Читать книгу Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 2 - Н. В. Сычев - Страница 8
Книга 2
Раздел второй
Капитал: к вопросам теории
Глава 5
Социально-экономическая теория капитала к. Маркса
§ 3. Противоречия всеобщей формулы капитала
ОглавлениеСогласно К. Марксу, эти определения капитала и имманентный ему атрибут – прибавочная стоимость, движущаяся в обращении Д – Т – Д´ в виде «денежной куколки», противоречат «всем развитым раньше (в первом отделе «Капитала». – Н.С.) законом относительно природы товара, стоимости, денег и самого обращения»[266]. Ведь оно отличается от простого товарного обращения лишь обратной последовательностью тех же самых двух противоположных актов, т. е. продажи и купли. Возникает вопрос: «каким чудом чисто формальное различие может преобразовать самое природу данного процесса?»[267]
Для того, чтобы уяснить это различие, К. Маркс провел сравнительный анализ сделок, совершаемых в обращении Д – Т – Д´ и в обращении Т – Д – Т. В результате он пришел к выводу, согласно которому, если даже акты, связанные с продажей и куплей товаров рассматривать в такой последовательности, то мы тем не менее не выйдем из сферы простого товарного обращения. Ибо и в том, и в другом случае ее основными контрагентами являются продавцы и покупатели, независимо от того выступают ли они здесь в качестве капиталистов или обычных товаровладельцев. Поэтому нужно «посмотреть, допускает ли природа самой этой сферы (простого товарного обращения. – Н.С.) возрастание входящих в нее стоимостей, а следовательно, образование прибавочной стоимости»[268].
По К. Марксу, она имеет место во всех тех случаях, когда два товаровладельца покупают друг у друга товары и с наступлением срока платежа сводят баланс взаимных денежных обязательств, обусловленных кредитными отношениями. «Деньги служат здесь счетными деньгами; они выражают стоимости товаров в их ценах, но не противостоят самим товаром телесно»[269].
Поскольку конечной целью такого рода сделок является потребительная стоимость, то «в выигрыше могут оказаться оба обменивающегося лица». Ибо эти лица «отчуждают товары, которые бесполезны для них как потребительные стоимости, и получают товары, в потреблении которых они нуждаются»[270]. Следовательно, с точки зрения потребительной стоимости, обмен есть такая «сделка, в которой выигрывают обе стороны»[271].
Иначе обстоит дело, если этот обмен рассматривать с точки зрения меновой стоимости, а стало быть, и стоимости. Суть его не изменится от того, что между товарами становятся деньги в качестве средства обращения, и что акт купли реально отделяется от акта продажи. Ведь стоимость товаров выражается в их ценах раньше того, как они вступают в обращение. Следовательно, стоимость есть предпосылка этого обращения, а не его результат.
Если рассматривать данный процесс абстрактно, т. е. отвлечься от обстоятельств, которые не вытекают непосредственно из имманентных законов простого товарного обращения, то можно обнаружить, что здесь, наряду с замещением одной потребительной стоимости другой, совершается только товарный метаморфоз, т. е. простое изменение формы товара. Ибо «одна и та же стоимость, т. е. одно и то же количество овеществленного общественного труда, находится в руках одного и того же товаровладельца сначала в форме товара, потом в форме денег, в которые товар превратился, наконец, опять в форме товара, в которые обратно превратились деньги. Такое превращение формы не заключает в себе изменения величины стоимости. Изменение, претерпеваемое в этом процессе самой стоимостью товара, ограничивается изменением ее денежной формы»[272].
В самом деле, в процессе такого обращения стоимость товара сначала существует в виде цены этого товара, предлагаемого к продаже, затем в виде денежной суммы, которая, однако, уже ранее была выражена в данной цене, наконец, в виде денег – эквивалентного товара. Такая смена форм сама по себе не изменяет величины стоимости товара, как, например, размен пятифунтового билета на соверены, полусоверены и шиллинги.
Таким образом, результат обращения товара обусловливает лишь изменение формы его стоимости, если рассматривать это обращение в чистом виде, т. е. как обмен эквивалентов.
«Даже вульгарная политическая экономия, несмотря на полное непонимание того, что такое стоимость, всякий раз, когда пытается на свой лад рассматривать явление в чистом виде, предполагает, что спрос и предложение взаимно покрываются, т. е. что влияние их вообще уничтожается (подчеркнем, это в полной мере относится и к авторам современных курсов экономикс, в которых равенство (равновесие) спроса и предложения выступает в качестве исходной предпосылки анализа рассматриваемых вопросов – Н.С.). Следовательно, если в отношении потребительной стоимости оба контрагента могут выиграть, то на меновой стоимости (стоимости. – Н.С.) они не могут оба выиграть. Здесь господствует скорее правило: «Где равенство, там нет выгоды». Хотя товары и могут быть проданы по ценам, отклоняющимся от их стоимости, но такое отклонение является нарушением законов товарообмена. В своем чистом виде он есть обмен эквивалентов и, следовательно, не может быть средством увеличения стоимости»[273].
