Читать книгу Зеркало для канарейки. Психологический триллер - Надежда Черкасова - Страница 3
Книга 1. Обратная сторона любви
Глава 2. У каждого свой ад
Оглавление– Ты очень умный, Карлуша, – обратилась она к птице. – И мне сейчас понадобится твоя помощь. Ты приглядись к этому молодому человеку. Я его ещё не видела, но он мне уже не нравится. Как ты думаешь, стоит встречаться с ним или нет?
Ворон встрепенулся и закрутил недовольно головой.
– Ты уверен? – спросила Ада разочарованно.
– Пожар, пожар, – наставительно проворковал тот.
– Какой ещё пожар, Карлуша, что ты мелешь? Нет никакого пожара. Ты ошибаешься. Посмотри сам.
Ада развела руками и оглядела комнату. Ей очень не хотелось истолковывать заявление Карлуши в переносном смысле.
– Видишь? Всё в порядке. Так что не придумывай того, чего нет.
– Пожар, пожар, пожар, – настырно повторил ворон и, неожиданно взмыв к высокому потолку, осторожно опустился на высокую угловую полку возле старинных икон, где горела лампадка.
– Карлуша, детка, это огонь, а не пожар.
– Пожар! – громко крикнул ворон, метким ударом клюва опрокинул лампадку на застеленный толстым шерстяным ковром пол и, слетев с полки, примостился на спинку кресла.
Ада бросилась тушить начавшие тлеть ворсины, затаптывая очаг возгорания.
– Твои хулиганские выходки иногда просто переходят всякие границы. Ну право, ты прямо как ребёнок. И заметь: злой ребёнок, – терпеливо выговаривала ворону Ада, не желающая привыкать к неожиданным всплескам его агрессивного и дерзкого поведения.
Ворон внимательно слушал Аду, кивая головой и соглашаясь с каждым её словом.
– А ещё хитрый ребёнок. Пытаешься поддакивать мне, чтобы задобрить, – сердито произнесла она и строго погрозила ворону пальцем. – У меня не забалуешь! Ты прекрасно знаешь, я не люблю, когда ты плохо себя ведёшь.
– Ада, ко мне. Ада, ко мне, – прошелестел ворон и перелетел на подоконник. – Ада, ко мне.
– Что за игры ты со мной затеял, Карлуша? Мне сейчас некогда, – она не могла долго сердиться на своего любимца. – Мы позже с тобой поиграем, – миролюбиво произнесла Ада и протянула руку, чтобы погладить ворона.
Карлуша неожиданно выпорхнул из комнаты и приземлился на лужайку перед раскрытым окном.
– Ада, ко мне! Ада, ко мне! – настойчиво словно попугай твердил ворон приказным тоном, недвижно стоя на мягкой траве и взмахивая огромными крыльями.
У Ады защемило сердце: он предупреждает её об опасности и предлагает немедленно изменить свои намерения!
– Я поняла: ты хочешь, чтобы мы с тобой полетали. Интересно, как ты это себе представляешь – чтобы я со своей комплекцией вылетела в окно как птичка? – улыбнулась Ада и вдруг осознала, что ей совсем не хочется притворяться.
Особенно перед Карлушей, который всегда чувствует опасность и старается заранее предупредить хозяйку. Ведь если научиться понимать знаки ворона, удастся избежать крупных неприятностей и даже поймать за хвост свою удачу.
– Ах вот оно что! Ты предлагаешь мне улететь с тобой. Пытаешься спасти меня от чего-то. Думаешь, что мне грозит опасность и предлагаешь бежать через окно?
Ада притворно рассмеялась и постаралась придать голосу твёрдость.
– Ну что ты, дружочек! – храбрилась она изо всех сил. – Неужели сомневаешься, что я справлюсь с каким-то там мальчишкой?! И потом, с какой стати я должна бежать из собственного дома? Не переживай. Ты увидишь, как я разделаю этого прохвоста под орех. Он даже пикнуть не успеет. Успокойся же, Карлуша! Я тебе обещаю: как только почувствую опасность, немедленно вызову охрану. Всё будет нормально, вот увидишь!.. Хотя если ты так настаиваешь, я откажу ему в приёме. Вот сейчас же вызову охрану и велю прогнать его прочь. Ну же, иди ко мне, любимый мой…
– Не надо его звать, – услышала она тихий вкрадчивый голос за спиной и обернулась.
Фактор внезапности сработал мгновенно и безотказно: оторопевшая и онемевшая Ада безропотно наблюдала, как представший перед ней невзрачный худенький высокий молодой человек закрывает окно и задёргивает тяжёлую штору.
– Будет лучше, если мы поговорим без свидетелей. Даже таких необычных. Не так ли? Вам не стоит меня опасаться. Ведь пошевели вы хоть пальчиком, как здесь окажется целая свора охранников с собаками и от меня даже воспоминаний не останется. Я и так стою здесь ни жив ни мёртв от страха. Может, пожалеете меня и хотя бы выслушаете, если уж сразу не прогнали? Христом Богом вас прошу! Если нет, то только скажите и я тотчас исчезну. И вы больше никогда обо мне не услышите.
