Читать книгу Исаев и его крест - Нао Хольм - Страница 6

Голубую прохладу утра развеял зычный голос Щукина:

– Умываться, чистить зубы, умываться, чистить зубы! – командовал он, проходя по коридору.

Пацаны выбрались из кроватей, зябко ёжась. Деревянный пол был холодный и поскрипывал.

– Мурат опять вещи не убрал, – возмутился Женя.

Чьи-то вещи лежали на кровати у окна нетронутые.

– И не ночевал, видимо, в палате, – отозвался Лёня.

На это замечание Исаев зевнул. Просыпаться так рано было очень трудно, и Ваня в сердцах подумал, что утро особенно дрянное потому, что с ним в палате теперь будет жить Миколян.

– Как думаете, Мурат реально с Машкой на речку ходил? – пробурчал капитан отряда. Все уже знали, что он в зеленоглазую Машу Карпухину влюблён, даже Ваня знал.

– Если бы враки были, то Щукин так бы не разорялся. Говорят, он их там застукал…

Лёня, Женя и Витя смотрели на чемодан Мурата и кривились.

– Нам нужно сказать, что Миколян не ночевал в отряде? – спросил Ваня, заправляя тельняшку в шорты.

– Нет, – отрезал Витя. – У Мурата родители какие-то шишки. Ещё и сестра в лагере работает. Он блатной – что ему будет!

– А нас Щукин из-за Мурата накажет. Если заставит драить унитазы, я Миколяну в нос дам, честное слово, – пообещал Лёня и ушёл сонный. Витя и Женя – за ним.

Ваня копался, заправляя кровать. Долго застёгивал ремешок часов «Победа», хлястик всё время ускользал.

«У дедушки всегда ловко получалось», – отметил Ваня, вспомнив морщинистые и теплые руки деда. А потом увидел в окно, как Щукин от умывальников шагает к четвёртому корпусу. Лицо решительное. Недолго думая, Исаев, собрал вещи Мурата в охапку и сунул их в тумбочку. Ногой утрамбовал. Тумбочка скрипела и трещала, но дверца все-таки закрылась. Только Ваня взял полотенце и заторопился к выходу, как фурией влетел вожатый.

– Где Миколян? – накинулся Александр Иванович с порога.

– Умывается.

– Умывается, значит! – Щукин подбежал к тумбочке, распахнул несчастную дверцу и вещи вывалились грудой на пол. – Он опять не спал в отряде! Исаев, признавайся, где он сегодня был?

В этот момент раздался горн из приёмников, тут и там развешанных по лагерю. За горном включили бодрый марш.

– Где Мурат? – перекричал музыку вожатый. Щёки у него покраснели от злости.

– Зе н-аю…– пробурчал Ваня. Он никогда не умел врать, – не знаю, – поправился он немного уверенней.

– И кровать заправлена. Он вообще её не расправлял. Зачем тогда простился к вам в палату? Не удосужился даже пододеяльник заправить?! – разорялся вожатый.

– Я ему устрою, и Маринэ этой устрою. И Сергею Денисовичу выпишу… выпишу… докладную на них напишу!

– Подождите, Александр Иваныч, – вступился Ваня, – я схожу за Муратом. Мы же коллектив. Все пацаны вступятся, я уверен. Мы возьмем над Муратом шефство. Сегодня он будет здесь, я вам обещаю.

– А ты кто такой, чтоб мне обещания раздавать, Исаев? – сказал Щукин противным сдержанным тоном. Он больше не рычал, он что-то задумал. Задумал подлость. – Быстро умываться и на зарядку!

Ваня повиновался. Он умылся, немного понаблюдал, как Женя брызгает на свою Машу холодной водой, потом пионеры из второй палаты вместе с Ваней обливались из ковшиков. Это веселье быстро пресекла главная вожатая Ольга Павловна Ризина, по прозвищу «Резина».

– Так, пионеры, – ругалась она, – призываю вас к порядку.

Лёня в последний раз обрызгал особо нежных девчонок. Эти неженки умывались, моча только кончики пальцев, и очень радовались, если их вожатая приносила кипяченую в чайниках воду, чтобы те могли умыть свои розовые щечки.