По К. Марксу, главная ошибка буржуазных экономистов, рассматривавших обращение товаров как источник образования прибавочной стоимости, заключается в том, что они смешивали потребительную стоимость и меновую стоимость (стоимость).
Вот, что писал в этой связи Э. Кондильяк: «Неверно, что при товарном обмене равная стоимость обменивается на равную стоимость. Наоборот, каждый из двух контрагентов всегда отдает меньшую стоимость взамен большей … Если бы действительно люди обменивались только равными стоимостями, то не получалось бы никакой выгоды ни для одного из контрагентов. На самом деле оба получают, или, по крайней мере, должны получать выгоду. Каким образом? Стоимость вещей состоит лишь в их отношении к нашим потребностям. Что для одного больше, то для другого меньше, и обратно … Нельзя же предполагать, что мы будем продавать вещи, необходимые для нашего естественного потребления … Мы стремимся отдать бесполезную для нас вещь с тем, чтобы получить необходимую; мы хотим дать меньше взамен большего … Совершенно естественно было прийти к заключению, что в обмене равную стоимость дают за равную стоимость, раз стоимость каждой из обмениваемых вещей равна одному и тому же количеству денег … Нам необходимо принять во внимание и другую сторону дела; спрашивается: не избыток ли мы оба обмениваем на необходимый для каждого из нас предмет?»[274].
Как заметил К. Маркс, Э. Кондильяк не только смешивал потребительную стоимость и меновую стоимость (стоимость), но и с чисто детской наивностью, подменял общество с развитым товарным производством таким экономическим строем, при котором каждый производитель самостоятельно производит средства своего существования и бросает в обращение лишь избыток произведенных им продуктов, остающихся у него после удовлетворения собственных потребностей. Иными словами, Э. Кондильяк смешивал также капиталистическое производство и простое товарное производство, полагая, что прибавочная стоимость возникает в сфере обращения.
Этот последний «аргумент Кондильяка часто повторяется современными экономистами, а именно в тех случаях, когда требуется представить развитую форму товарообмена, торговлю, источником прибавочной стоимости»[275]. Так, например, С. Ньюмен писал: «Торговля присоединяет стоимость к продуктам, так как те же самые продукты имеют больше стоимость в руках потребителя, чем в руках производителя, и потому торговля должна в буквальном смысле слова (strictly) рассматриваться как акт производства»[276].
Однако, подчеркивал в этой связи К. Маркс, товары отнюдь не оплачивают дважды: один раз их потребительную стоимость, а другой раз их стоимость. Суть дела в том, что если потребительная стоимость товара полезнее для покупателя, чем для продавца, то денежная форма этого товара, наоборот, полезнее для продавца, чем для покупателя. В противном случае он не стал бы продавать свой товар. Поэтому мы можем «с таким же правом сказать, что покупатель в буквальном смысле (strictly) совершает «акт производства», когда он, например, чулки купца превращает в деньги»[277].
Причем, если обмениваются товары и деньги равной стоимости, т. е. как эквиваленты, то совершенно очевидно, никто не сможет извлечь из обращения большей стоимости, чем пускает в него. Но в таком случае здесь не происходит образования прибавочной стоимости. В своей чистой форме процесс обращения товаров представляет собой обмен эквивалентов. Однако в действительности такие процессы не совершаются в чистом виде. Поэтому предположим, что обмениваются не эквиваленты.
Во всяком случае понятно, что «на товарном рынке только товаровладелец противостоит товаровладельцу, и та власть, которой обладают эти лица один по отношению к другому, есть лишь власть их товаров. Вещественное различие товаров есть вещественное основание обмена, оно обусловливает взаимную зависимость товаровладельцев, так как ни один из них не владеет предметом своего собственного потребления и каждый из них владеет предметом потребления другого. Помимо этого вещественного различия потребительных стоимостей товаров, между последними существует лишь одно различие: различие между натуральной формой и их превращенной формой, между товарами и деньгами. Таким образом, товаровладельцы различаются между собой лишь как продавцы, владельцы товара, и как покупатели, владельцы денег»[278].