Полумрак комнаты, слегка рассеиваемый полоской света, проникающей меж плотных занавесей, придавал ощущение нереальности происходящему. До Ады постепенно доходил смысл услышанного. Наконец, она осмелилась перевести дух, пытаясь успокоить сердце, превратившееся от страха в трепещущий комок нервов.
– Вы правы, молодой человек, – расхрабрилась она. – Я вас не приму.
Ада прошла к столу и машинально зажгла две свечи в высоких старинных подсвечниках.
– И не потому, что вы мне кажетесь довольно беспардонным и нарушающим правила, установленные для всех посетителей без исключения. Ничего личного, уверяю вас. Я не приму вас по одной простой причине: уже целых два месяца, как я отошла от дел и не занимаюсь практикой. И никто на свете не в состоянии заставить меня изменить своего решения. А потому вам придётся покинуть мой дом. И немедленно. Мне очень жаль.
– В таком случае, прошу извинить меня за причинённые беспокойства и откланяться, – молодой человек слегка поклонился и направился к двери.
– Да-да, голубчик. Идите с миром, – махнула ему вслед Ада, и как только за ним закрылась дверь, грузно опустилась в кресло. – Слава Богу, пронесло! – она перекрестилась на старинную икону в углу. – Избавилась от незваного гостя.
Дрожь не проходила, и Ада накинула на плечи меховую душегрейку, постоянно висящую на подлокотнике кресла для всякого случая, когда ей внезапно становилось зябко. Она спрятала побледневшее лицо в нежный мех чернобурки и почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Постепенно щёки снова порозовели, а распуганные неизъяснимым и теперь уже – это же ясно, как Божий день! – пустым страхом мысли сконцентрировались, ум обрёл ясность и возродил способность рассуждать логически и трезво.
Какие глупости! И чего она так испугалась? Вернее, кого? Этого тощего мальчишку, похожего на закомплексованного угловатого прыщавого подростка? Даже смешно вспомнить. Правду говорят: у страха глаза велики. Завтра же начнёт подыскивать себе новую охрану. А эту старую дуру Тамару отошлёт в какую-нибудь деревню, пусть там доживает свои годы.
Только вот как объяснить поведение Карлуши? Да никак! Она просто ошиблась и приняла его новую игру и шалость за предостережение. Ну и ладно! Лучше вовремя пострашиться, чем похвалиться. И она готова первой над собой посмеяться. Это лучше, чем потом кто-то над тобой поплачет. Да и станет ли? Пусть произошедшее будет для неё уроком. Повторного вторжения в свой дом она больше не допустит.
Резкий стук в оконное стекло заставил Аду вздрогнуть: это обеспокоенный Карлуша требовал впустить его в дом. Если он что-то задумал, отказать ему невозможно. Она распахнула окно, ворон залетел в комнату и расположился в клетке. Теперь от него уже не избавиться: обиделся, и будет упрямо сидеть в клетке до тех пор, пока Ада сама не предложит ему поиграть.
– Ты напрасно на меня дуешься. Право, мне сейчас некогда. Однако через полчаса – я тебе обещаю – мы непременно сходим погулять. Но сначала пообедаем. Ты ведь тоже проголодался? Поедим чего-нибудь вкусненького. Например, пироги с мясом. Ты ведь любишь их, да?
Ворон не издал ни звука.
– Я немного поработаю, а ты тихонько посиди, хорошо?
Приняв молчание ворона за согласие, Ада зашторила окно и уселась за стол. С утра она выпила лишь чашку травяного чая, не притронувшись к восхитительно пахнущей домашней выпечке, и теперь чувство голода давало о себе знать лёгкой слабостью и головокружением. Или это из-за пережитых волнений?
Горящие свечи бросали причудливые блики на стены, придавая комнате нереальный и загадочный вид. Колдунья совсем успокоилась, пристально глядя на пламя. Лёгкое потрескивание, издаваемое свечами, походило на тихий и ласковый шёпот, зовущий познать неизведанное и тайное. Ада за утро так много страхов натерпелась, что пора бы уж ей посоветоваться со своим колдовским зеркалом.
Прочитав обязательную в таких случаях сохранную молитву, а также обратившись к своему Духу-Покровителю об ограждении её от ложных видений, Ада пододвинула к себе зеркало и свободно, без напряжения глянула в него. На серебристой амальгаме тут же появились какие-то тени, точки, очертания расплывчатых образов и сочетания цветов в смутно вырисовывающейся картинке.
По мере надобности и возможностей своего зрения она то приближала, то удаляла от себя зеркало до тех пор, пока ей не удалось заметить туманное очертание чьего-то лица. Теперь Ада пристально, почти не мигая, всматривалась в изображение, и постепенно фантом принимал более чёткую форму, воплощаясь в образ миловидной девушки. Ада от неожиданности охнула, и видение исчезло. Она узнала её, явившуюся к ней из прошлого, которое тут же стало перед глазами.
Минуло двадцать с лишним лет, но Ада помнит всё так хорошо, словно это было вчера. На приём пришла молодая особа, представилась Ниной и скромно присела напротив Ады, потупив взор. Кукольное личико с розовыми щёчками в ореоле золотистых кудряшек, маленький точёный носик, ярко очерченные губы и невысокая фигурка с округлыми формами делали её похожей больше на ребёнка, чем на уже оформившуюся молодую женщину.
