанным в эти же годы. Столь же восторженно писал о брачном союзе Адама и Евы, их жизни в садах Эдема Д. Мильтон в поэме «Потерянный Рай». Совпадает и распределение ролей:

Ответствовала Ева: «…Ты – мой глава, / Мой вождь…»[50]

Казалось бы, далее должна последовать тихая, спокойная жизнь. Молодая семья вела размеренный образ жизни. Оба супруга из «хороших семей», материально обеспеченные и имеющие перспективы улучшения положения в будущем, поскольку Джон был старшим сыном. Выразительно выглядит описание повседневных занятий молодой Люси: сидя в комнате, где учитель занимается с детьми, она спокойно переводит «О природе вещей» Лукреция.

Рассказывая о времени своего замужества, миссис Хатчинсон всё внимание сосредотачивает на описании внешности, характера, судьбы своего супруга. Она почти исчезает как действующее лицо со страниц текста, оставляя за собой роль комментатора, очень категорично настроенного в оценках мотивов и действий участников событий, в которых оказывался Джон Хатчинсон. Дела и заботы сэра Джона стали ее делами и заботами, а их у него прибавилось со времени начала противостояния, а затем и открытого противоборства Короны и Парламента, в котором Хатчинсон принял сторону противников короля.

Сложность его положения усугубилась, когда он был назначен комендантом крепости и города Ноттингема. В 1642 году именно в крепости Ноттингем Карл Стюарт поднял боевой штандарт, объявив войну мятежному вассалу графу Эссексу, – событие, ставшее формальным началом Гражданской войны. В городе сильны были роялистские настроения. Д. Хатчинсон оказался «чужим среди своих». Он был из местных, но местное дворянство было настроено пророялистски, а горожане смотрели на джентльмена Хатчинсона как на чужака. Среди семи олдерменов города только один поддерживал парламент. В условиях, когда в любой момент могла возникнуть угроза со стороны войск принца Руперта, такое положение создавало напряженную ситуацию.

Портрет Джона Хатчинсона кисти Р. Уолкера

Политические разногласия дополнялись, как это всегда бывает, личностным соперничеством, базирующимся на приязни и неприязни, разного рода амбициях. Всё свое красноречие Люси выплеснула, давая очень злые характеристики местным политикам, когда описывала сложности их взаимоотношений с сэром Джоном. Ноттингемским олдерменам, недоброжелателям Джона, она не прощает ни недостатков внешности, ни грубости манер, ни тех препон, которые они чинили Д. Хатчинсону в его делах.

Противникам, находившимся вдалеке, тем, кто не угрожал непосредственно благополучию ее супруга, миссис Хатчинсон способна была дать взвешенную оценку. В частности, весьма критически оценивая позицию и политику короля Карла I, она признавала ряд его человеческих достоинств и то, что он «был прекрасным знатоком и любителем живописи, резьбы и гравирования и многих других искусств», а характеризуя генерала Кромвеля, «узурпатора» и «тирана», она отмечала, что в нем было «много естественного величия».

На фоне противостояния Д. Хатчинсона и местных политиков произошло его сближение с членами радикальных протестантских сект, представлявшими низы общества. Люси Хатчинсон старается быть справедливой, точнее, снисходительной в отношении этих «малых мира сего», отмечая у них такие положительные качества, как честность, богобоязненность, желание и способность выполнять свой долг, и размышляя над тем, что столь достойных людей можно именовать «мистер Такой-то».

Вольное или невольное обращение Д. Хатчинсона к поддержке радикальных сектантов сыграло с ним злую шутку. Свекор Люси, сэр Томас Хатчинсон, был богатым сквайром, умеренным пуританином, членом палаты Общин. С началом Гражданской войны между отцом и сыном возникли политические разногласия. В результате Джон, сын от первого брака, по завещанию, вступившему в силу после смерти Т. Хатчинсона в 1643 году, был исключен из числа наследников. В «Мемуарах» отмечается, что случилось это в очень сложный для Джона Хатчинсона период: он занимал пост коменданта Ноттингема, и ему нужны были средства не столько даже для поддержания престижа, сколько для решения разнообразных проблем обеспечения обороноспособности крепости.