Предположим, что продавец обладает какой-то необъяснимой привилегией продавать свои товары выше их стоимости, например, за 110 ф. ст., несмотря на то, что на самом деле они стоят 100 ф. ст., т. е. с надбавкой к цене в 10 %. В результате продавец получает прибавочную стоимость, равную 10 ф. ст. Но в условиях простого товарного обращения он является не только продавцом, но и покупателем. Третий товаровладелец встречается с ним теперь как продавец, который, в свою очередь, также обладает подобной привилегией продавать свой товар на 10 % дороже его стоимости. Вследствие этого наш товаровладелец выиграл в качестве продавца 10 ф. ст., чтобы потерять в качестве покупателя те же самые 10 ф. ст. «В общем дело фактически свелось к тому, что все товаровладельцы продают друг другу свои товары на 10 % дороже их стоимости, а это совершенно то же самое, как если бы товары продавались по их стоимости. Такая всеобщая номинальная надбавка к цене товаров имеет такое же значение, как, например, измерение товарных стоимостей в серебре вместо золота. Денежные названия, то есть цены товаров возрастают, но отношения их стоимостей остаются неизменными»[279].
Предположим, наоборот, что покупатель обладает указанной привилегией приобретать товары ниже их стоимости. Но будучи покупателем, он одновременно является и продавцом. Прежде чем стать покупателем, он был уже продавцом. В качестве продавца он уже потерял 10 % своего товара, прежде чем выиграл 10 % в качестве покупателя чужого товара. Иными словами, в его положении ничего не изменилось.
Таким образом, «образование прибавочной стоимости, а потому и превращение денег в капитал, не может быть объяснено ни тем, что продавцы продают свои товары выше их стоимости, ни тем, что покупатели покупают их ниже стоимости»[280].
Именно «поэтому последовательные сторонники иллюзии, будто прибавочная стоимость возникает из номинальной надбавки к цене, или из привилегии продавцов продавать товары слишком дорого, предполагают существование класса, который только покупает не продавая, следовательно, только потребляет не производя. Существование такого класса с той точки зрения, которой мы пока достигли, с точки зрения простого обращения, еще не может быть объяснено»[281].
Наконец, предположим, что какой-нибудь товаровладелец А может быть настолько ловким плутом (мошенником), что всегда надувает (обманывает) других товаровладельцев, допустим, В и С, в то время как эти последние, при всем их желании, не в состоянии взять реванш. В частности, А продает В вино стоимостью в 40 ф. ст. и приобретает, в свою очередь, у последнего пшеницу в 50 ф. ст., сделав тем самым из меньшего количества денег большее их количество и благодаря этому превратил свой товар в капитал.
Присмотримся, однако, к этой сделке повнимательнее. До обмена в наличии имелось на 40 ф. ст. вина в руках А и на 50 ф. ст. пшеницы в руках В, а всего, следовательно, на 90 ф. ст. После обмена имеет место та же самая общая стоимость в 90 фунтов стерлингов, Иными словами, находящаяся в обращении стоимость не увеличилась, она осталась прежней; изменилось лишь ее распределение между А и В. То, что для одного лица является здесь прибавочной стоимостью, для другого представляет недостающую стоимость. Тот же самый результат получился бы в том случае, если бы А, не прибегая к обмену, прямо украл у В 10 ф. ст. «Очевидно, сумму, находящихся в обращении стоимостей нельзя увеличить никаким изменением в их распределении, подобно тому как еврей, торгующий старыми монетами, ничуть не увеличит количества благородного металла своей страны, если продаст фартинг времен королевы Анны за гинею. Весь класс капиталистов данной страны не может наживаться за счет самого себя.
Как ни вертись, а факт остается фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости. Обращение, или товарообмен, не создает никакой стоимости»[282].
Это фундаментальное положение имеет непосредственное отношение ко всем «допотопным» видам капитала. Так, в собственно торговом капитале форма Д – Т – Д´ характеризует, с одной стороны, известный (меркантилистский) принцип: купить дешевле, продать дороже, суть которого здесь проявляется в наиболее чистом виде; с другой стороны, движение этого капитала протекает лишь в пределах сферы обращения. Но поскольку из нее самой по себе невозможно объяснить образование прибавочной стоимости, то торговый капитал как таковой, представляется невозможным, ибо в этой сфере обмениваются эквиваленты. Более того, само его существование может быть выведено только как результат неэквивалентного, зачастую, грабительского товарного обмена, связанного с двусторонним надувательством покупающих и продающих товаропроизводителей паразитически внедряющимся в сферу обращения международным купцом[283].