Оглядывая клиентку, Ада мысленно усмехнулась своим странным представлениям о внешности посетительницы, а когда та прямо взглянула на неё, ужаснулась. На Аду смотрели тёмные, как омуты, злые глаз, превратившиеся в сплошные чёрные зрачки, яркие губы кривила ехидная улыбка, обнажая ряд мелких и острых, словно у зверька, белоснежных зубов.
Ада поёжилась: эта жестокосердная сущность раздавит любого, кто станет на её пути! Несмотря на молодые годы для опытной колдуньи, Ада с первой встречи определяла суть человека и никогда не ошибалась. Более того, по окрасу ауры могла рассказать о нём много чего. И сейчас, судя по грязно-буро-коричневым с тёмными разводами оттенкам, перед ней находилась эгоистичная, приземлённая и ревнивая особь, довольно отталкивающая личность, которую лучше избегать, потому что она способна приносить несчастья.
– Итак, Нина, я слушаю. Что тебя привело ко мне?
– А разве вы не знаете, зачем я пришла? – попыталась мило улыбнуться Нина, но это ей плохо удалось, так как напряжение от тяжёлых мыслей, витающих в голове, не давало расслабиться. – Мне говорили, что вы прямо с порога угадываете цель визита клиента.
– Не угадываю, а знаю точно. А потому тебе лучше поведать мне о своей проблеме, и мы вместе решим, как решить её, никого при этом не уничтожая. В конце концов, что может быль лучше материнства?
При этих словах девушка вздрогнула, и её кукольное личико вновь преобразилось: огромные глаза сузились в щёлки, искрящиеся брызжущей ненавистью, а рот ощерился в кривой полуулыбке отвращения, выставляя напоказ звериные зубки. «Если одна только мысль о возможности стать матерью превращает её из хорошенькой девушки в чудовище, – невольно подумала Ада, – то ей и в самом деле лучше детей не иметь».
– Мне не нужен этот ребёнок. А ещё я хочу разделаться с парнем, который меня бросил. Пусть всю жизнь мучается от какой-нибудь болезни, раз не захотел на мне жениться… Или и вовсе пусть умрёт. Я хочу избавиться от обоих. Любыми способами. И если не поможете вы, я что-нибудь придумаю сама.
– А если я сделаю так, что он на тебе женится? – предложила Ада, наблюдая, как глаза девушки загорелись страстью. Молодая колдунья ещё не успела привыкнуть к восторженным изъявлениям эмоций клиентов и упивалась своей властью над чужими душами. – И тогда ребёнка уже не нужно будет убивать.
– Он действительно на мне женится?!
– Не просто женится, а всю жизнь будет носить тебя и ребёнка на руках.
– Неужели он будет носить меня на руках?! – Нина мечтательно закрыла глаза. – Да, я очень хочу выйти за него… Но он же ненавидит меня за то, что я забеременела.
– А я поколдую, и вы с ребёнком станете для него единственным светом в окошке.
– Опять этот ребёнок!.. Но он мне тоже не нужен, как и ему. Я уже сейчас его ненавижу.
– Вот и напрасно. Твоё женское здоровье зависит именно от него. Родишь – поправишь здоровье, нет – долго придётся лечиться. Да и вылечишься ли – бабка надвое сказала. К тому же я смогу привязать к тебе избранника только через ребёнка. Если избавишься или бросишь его, муж тоже от тебя уйдёт. Всё в твоих руках.
– А если ребёнок после рождения умрёт… от какой-нибудь болезни? – Нина с надеждой посмотрела на колдунью.
– Муж тебя бросит… Ты зря переживаешь: как только дитя родится, у тебя тут же появятся материнские чувства, и ты его полюбишь. Не ты первая, не ты последняя. Я сделаю так, что оба будут сдувать с тебя пылинки и молиться как на икону.
– Разве такое возможно?!
– Даже не сомневайся! – уверенно произнесла Ада, мня себя великой колдуньей.
Надо дать этой непутёвой башке шанс не наделать глупостей, о которых жалеть придётся всю оставшуюся жизнь, так как кроме этого ребёнка детей у неё больше не будет. Но говорить об этом Ада не имеет права…
А может, не связываться? Ну её, эту блудницу, думающую лишь о наслаждениях. Тем более что придётся подключать к ней мужа и ребёнка, которые – увы! – впоследствии вынуждены будут забыть о своих нуждах и жить только заботами о ней. Стоит ли она этого?.. И вообще, стоит ли овчинка выделки – здоровье легкомысленной особы против жизни её мужа и ребёнка? Нет, пожалуй, не стоит.
– А вы мне правду говорите? Тогда я согласна оставить ребёнка. Ладно уж… пусть появляется на свет. Поглядим, что из этого выйдет.
– У сына и отца должно быть одно имя.
– А если родится девочка?
– Ты родишь сына…
Ада в замешательстве отодвинула колдовское зеркало. К чему это видение? Как оно связано с настоящим?.. О Господи! Неужели заявившийся так бесцеремонно молодой человек – тот самый ребёнок, от которого Нина хотела избавиться?!