Дальше по расписанию – зарядка. Зарядку проводил Максим Максимович – физрук.

– Зарядку делай каждый день, пройдет усталость, грусть и лень! – заявил Максим Максимович прямо Ване в лицо. Замечание было справедливым. Ребята уже привыкли вставать по расписанию. Один Ване махал руками вяло и наклонялся, скрипя костями.

– Эй, полосатый! – пристал к Ване физрук. – За-ряд-ку де-лай… – начал он с паузой на каждом слоге. Видимо, чтобы Ваня разобрал наверняка, – … гру-сть и ле-нь!

Исаев под смешки соседей запрыгал бодрее.

Дальше Максим Максимович передал шеренги пионеров главной вожатой. Она охраняла детей по пути на завтрак.

Ваня выждал, когда Ризина отвлечется. Удачный момент предоставили мальчишки из третьего отряда. Наталья Борисовна поймала их на распевании матерных речёвок, вместо девиза отряда. Она схватила белобрысого хулигана за ухо и отчитывала, где ж тут уследить за юрким Ваней. Шаг, второй и вот Исаев уже вне строя и вне досягаемости.

«Зачем в слове «грусть» выделять буквы «сть»? Это же не слог…», – сетовал Ваня на физрука. Шмыгнув в кусты акаций, он пошёл по дорожке, протоптанной в цветах. Короткими перебежками, оказался на огороде сразу за лазаретом.

Ваня встал на завалинку медицинского теремка и заглянул в окно. Там на заправленной кровати спал Мурат, укрывшись покрывалом с соседней кровати. Исаев слабо постучал в окно. Мурат даже бровью не повёл. Ваня постучал сильнее. «Спит как мертвый», – мелькнула мысль.

Ваня представил себе картину: он, трепеща внутри, как настоящий шпион на боевом задании, крадётся в тени на помощь связанному товарищу.

На самом же деле Исаев просто тихонько вошёл в лазарет, где его никто не ждал и не останавливал. Ваня понял это, услышав громкий храп доктора Соломятина, который больше походил на кабанячье хрюканье. Пахло спиртом. Ваня осторожно заглянул в приоткрытую дверь «мед…кта». Да, так и есть. Сергей Денисович спал на кушетке в кабинете. На полу в луже лежала бутылочка из прозрачного коричневого стекла. Она явно выпала у доктора из рук.

«Соломятин даже не знает, что Мурат в лазарете дрыхнет. А может, доктору и правда всё равно», – Ваня фыркнул и зашёл в изолятор.

Мурат посапывал во сне.

Исаев хотел грубо разбудить его, но вдруг оробел. Ваня наступил на кусочек белого мела и тот рассыпался в крошку. Оказалось, что кровать Мурата обведена в круг. Ваня наклонился, и точно! Аккурат в изголовье под кроватью буквы. Сначала Ваня даже не поверил своим глазам, но там было написано «дом».

Вынырнув из-под кровати, Ваня наткнулся на серое лицо Мурата. Он лежал и таращил круглые, полные ужаса глаза. Спустя мгновенье, он узнал Ваню и пришёл в себя.

– Опять шпионишь? – хрипло протянул Миколян и облизал пересохшие губы.

– Доброго утречка, – Ваня открыл окно и впустил свежий воздух.

– Чего припёрся? – Мурат сел на кровати и схватился руками за голову.

– Вставай быстрее. Щукин задумал написать на тебя и на Марину Тимуровну докладную. Будь добр, появись на завтраке и наври что-нибудь. Я пообещал, сегодня ты будешь спать в палате, потому что мы, пацанами, возьмём над тобой шефство, – тут Мурат поплёлся к выходу, Ваня заторопился следом и говорил уже на ходу, – если мы не выполним обещание, то придется баню намывать. И дискотеку пропустим, Женёк тогда разноется…

– Конечно, конечно, – вымученно улыбнулся Мурат. Они уже шли к столовой, и выглядел Мурат так, будто старался по дороге принять свое обычное веселое настроение, старался натянуть улыбку, вернуть лёгкость и веселье, но оно почему-то возвращаться не хотело, и улыбка никак не налезала.