Сказанное в еще больше степени применимо к ростовщическому капиталу. В нем обо крайние пункта, – деньги, поступающие на рынок, и возросшие деньга, извлекаемые с рынка, – связаны, в конечном счете, посредством купли и продажи, а потому опосредованы сферой обращения. Поскольку в ростовщическом капитале форма Д – Т – Д´ сокращена до Д – Д´, где деньги обмениваются на большее количество денег, то такая форма, противоречащая самой природе денег, необъяснима с точки зрения простого товарного обращения[284]».
Итак, прибавочная стоимость не может возникнуть из сферы обращения. Однако для того, чтобы она возникла вне этой сферы должно произойти нечто такое, которое не представлено в ней. Но может ли прибавочная стоимость возникнуть, минуя сферу обращения? Ведь она есть не что иное, как совокупность меновых отношений, складывающихся между товаровладельцами. За пределами этой сферы каждый из них сохраняет отношение лишь к своему собственному товару. Поскольку последний имеет стоимость, то это отношение ограничивается тем, что он содержит известное количество труда данного производителя, измеряемого согласно законам товарного производства[285]. Поэтому «товаровладелец может создавать своим трудом стоимости, но не возрастающие стоимости. Он может повысит стоимость товара, присоединяя к наличной стоимости новую стоимость посредством нового труда, например, изготовляя из кожи сапоги»[286]. Но и в том, и в другом случае этот товаровладелец должен выйти на рынок со своим товаром и тем самым вступить в отношение с другими товаровладельцами.
Таким образом, капитал, как самовозрастающая стоимость, не может возникнуть из сферы обращения и в то же время он не может возникнуть вне сферы обращения. В этом заключается противоречие всеобщей формулы капитала, т. е. противоречие между процессом возникновения прибавочной стоимости и эквивалентным характером товарного обмена, вытекающим из закона стоимости, исключающим самую возможность возникновения прибавочной стоимости.
Характеризуя суть этого противоречия, К. Маркс писал: «Мы получили, таким образом, двойственный результат.
Превращение денег в капитал должно быть раскрыто на основе имманентных законов товарообмена, т. е. исходной точкой должен послужить нам обмен эквивалентов[287]. Наш владелец денег, который представляет собой пока еще только личинку капиталиста, должен купить товары по их стоимости, продать их по их стоимости и все-таки извлечь в конце этого процесса больше стоимости, чем он вложил в него. Его превращение в бабочку, в настоящего капиталиста должно совершиться в сфере обращения и в то же время не в сфере обращения. Таковы условия проблемы»[288].
266
Там же.
267
Там же.
268
Там же. С. 167.
269
Там же. С. 167–168.
270
Там же. С. 168.
271
Там же. «Но выгодность сделки может даже не ограничиваться этим. Возможно, что А, продающий вино и покупающий хлеб, производит в течение данного рабочего времени больше вина, чем мог бы произвести его в течение того же самого рабочего времени возделыватель хлеба В, и наоборот: В, возделывающий хлеб, производит в течение данного рабочего времени больше хлеба, чем его мог бы произвести винодел А. Таким образом, А получает за ту же самую меновую стоимость (точнее, стоимость. – Н.С.) больше хлеба, В больше вина, чем получил бы каждый из них, если бы они вынуждены были производить для себя и вино и хлеб, не прибегая к обмену.» / Там же.
272
Там же. С. 168–169.
273
Там же. С. 169.
274
Цит. по: там же. С. 169–170.
275
Там же. С. 170.
276
Цит. по: там же.
277
Там же.
278
Там же. С. 171.
279
Там же.
280
Там же. С. 172. Далее автор пояснял: «В обращении производители и потребители противостоят друг другу лишь как продавцы и покупатели. Утверждать, что прибавочная стоимость возникает для производителей вследствие того, что потребители оплачивают товары выше их стоимости, значит только повторять в замаскированном виде простое положение, будто товаровладелец, как продавец, обладает привилегией продавать товары по завышенной цене. Продавец сам произвел свой товар или является представителем его производителей, но равным образом и покупатель сам произвел товары, выраженные в его деньгах, или является представителем их производителей. Следовательно, производитель противостоит производителю. Их различает лишь то, что один покупает, в то время как другой продает. Мы не подвинемся ни на шаг далее, если допустим, что товаровладелец под именем производителя продает свой товар выше стоимости, а под именем потребителя он же покупает товары выше их стоимости». / Там же.