Но как он мог узнать о том, что его мать была здесь? Не она же сама рассказала ему об этом, подписав себе тем самым приговор?! Но теперь и Аде угрожает опасность… Всё-таки ворон оказался прав. Как хорошо, что она прогнала этого бесцеремонного мальчишку. Явился, видите ли, без записи и приглашения! Да ещё всю обслугу заставил плясать перед ним под свою дуду. Нет-нет, завтра же заменить всех без исключения. Ну ни на кого нельзя положиться!
– Карлуша, только ты обо мне заботишься как следует, – Ада подошла к клетке и ласково посмотрела на ворона. – Надеюсь, ты перестал на меня дуться. Тогда пойдём пообедаем?
Ворон важно вышел из клетки и направился к окну, давая понять, что простил Аду и готов разделить с ней трапезу. Обычно в хорошую погоду они располагались в обвитой розами беседке. Ада выпустила в окно ворона и позвонила в колокольчик. Тамара вошла незамедлительно, словно только и ждала за дверью вызова.
– Тома, ты проводила молодого человека?
– Какого молодого человека?
– То есть как это «какого»?! Ты со мной шутки будешь шутить? Так мне сейчас не до шуток, поверь. Я собираюсь в доме порядок навести. Так начну с тебя.
– Да помилуйте, Адочка Даниловна! Я понятия не имею, о чём вы говорите.
– Ты ещё издеваться надо мной вздумала, неблагодарная?! – взбеленилась Ада.
– За что же вы на меня сердитесь, Адочка Даниловна? В толк не возьму. Ведь я вам верой и правдой не один десяток лет служу, и ни разу не ответила на вашу великую доброту неблагодарностью. Наоборот, молюсь за вас и денно и нощно, чтобы вымолить для вас здоровья и счастья, – всхлипывая, твердила Тамара и, не сдержавшись, расплакалась: что за напасть этакая сегодня на её голову свалилась – весь день хозяйка сама не своя, да ещё придирается, почём зря, совсем задолбила!
– Не более получаса назад на этом самом месте ты проливала крокодиловые слёзы и умоляла меня Христом Богом принять молодого человека. У тебя что – совсем память отшибло? Так я помогу тебе её восстановить: выгоню из дома вон прямо на улицу, тогда не так запоёшь.
– Пощадите, Адочка Даниловна! Чем я вас так разгневала? Что сделала не так, раз навлекла на себя ваш гнев?! – Тамара бросилась перед Адой на колени и зарыдала в голос.
Колдунья стояла в нерешительности, не зная, что предпринять. Она тоже уже ничего не понимала. Да что же это такое вокруг неё происходит?!
– А что охрана? Они тоже не видели никакого молодого человека и в дом его не пускали?
– Да кто ж посмеет-то без вашего соизволения?!
– Нет, ты всё-таки пойди и спроси, где тот молодой человек, которого ты привела в дом.
– Никого я не приводила. Вот вам истинный крест – никого, – Тамара неистово перекрестилась на икону. – Но охрану я всё же спрошу… Мало ли, может, мимо них кто прошмыгнул, – она выскочила из комнаты, оставив хозяйку в полнейшей прострации.
Ада устало опустилась в кресло, ноги её больше не слушались. Она уже знала, с каким ответом придёт Тамара. Что происходит? Нет, она не настолько глупа, чтобы думать, что сходит с ума. И окружающая обслуга в своём уме… Но никто, почему-то, не помнит, как появился странный молодой человек, а главное – куда исчез? В дверь постучали, и Ада разрешила Тамаре войти.
– Адочка Даниловна, никто из охранников не видел никакого молодого человека. Они клянутся, что сегодня в дом никого не впускали, потому что какое же они имеют право пропускать без вашего соизволения?.. Да никто и не просился. На территории и вне её всё спокойно, ничего подозрительного не наблюдается.
– Хорошо, иди. Вели стол накрывать, в беседке.
– Слушаюсь. Ещё будут приказания? – Ада только махнула рукой, и помощница быстро скрылась за дверью от греха подальше.
Какой длинный сегодня день. И сколько таинственных происшествий, имя которым неизвестность. Что может быть хуже самой неизвестности – страх неизвестности? А может, это самый милосердный и драгоценный дар – незнание того, что нас ждёт впереди? Говорят, что предопределённость во сто крат хуже, потому что неизвестность – всё-таки какая-то надежда на лучшее.
Но как быть с необъяснимым, которое пугает и настораживает?.. Только не Аду, уже много лет играющую в подкидного с нечистой силой. И не нужно семи пядей во лбу, чтобы угадать, кто же, в конце концов, победит. Всего лишь дело времени… Неужели её время уже пришло?! И только потому, что она захотела отхватить для себя кусочек семейного счастья? Не может быть!
В дверь постучали. Ада набрала в лёгкие больше воздуха, чтобы накричать на беспутную и надоедливую Тамару, вымещая на покорной помощнице накопившуюся злость, но ругательства замерли на устах.