Миколян остановился у бочки для дождевой воды, из которой во время трудового десанта пионеры поливали цветочные клумбы, и умылся, сильно отфыркиваясь. Он шумно ополоснул лицо, руки по локоть, шею и краска вернулась к лицу.

– Полегчало? – спросил Ваня.

– Не слишком, – ответил Мурат, – как тебе футболка?

– Помялась.

– И пускай! После завтрака загляну в палату, переоденусь. Главное, чтоб Щукин отвалил уже. Как он достал меня, таракан!

Ваня понимающе кивнул, и они побежали к столовой. Там расселись по разным столам. Опоздали Ваня с Муратом совсем на чуть-чуть. Женя – скоростной едок и единственный за столом Вани любитель молочной каши, даже не успел доесть первую тарелку.

Ваня не вредничал и ел, что дают. Только он опустил ложку в молочную пшенку, как почувствовал на себе пристальный взгляд.

Исаев привык завтракать один. Укрыться на маленькой кухне и собраться с мыслями. Ваня стал озираться по сторонам. Галдящее скопище, детский смех и суета, расписание и дежурные, требующие убирать за собой скорее – словом, Ваня конфузился.

Он съел одну ложку, вторую, третью и снова вскинул голову. Стал внимательнее искать, кто же на него таращится. И нашёл.

В окошке раздатчицы, радом с плакатом, где пионеры, по локоть в пене, восхваляли мыло, маячили лукавые любопытные глазки. Когда глазки заметили, что Ваня смотрит, появилась и целая голова. Девчонка высунулась по пояс из окошка и поманила Ваню. Волосы у неё были огненно-рыжие. Она покрыла голову белым поварским платком, но от этого рыжая челка стала гореть между белым лбом и косынкой как апельсин на снегу.

Ваня, не помня себя от счастья, вскочил и готов был не бежать – лететь на зов.

– Исаев, ты не будешь доедать? – спросил жадный до каши Женя.

– На здоровье, – рассмеялся Ваня и быстро направился к выходу из столовой. На улице он побежал вокруг пищеблока к задней двери кухни. Рыжий пес Снежок загавкал на Ваню, но по-доброму. Ваня отвлекся на собаку, потрепал его за ухом и заметил, что стоит он как раз напротив окна, через которое на него пялилась Катерина Петровна. Ему хватало роста заглянуть в столовую, не поднимаясь на цыпочки, и он удивился, как хорошо видно длинное помещение и столы, выставленные в ряд. Дежурные помогали малышам прибрать за собой тарелки и даже начали мыть столы. Ваня, сам не зная, зачем, посмотрел на Мурата. Тот сидел в компании Лёни и девчонок, шутил. Девчонки давольны, он – тоже.

«Глупости свои болтает, а они смеются, – с досадой думал Ваня, – но и Миколян смеётся. Смеётся. И улыбка налезла».

Да, там, в изоляторе, Ваня не поверил бы, что перепуганный и уставший Мурат будет шутить свои дурацкие шуточки. Как будто он и не рисовал странные круги, и не бегал, как испуганный котёночек, к сестре за пазуху.

– Исаев! – раздался совсем рядом звонкий голосок, – ты опять шпионишь?

К нему бежала рослая девчушка. Поступь её легка. Она и не бежала, а будто порхала. Вся светилась. Хотя остальной облик был страшно прозаичным – черные штаны, серая выцветшая футболка и черный фартук. На поясе в специальных кармашках несколько ножичков. Одни покороче, другие подлиннее.

– Вика!

Они крепко обнялись, и Ваня, не удержав чувств, подхватил её и закружил. Вика сильно пахла яблоками. Освободившись из объятий, она сорвала косынку, взлохматила пышную гриву и стала той самой, чей образ Ваня носил в памяти.

– Идём, идём, – сказала она, увлекая Ваню за руку. Пионеры уже стали тянуться из столовой на алею.

– Я так тебя ждал! – воскликнул Ваня.

– Да, уж, – рассмеялась Вика, когда они устроились за пищеблоком на низких ящичках, спрятанных в кустах акаций, – теть Таня мне рассказала, что ты бойкий соколик.

Вика снова рассмеялась и взяла Ваню под руку.