281
Там же. С. 173. «Но забежим вперед. Деньги, на которые постоянно покупает такой класс, должны, очевидно, постоянно притекать к нему от тех же товаровладельцев, и притом без обмена, даром, на основании какого-либо права или насилия. Продавать представителям такого класса товары выше стоимости – значит только возвращать себе часть даром отданных денег. Так, например, города Малой Азии платили Древнему Риму ежегодную денежную дань. На эти деньги Рим покупал у них товары, и покупал по завышенным ценам. Малоазийцы надували римлян, выманивая у своих завоевателей посредством торговли часть уплаченной им дани. И все же в накладе оставались малоазийцы. За их товары им во всяком случае платили их же собственными деньгами. Это отнюдь не метод обогащения или создания прибавочной стоимости.» / Там же.
282
Там же. С. 174.
283
«Чтобы объяснить возрастание торгового капитала иначе чем простым надувательством товаропроизводителей, необходим длинный ряд промежуточных звеньев, которые здесь, где единственной нашей предпосылкой является товарное обращение и его простые моменты, пока еще совершенно отсутствуют.» / Там же. С. 175.
284
В этой связи К. Маркс привел следующее высказывание Аристотеля: «Существует двоякого рода хрематистика: одна относится к торговле, другая к экономике; последняя необходима и достойна похвалы, первая основана на обращении и потому справедливо порицается (ибо она покоится не на природе вещей, а на взаимном надувательстве), Таким образом, ростовщичество справедливо ненавидимо всеми, ибо здесь сами деньги являются источником приобретения и употребляются не для того, для чего они были изобретены. Ведь они возникли для товарного обмена, между тем процент делает из денег новые деньги. Отсюда и его название («τοχος» – «процент» и «порожденное»). Ибо порожденное подобно породившему. Но процент есть деньги от денег, так что из всех отраслей приобретения эта – наиболее противна природе». / Цит. по: Там же.
В ходе нашего исследования мы обнаружим, что и капитал, приносящий проценты, подобно торговому капиталу, является производной формой (от промышленного капитала. – Н.С.), а вместе с тем увидим, почему исторически оба они возникли раньше современной основной формы капитала». / Там же.
285
«Это количество труда выражается в количестве стоимости его товара, а так как величина стоимости выражается в счетных деньгах, то оно выражается в цене товара, например, в 10 фунтов стерлингов. Но его труд не выражается в стоимости товара плюс некоторое ее превышение, не выражается в цене, равной 10 и в то же время равной 11, не выражается в стоимости, которая больше самой себя.» /Там же. С. 176.
286
Там же. «То же самое вещество имеет теперь больше стоимости, так как заключает в себе большее количество труда. Сапоги имеют поэтому большую стоимость, чем кожа, но стоимость кожи осталась тем, чем она была. Она не возросла, не присоединила к себе прибавочной стоимости во время производства сапог. Следовательно, товаропроизводитель не может увеличить стоимость и тем самым превратить деньги или товар в капитал вне сферы обращения, не вступая в соприкосновение с другими товаровладельцами.» / Там же.
287
«После всего вышеизложенного читатель понимает, конечно, что это означает лишь одно: образование капитала должно оказаться возможным и в том случае, когда цены товаров равны их стоимости. Его нельзя объяснить из отклонений товарных цен от товарных стоимостей. Если цены действительно отклоняются от стоимостей, то необходимо их сначала свести к последним, т. е. отвлечься от этого обстоятельства как совершенно случайного, чтобы иметь перед собой в чистом виде явление образования капитала на почве товарного обмена и при исследовании его не дать ввести себя в заблуждение побочными обстоятельствами, затемняющими истинный ход процесса. Известно, впрочем, что такое сведение отнюдь не является одним только научным методологическим приемом. Постоянные колебания рыночных цен, их повышение и понижение, компенсируются, взаимно уничтожаются и сами собой сводятся к средней (равновесной, по современной терминологии. – Н.С.) цене, как к своей внутренней норме. Средняя цена является путеводной звездой, например, для купца или промышленника во всяком предприятии рассчитанном на более или менее продолжительное время. Следовательно, товаровладелец знает, что если рассматривать достаточно большой период в целом, товары действительно продаются не ниже и не выше, а как раз по своим средним ценам. Если бы незаинтересованное мышление было бы вообще в его интересах, то он должен был бы поставить проблему образования капитала следующим образом: как может возникнуть капитал при регулировании цен средней ценой, т. е. в конечном счете стоимостью товара? Я говорю «в конечном счете», потому что средние цены прямо не совпадают с величинами стоимости товаров, как думали А. Смит, Рикардо и т. д.» / Там же. С. 176–177 (прим.). Поясним, что имел в виду К. Маркс под выражением «в конечном счете». Нужно различать средние цены, рыночную (общественную) стоимость и индивидуальные стоимости товаров. Если со второй первые совпадают, то с последними они, как правило, не совпадают.
288
Там же.