На пороге стоял молодой человек. Он неуверенно переминался с ноги на ногу и исподлобья глядел испуганно на колдунью. Ада почувствовала, как на мгновение сердце её остановилось, превратившись в комок страха. Внезапно тонкогубый рот юноши скривился, словно от боли, невзрачное личико сморщилось, собрав на лбу неизвестно откуда взявшиеся морщины и превратив его чуть ли не в старичка. Молодой человек плакал. Плакал навзрыд, словно наказанный ни за что ребёнок.
«Какой же ты жалкий! И головёнка с редкими волосёнками непропорционально маленькая, и зубы слишком крупные, того и гляди вывалятся из полуоткрытого рта. Весь какой-то облезлый, неряшливый. На бомжа похож, – пронеслось в голове у Ады, а в сердце притаилась жалость. – И совсем ты не выглядишь устрашающе… Тогда с какого перепугу охрана впустила тебя в дом?! Завтра же рассчитаю этих разгильдяев. И в первую очередь Тамару, эту старую и выжившую из ума дуру. За то, что не бережёт мой покой».
– Так и будешь столбом стоять? В кресло садись! – приказала она, грозно оглядывая совсем потерявшегося от страха и застенчивости молодого человека, аккуратно присаживающегося на самый край кресла.
«Он может вызывать только два чувства: брезгливость или жалость», – невольно думала Ада. А так как ей по званию не полагалось испытывать к посетителям отрицательные эмоции, она выбрала жалость.
– Спасибо, что согласились принять меня. Здравствуйте! – кое-как выдавил из себя молодой человек и слегка склонил голову в приветствии.
– Виделись уже. Говори, зачем пришёл или проваливай. Мне сейчас не до тебя.
– Это она меня к вам послала, чтобы…
– Врёшь! А будешь и дальше врать, выгоню прочь!
– Она действительно меня не посылала, – сказал, прокашлявшись, юноша неприятно высоким от волнения голосом. – Но я здесь из-за неё, – и он протянул Аде фотографию.
Ну конечно же, это та самая Нина, только старше! Так вот, значит, какое дитя она умудрилась родить. Ада вдруг смягчилась к этому неказистому и вызывающему негативные эмоции молодому человеку. Как же ему, должно быть, трудно живётся среди нормальных людей со столь неприятной внешностью. Или она сейчас разглядывает его внутренним взором, отличным от обычного?
– С ней что-то случилось?
– Нет… С ней это было всегда. Я с рождения чувствовал, что она меня ненавидит. Ей даже притворяться не хотелось, что она меня любит. А вот я её любил всегда. И сейчас люблю. Поэтому мне очень больно!
– С чего ты взял, что она тебя ненавидит?
– Я же сказал: чувствую. А недавно, совсем случайно, обнаружил её дневники, которые она прячет на чердаке. Мы живём в своём доме, а на чердаке хранятся всякие старые вещи. Вот там, в сундуке со старыми учебниками и тетрадками, я и обнаружил дневники. Она до сих пор их пишет. Видимо, другим способом никак не может справиться со своей ненавистью ко мне… Она ненавидела меня даже тогда, когда я ещё не родился. И хотела даже убить. За тем и пришла к вам. Я жив только потому, что это вы спасли меня. Но мне невмоготу больше жить! Я так люблю её, что готов за неё умереть… А я не хочу умирать! Я пришёл к вам за помощью. Спасите меня! Избавьте меня от любви к ней …или убейте! – и юноша снова заплакал. – Я больше не могу видеть её ненависть. Я знаю, она хочет моей смерти. Вижу это по её злым глазам, которые она опускает, чтобы лишний раз не смотреть на меня… Пять лет я жил вдали от неё, чтобы не мешать. Думал, надеялся, что она соскучится по мне и начнёт, наконец, любить. Или хотя бы перестанет ненавидеть… Но ошибся. Теперь она смотрит на меня, как на досадную помеху в своей жизни. Её взгляд высокомерен, будто я ей не сын, а совсем чужой для неё человек. Эта зависимость от неё просто убивает. Спасите меня!
«А ведь он и в самом деле ужасно страдает. За весь разговор ни разу не сказал „мама“, а только „она“. Нина так и не воспылала к своему чаду материнскими чувствами. Но избавить его от любви и нежной привязанности к матери – значит „выпустить джина из бутылки“: неизвестно, чем всё закончится… Вообще-то, почему же „неизвестно“? Даже очень хорошо известно: в ответ на её ненависть он сам возненавидит, да так, что наверняка… Но об этом лучше не думать. Вот потому я и оставлю всё как есть. Одну ошибку совершила – второй раз на те же грабли точно не наступлю!»
– Какой же ты ещё, в сущности, ребёнок! Несмотря на то, что уже превратился во взрослого юношу, – решительно начала Ада свою коронную речь, которая должна была привнести спокойствие в душу этого несчастного молодого человека. – Очень жаль, что твой рост не поспевает за развитием твоего мышления. Иначе ты бы понял, что твоя матушка очень эмоциональная женщина. Ей бы книжки писать, а она придумывает о себе невесть что. То, что она написала в своих дневниках – чистейшей воды вымысел. Вся её проблема в том, что она не чувствует себя счастливой. Может, ты скажешь – почему?
– Отец ушёл из семьи. Он бросил нас.