– Даже не верится, что мы, наконец, встретились, – вздохнула она. – Звонки звонками, а так прятаться, как в детстве, лучше всего. Лучше самого длинного звонка.

Немного посидели молча в обнимку. Воздух был сладкий, и густо пахло акациями.

– Из последних новостей: мать на меня сильно напирает. Учиться гонит в город. Я пока документы не подавала. А ты что-нибудь решил, будешь поступать? – спросила Вика, глядя на пионеров, играющих с собаками.

– Я хочу пробраться к брату в деревню, – сказал Ваня, одновременно с Викой.

– А?

– К брату меня отведёшь? – Вика хотела возражать, но Ваня был настойчив. – Тебя мать по всем бабкам и попам таскает…

– Это большое нарушение, Вань, – сказала Вика серьёзно. – Без шуток, за побег из лагеря домой могут отправить, это в лучшем случае. Могут даже на учет поставить за нарушение.

– Я для этого приехал, можно сказать, – вздохнул Ваня, – а ты не хочешь меня вести. Вика, ты знаешь, где церковь Павла. Ты же ходила. А может, и сейчас ходишь.

– Ты слышал меня, Исаев? – отстранилась Вика. – Уходить за территорию лагеря запрошено, это реально единственный запрет, который в лагере существует.

– Ты не трави душу, лады? – закатил глаза Ваня. – И про правила не загоняй. Не хочешь идти, так я один пойду.

– Нет, – отрезала Вика. – Один не ходи. Там змеи в лесу.

– Серьёзно?

– Да, серьёзно, – передразнила Вика, довольная эффектом, который произвёл её аргумент.

– Ты, может, думаешь, что я про Пашку шучу. Но я не писал тебе последние месяцы. Точнее, я писал не всё. Думаю, вот напишу, и как-то полегчает, но перечитывал и всё выбрасывал.

– По телефону бы сказал.

– Так вслух ещё хуже, – поник Ваня. – Вообще тоска тогда заедает.

– Что, бабушка плохая? – догадалась Вика.

– Совсем плохая, – признался Ваня, – тётки приехали.

– Все что ли? Даже из Москвы?

– Да, – воскликнул Ваня возмущенно, – Тамара приперлась с Олей. Им зачем наш дом облезлый? Тамара эта – жадная тварь! Говорят, что приехали за бабушкой ухаживать, а сами только и ждут, когда она помрет, – сказал и сам испугался брошенных слов.

– Давай, вставай, пошли, пройдёмся по периметру, – вытянула его Вика из кустов.

– А тебя не потеряют?

– Таня скажет, – отмахнулась Вика. – Я всю картошку и яблоки к ужину уже перечистила. Пойдём, пойдем!

Ушли подальше от пионерской алее. Вика повела его протоптанными среди сосен тропинками. Местные жители, только им известными путями, ходили от деревни к лагерю «Василёк».

– Ты уверен, что тётки правда настолько стрёмные? – спросила Вика, переступая высокие сосновые корни, как петли вылезавшие из земли. – Они, может, правда ждут, но не так открыто…

– Я слышал разговоры Тамары с врачом. Она с ним по телефону говорила, а потом, не успела даже трубку положить, начала смеяться! Думала, я не вижу… А перед отъездом тёть Оля мне в лицо сказала, чтоб готовился съезжать к Пашке. Мол, даже вещи не разбирай.

– Сука какая! – ругнулась Вика и задумалась. Ване оставалось только гадать жалеет она его или нет. Впереди между сосен замелькали железные кроватные ножки. Ваня сначала не понял, но, когда он ковырнул землю носком шанхаек, всё стало понятно. В траве и на дорожке часто-часто валялись звенья железных пружинок.

Вдоль забора складировали скелеты старых кроватей и пружинные блоки. В крапиве ржавело не меньше дюжины. Эта картина напомнила Ване россыпь перевёрнутых на спину жуков, которым никак не вернуться на брюшко.

– Здесь есть ход в деревню, – Вика указала на неприметную дыру в сетке забора. – Тут через лес самая кроткая дорога.

Бесхозные кровати пустили в дело – прикрывали ими дырявый забор. Да так искусно, что если бы Вика не сказала, так Ваня бы и не догадался.

Пошли дальше, и сменился пейзаж. Между трав заблестела Волга.