В сознании Люси тесно переплетаются два, казалось бы, трудно совместимых начала – твердая уверенность в собственных способностях и безусловное принятие норм признанного обществом положения женщины. В последнем случае необходимо отметить, что ее возмущали попытки нарушить традиции в этом вопросе. Проявления женской политической активности, имевшие место в революционные десятилетия, были ей совершенно чужды. Она говорила, что женские «руки, созданные только для прялки», приносят «печальные опустошения», когда они «вмешиваются в дела государства».[51]

Казалось бы, предшествующий период английской истории, а именно, успешное правление королевы Елизаветы I, должен был настроить просвещенную даму на иной лад. Но все успехи елизаветинского времени были связаны для нее с деятельностью «елизаветинцев» – государственных мужей, окружавших королеву. Страшным злом представлялось ей вмешательство королевы Генриетты Марии в дела политики и религии, поскольку поддержка королевы усиливала позицию католиков и сторонников неограниченной власти Короны. В данном случае позиция миссис Хатчинсон основана на конъюнктурном подходе: раз вмешательство супруги короля приносит вред «Божьему делу», значит женское влияние на политику вообще опасно.

Сама Люси Хатчинсон старалась находиться в тени, очень редко проявляла активность. Так, она упоминает о своем участии в обсуждении вопроса о крещении взрослых, пропагандируемом анабаптистами. Но это была ее стихия, сфера мысли, рассуждений.

Один случай, связанный с темой «леди и война», напоминает эпизод из авантюрного кино. В 1642 году Джон отправился навестить соседей, чтобы определиться, можно ли рассчитывать на их поддержку в защите того, что супруги Хатчинсон называли Делом. Миссис Хатчинсон находилась в Оуторпе, у нее гостил брат мужа. Внезапно в доме появились роялисты. В ходе разговора офицер с некоторой издевкой посочувствовал хозяйке дома, что муж оставил ее одну в такое сложное время. Задетая этим, Люси сказала, указав на своего гостя, что вот ее муж. Потом пришлось разбираться и доказывать, выручать ни в чем не повинного Джорджа Хатчинсона из-под ареста с помощью родственников-роялистов.

Еще один эпизод участия Люси в делах мужа относится к последним страницам их любовной истории. Следует отметить, что с установлением протектората (военной диктатуры) О. Кромвеля, Д. Хатчинсон, сохранивший верность республиканским идеалам, отошел от политической жизни. После Реставрации начались преследования тех, кто противостоял в предшествующие годы победителям-роялистам. В отношении Д. Хатчинсона было проявлено снисхождение: его исключили из состава палаты и лишили права занимать какие-либо должности. Жизнь и имущество за ним были сохранены.

Правда, всё это было ненадежно, и Люси решила действовать. Она хлопотала в Лондоне через своего брата Аллана Эпсли (между сестрой и братом на протяжении всех передряг времени сохранилась привязанность), обращалась к лорду Кларендону Но если Эпсли пытался помочь, то Кларендон занял непримиримую позицию. Леди Люси написала спикеру палаты покаянное письмо от имени мужа, очень жалостливое, очень наивное. Джон был разгневан, но ничего изменить уже не мог. Единственное, в чем он не мог отступить и остался тверд, – это отказ свидетельствовать против своих единомышленников. Этим он отличался, например, от Д. Монка, которого Л. Хатчинсон назвала «помойным корытом».

Завершилось всё тем, что в 1663 году Д. Хатчинсона обвинили в участии в заговоре и заключили в тюрьму: сначала в Тауэр, а потом в замок Сандаун в Кенте, где он находился в условиях, малоприспособленных для жизни. Люси металась между домом, где оставалось восемь детей, и местом заключения мужа, – и случилось так, что Джон умер в ее отсутствие.

Непосредственная задача, которую ставила перед собой миссис Хатчинсон, заключалась в том, чтобы оправдать в глазах своих детей жизнь и поступки их отца. Эта задача определила построение и содержание «Мемуаров»: оценку и объяснение событий, на фоне которых складывалась судьба семьи Хатчинсон, характеристики отдельных личностей, представлявших как «большую» общенациональную, так и «малую», ограниченную масштабами города и семьи, историю времени. Совершенно очевидно, что в «Мемуарах» автор представляет читателю не историю реального человека, а «святую» («holy») жизнь, своего рода «житие» безупречного пуританина по имени Джон Хатчинсон и историю идеального брака Джона и Люси.

Миссис Хатчинсон выступает как яростная защитница и восторженная почитательница своего супруга. Ее республиканизм целиком обусловлен позицией преданной жены, а не собственными убеждениями. А вот видение исторического процесса, представленного ею, весьма основательно и глубоко. Тут чувствуются глубокие для своего времени знания, умение ими оперировать и преподносить их. Эта женщина, очевидно незаурядная, обладавшая умом, широкими познаниями и литературными талантами, совершенно не стремилась вступить в конфликт с традиционными патриархальными общественными отношениями, она строила свой собственный духовно насыщенный мир, позволяющий ей чувствовать себя вполне комфортно в рамках существующего порядка вещей.