– Не может быть! У твоих родителей всё должно складываться просто чудесно! – не поверила Ада. – И он никак не смог бы бросить тебя.
– Потому что так наколдовали вы? – юноша пристально посмотрел на Аду. – А если без колдовства? Он смог бы любить меня?
– Он любит тебя искренне и от всей души. И колдовство здесь совсем ни при чём.
– Очень хочется верить. Когда отец начал погуливать, она не выдержала и решила отомстить. Так её можно понять… А он понять не захотел. Как узнал про измены, тут же ушёл.
– А почему он начал гулять? Не потому ли, что твоя матушка сама слишком интересовалась мужчинами? Хорошо же ей пришлось постараться, чтобы вынудить его покинуть вас.
– Это он во всём виноват! – лицо юноши покрылось красными пятнами, губы задрожали. – Потому что… – он замолчал, опустив голову.
– Потому что он оказался слабаком, а твоей матушке всегда хотелось чего-то большего, – закончила его мысль Ада.
Это было бы настоящим чудом – и она так на него надеялась! – если бы порочная до мозга костей Нина ещё смолоду взялась за ум. Но её не интересовала нормальная обывательская жизнь в общепринятом смысле. Она мечтала о бурной романтической страсти. С многочисленными любовными интригами и случайными интрижками. А потому здесь совсем нет никакой вины Ады. Пусть теперь разбираются сами.
– Ну вот видишь! Ты сам ответил на свой вопрос: во всём виноват твой отец, который разбил сердце твоей матери, – сделала заключение Ада и с облегчением вздохнула. – И от меня здесь ровным счётом ничего не зависит. И никогда не зависело. А потому не смею тебя больше задерживать.
– Он и в самом деле виноват… Но не в этом. Виновницей в моей неудавшейся жизни я считаю … – юноша вдруг прищурился, пытливо глядя на колдунью, – вас! Вы ведь и меня заколдовали, чтобы я безумно любил её, не так ли? Несмотря на её дикую ко мне ненависть. Я думаю, что вам лучше рассказать мне, как всё было на самом деле.
И только теперь Ада осознала, какую непростительную ошибку совершила, не проверив предварительно его ауру. Она удивлённо взирала на юношу и не узнавала. Перед ней сидел совсем другой человек: сгорбленная спина распрямилась, вперившийся ей в переносицу пристальный взгляд уверен и даже несколько пренебрежителен, а за спиной… – Ада даже глазам не поверила, – распускается, увеличиваясь в размерах, адский цветок из преисподней: чёрная с красновато-коричневыми мутными разводами аура злобной ненависти, разрушений и агрессии. Ни единого проблеска Божественного импульса… Перед ней убийца! И он пришёл по её душу…
«Ах ты паршивец! – изо всех сил храбрилась Ада. – Не иначе, как загипнотизировать меня собрался. Или мысленно внушить то, чего я сама по своей воле ни за что не сделаю. Ах ты висельник! Дрянь этакая! Немедленно выгнать его прочь!»
Ада протянула руку к незаметной для посетителя кнопке звонка, вмонтированной в небольшую статуэтку жабы, сидящей на золотых монетах, с намерением вызвать охрану, но вдруг опустила руку. Она не могла оторвать взгляда от глаз молодого человека, лицо которого, казалось, уже превратилось в окаменевшую маску без мыслей и эмоций. Только зачарованно наблюдала, как всё больше расширяются его зрачки, превращая глаза в чёрные бездонные дыры, затягивающие Аду в свои глубины.
Очертания комнаты начали расплываться и таять, погружаясь в пустоту. Голова кружилась, и Ада, сначала активно сопротивлявшаяся гипнозу, вдруг поняла, что сама хочет погрузиться в небытие. Чтобы избавиться от суеты, обрести покой. И пусть всё горит синим пламенем. Было что-то успокоительное в возможности отказаться от самостоятельности и на время предаться воле другого человека…
Звон разбиваемого стекла и влетевший в комнату с криками «Пожар! Пожар!» ворон вывели Аду из оцепенения. Она растерянно оглядывалась по сторонам, словно только что проснулась от страшного сна и ещё не может понять, где находится: то ли видение ещё продолжается, то ли это уже явь.
Израненный Карлуша метался по комнате, теряя окровавленное оперение. Вбежавшие охранники с собаками тщетно обыскивали все помещения гостевого домика. Тамара с причитаниями крутилась возле Ады, пихая ей под нос ватку с нашатырём. Всё смешалось и перепуталось: шум, гам, лай, крики ворона… Кроме разговора, каждое слово которого Ада помнила ясно и отчётливо.
– Где он? Вы его нашли? Он только что был здесь. Вы не могли его не заметить! – бормотала она, лихорадочно шаря взглядом по комнате. – Он не мог далеко уйти. Найдите его немедленно!
– Ада Даниловна, здесь никого нет. Мы проверили и дом, и гостевой домик, и всю территорию, и даже за её пределами, – доложил начальник охраны. – Вы же знаете: мимо нас даже мышь не проскочит.
– И не было никого?
– Сегодня – никого. Ни единой живой души. Здесь только все свои… А может, и не было никого?
– «Может»?! – возмутилась Ада. – То есть, как это – «может»?!
– Да нет! Я не то хотел сказать. Точно, никого сегодня не было. Может, это ворон бучу поднял? Он у вас такой шебутной, что-нибудь да придумает.
– При чём здесь ворон?! Я сама видела этого молодого человека. И мне странно, что его не заметили вы, охранники, когда он входил в дом.
– Но никто не входил и, тем более, никто не выходил. Мы бы не пропустили его.
– Всё, идите. Вы свободны.
Ада устала от бесполезных пререканий с начальником охраны. Если уж молодой человек смог загипнотизировать такую опытную колдунью как Ада, то ему ничего не стоило справиться с простыми смертными.
Подождав, пока охранники с собаками удалятся, Ада приказала Тамаре обработать раны Карлуши. Она бы и сама могла это сделать, но руки тряслись от нервного напряжения. Мысль, что молодой человек где-то рядом, но его почему-то никто не замечает, не давала Аде покоя. Где прячется этот невидимка? Что ещё предпримет, чтобы добиться своего?
Ада расстелила на коленях меховую душегрейку и устроила на ней ворона. Пока Тамара обрабатывала перекисью и зелёнкой раны от порезов осколками оконного стекла, Ада уговаривала взъерошенного и всё ещё обеспокоенного Карлушу потерпеть, обещая ему за хорошую службу чуть ли не золотые горы. Перемазав зелёнкой ворона, себя, меховую душегрейку и заодно хозяйку, расхрабрившаяся не на шутку Тамара, умирающая от страха получить незаслуженный удар мощным клювом, закончила, наконец, процедуру скорой неотложной помощи и отошла на шаг, любуясь своей опасной для жизни работой.
– А теперь, дорогой, тебе нужно отдохнуть. Тамара заберёт тебя на кухню и там покормит. Ты ведь не будешь капризничать, да? Я передохну немного и через несколько минут подойду. Тебе пока лучше не летать, пусть раны подзаживут. Это просто удивительно, что ты смог пробить такое толстое стекло, да ещё двойное! Умница ты моя. Спасибо тебе за всё. Я тебя очень люблю!
– Моя Ада. Моя Ада, – ворковал ласково Карлуша.
– А как же вы, Адочка Даниловна? – забеспокоилась Тамара. – Вы ведь голодны. Пойдёмте с нами.
– Нет. Я отдохну. Посижу немного и тотчас приду. Смерть как хочется есть.
– Да-да, как скажете, – Тамара бросила на хозяйку странный взгляд. – А я велю всё разогреть и накрыть в столовой, да?
– Иди уже, – нетерпеливо махнула рукой Ада.
Лишь только за Тамарой, уносящей ворона прямо в меховой душегрейке, закрылась дверь, Ада огляделась. Комната выглядела как после погрома: битое стекло и кровавые перья на полу, затоптанный охранниками и собаками ковёр, сброшенные в панике со стола и сорванные вместе с драпировкой со стен распотрошённые атрибуты колдовства. Да-а, зрелище неутешительное… Но главное – мучительная мысль о том, что она не сможет покинуть эту комнату до тех пор, пока не завершится начатый разговор. Неужели это конец?! А может, всё обойдётся?
Не узнаешь, пока не сделаешь шаг навстречу неизвестности. А стоит ли его делать вообще? Не лучше ли поступить по-умному: не отпускать от себя охрану ни днём, ни ночью. Ведь риск благородное дело если только он оправданный… А как же тогда записанная подкоркой сознания и сверлящая мозг жажда бросить вызов коварной судьбе? Разве не стоит хотя бы попробовать изменить ход событий, оттянуть как можно дальше неминуемое расставание с этим прекрасным миром, который не очень-то был щедр к ней?
Говорят, что судьба помогает смелым. Но разве можно назвать смелостью безрассудство? Вот и конец мысленному душещипательному монологу. Вывод налицо: дурь, голая и без прикрас. Дурь, от которой ещё не придумано верное средство. Дурь, от которой не спастись и не скрыться. Потому что дуракам, как известно, законы не писаны. Когда-то давно она совершила роковую ошибку, за которую теперь расплачивается… Может, всё ещё можно исправить? Хотя бы попытаться!
– Выходи, – громко произнесла Ада и сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. – Я готова к разговору.
Дверь смежной с кабинетом ванной комнаты приоткрылась, выпуская съёжившегося и озирающегося от страха молодого человека.
– Никого?.. Фу-у! Чуть не умер от страху, – произнёс он свистящим шёпотом и осторожно опустился на краешек кресла напротив Ады. – Думал – всё, конец мне пришёл: или собаки на куски разорвут, или ворон заклюёт. Ну и охрана у вас! Того и гляди, Богу душу отдашь.
– Так ты всё это время был в ванной?! – поразилась Ада. – А разве они туда не заходили?
– Нет. Просто заглянули. Видимо, очень торопились найти меня, вот и проглядели. Я в ванную залез и шторкой прикрылся. Я же худой, вот они меня и не заметили.
– Разве собаки не были в ванной?
– Нет. Я перед входом рассыпал порошок, отбивающий чутьё.
– Что ты хочешь? – Ада попыталась придать голосу строгости.
Она уже не верила ни страдальчески-мученическому виду, ни единому слову этого испуганного человечка. Жалость плохой советчик. Особенно напускная. Теперь она знала наверняка: перед ней оборотень.
– И хватит притворяться. Я тебя вижу насквозь.
– Даже так?!
Молодой человек попытался придать бровям изгиб удивления, а глазам почти детскую наивность, но передумал: надоело ломать комедию перед этой мерзкой колдуньей, исковеркавшей его жизнь и судьбу. Он пристально посмотрел Аде в глаза, и той на миг показалось, что он забрался к ней прямо в душу.
Ада почувствовала, как холодеют руки, немеют ноги. От бомжика не осталось и следа. Решительный жёсткий взгляд, худое, но крепкое жилистое тело, гордо поднятая голова знающего себе цену человека. Преображение настолько быстрое, что Ада не успела подготовиться к встрече с новой сущностью, всё ещё надеясь, что это только плод её воображения.
– Сейчас ты расскажешь мне всё, что я должен знать. Обо мне. И особенно о ней, – произнёс он тоном, не терпящим возражений.
«И снова не называет её матерью… Нет! Я и рта не раскрою! – думала Ада в смятении. – Иначе подпишу приговор нам обеим!» И тут же поведала всю историю его появления на свет. В неё словно впрыснули сыворотку правды. Она рассказывала торопливо и без запинки, как хорошо вызубренный текст, словно боялась, что он прервёт её на полуслове. Рассказывала не только подробно, но со всеми своими комментариями и мыслями, которые посещали её в тот злополучный день.
Она даже не пыталась сдерживаться в выражениях, которыми награждала порочную Нину, язык – вот уж воистину без костей! – сам выбалтывал такие чудовищные подробности, что Ада просто диву давалась, сколько же в ней, оказывается, жестокости и злословия. Выложила всё без утайки и вмиг почувствовала себя опустошённой, выпотрошенной словно рыба. Сейчас она сама себя ненавидела.
Ада робко взглянула на молодого человека. Лицо его было черней тучи перед грозой, а глаза метали молнии уничтожающего гнева, которые, казалось, прожигали тело колдуньи насквозь.
Вдруг ей послышался шорох за дверью. Вот она, её надежда на спасение! Ада вскочила и бросилась к выходу, в панике забыв о звонке, который был всегда под рукой. Колдунья уже коснулась дверной ручки, когда почувствовала на шее накинутую тонкую металлическую струну. Она даже успела ухватить её пальцами, отчаянно сопротивляясь наваливающейся на спину тяжести. Молодой человек оказался сильнее, чем выглядел, и Ада поняла, что долго не продержится. Струна соскользнула с кровоточащих пальцев и врезалась в шею.
«Почему я не прогнала эту порочную девку?! Зачем пожалела её ребёнка?! Проклятая жалость!» – пронеслись в голове колдуньи запоздалые на всю её несчастную жизнь мысли.
– Отпусти! – хрипела она, цепляясь за последние остатки жизни. – Я расскажу тебе твою судьбу!
– Свою судьбу я творю своими руками. И никто мне не указ.
– Я расскажу, как ты умрёшь…
– А вот это мне и вовсе не нужно знать.
– Ты умрёшь…
Губы Ады беззвучно шевелились, пытаясь что-то произнести, и в глазах ещё теплилась жизнь, но в центре зрачков уже угасали светящиеся точки. Веки моргнули раз, другой, и вот глаза потухли, с удивлением взирая на что-то, видимое только им. Последнее в жизни колдуньи пророчество замерло на побелевших губах.
И только мысли вслед покидающему тело духу ещё что-то пытались понять, объяснить. Как глупо! Как глупо заканчивается её жизнь! Этому монстру и в самом деле не нужно было рождаться! Неужели Ада тогда бросила вызов самому Богу и решила потягаться силами с Ним?! И это наказание за её гордыню!.. Она выпустила гулять по свету зло, и вот оно вернулось к ней горьким смертельным опытом: тот, кто вмешивается в чужую судьбу, никогда не пройдёт свою собственную…
Молодой человек разжал руки и отпустил безвольное тело. Он равнодушно смотрел на груду тряпья, в которое превратилась колдунья, и чувствовал, как неодолимая сила любви к матери его отпускает… Теперь он свободен. От любви, от привязанности, от обязательств – от всего, что так мешало ему жить. По необъяснимой прихоти он наклонился и закрыл вытаращенные и налитые кровью глаза мёртвой колдуньи. Теперь, когда он стал сильнее и могущественнее, его уже ничто не сможет остановить.
Он постоял ещё немного, пробуя на вкус приобретённую свободу. Уже собрался уходить, но заметил возле стола нечто тускло блеснувшее в полумраке. Поднял и залюбовался. Это была бриллиантовая брошь колдуньи… А что? Должно же у него что-то остаться от неё на память.
Молодой человек усмехнулся и мечтательно уставился в одну точку. Он избавился от оков и запретов, преступил черту, за которой возможно всё. Теперь он знает истину, и будет сурово карать тех, кто попытается исказить её. Сезон охоты на ведьм начался.