– Придёт отец Павел, придёт в лагерь, – сказала Вика, похлопав Ваню по спине. – Только вот…

– Что? – стал злиться Ваня. – Пашка не вернётся домой, хочешь сказать?

– Ну да, – пожала плечами Вика. – Он свой приход любит очень. Люди в деревне его обожают. Все больше местных стали ходить на воскресные службы. Я тебе скажу, если хочешь знать, кто-то из города стал на автобусе привозить верующих к церквушке. И увозить потом. Такой вот энтузиазм у трудового населения.

– Да Пашка у нас теперь звезда.

– Прекрати, Ваня, – одернула его Вика. – Ты знаешь, как я к этому отношусь.

– Прекрасно! – огрызнулся Ваня. – А мне как прикажешь быть? Я скоро буду ночевать под забором.

– У тебя никто не может отобрать дом!

Ваня рассмеялся:

–Томка московская может отобрать у меня всё, что угодно. Оля меня ненавидит. И Пашу. Особенно за то, что он теперь у нас поп. Мне даже кажется, если бы Пашка не пошёл в церковники и не стал «антисоциальным элементом» – она бы, может, и не выгоняла меня.

– Это ты надежду ищешь, – сказала Вика просто. – Они бы всё отняли, даже если бы отец Павел был самим господом богом, такие жадные!

Дальше шли молча вдоль забора до самого заброшенного дома бабки Вероники. Там Вика остановилась и сказала:

– Надо разойтись. Пора мне вернуться.

Ваня глянул мельком на запертую дверь, на покосившееся крыльцо и вдруг заметил в траве заброшенный колодец. Его заколотили крышкой для надежности.

– Я тебя провожу.

– Что это за нотки в голосе плаксивые, – улыбнулась Вика. – Ты что раскис, Исаев? Ты шпион или сопля? – Ваня тихонько толкнул Вику вместо ответа. Они пошли по аллее. Тут было много ребятни, смеха, и Ване стало легче. Когда вокруг суета и вопли: «Да здравствует наука, спорт, прогресс… ЦК КПСС…» – думать печальные мысли сложно.

– На дискотеку пойдёшь вечером? – спросила вдруг Вика, когда они уже подходили к задней двери кухни.

– Не, – отмахнулся Ваня.

– Ты, небось, там ещё не был, на танцах.

– Ой, ну и что?

– Я так и знала, что зассышь девчонок позвать. А они, может быть, ждут, пока их такой полосатик на танцы пригласит.

–Хватит, Золотарёва! Ты прекрасно знаешь, что я не хожу на танцы.

– Соглашайся, – настаивала Вика, заглядывая Ване в глаза.

У неё самой глаза были светлые, водянистые, без четкого круга радужки. И оттого Ваня едва-едва ловил её взгляд, даже когда Вика смотрела в упор.

Он нехотя согласился, предвкушая, как Мурат и Лёня станут смеяться над ним, пока он будет с Викой обниматься в медленном танце. Он знал, что она на «медляк» его потащит. Вике всегда нравилось дразниться и давить на самое трудное, что Ване не давалось – это сходиться с людьми и проявляться на публике. А откажешь, так станет смеяться. На все просьбы Вани вести себя прилично, Вика всегда отвечала одно: «я человек беспартийный, к тому же тёмный. Что думаю, то и говорю. Какой спрос с кухарки, Исаев?»

И Ваня не спрашивал.

Попрощались. Он уже почти ушёл, когда заметил, что на руке нет часов.

Вздохнув, он вернулся к заднему входу кухни. Вика ждала его, облокотившись спиной на деревянную балку у крыльцо, и поигрывала часами его дедушки, перекатывая их между пальцами.

– Раззява, Исаев, – посмеивалась она, – обула тебя как детсадовца.

– Давай сюда, – улыбнулся Ваня и надел часы «Победа» на запястье.

– Расту, да? – смеялась Вика.

– Смотри, головой в небо упрешься, – ответил Ваня кисло. – Я думал, ты завязываешь.

– Это искусство, Ваня, – кривлялась она. – Я теперь фокусы учу. Вечером покажу.

Она подмигнула и скрылась на кухне.

Ваня и возразить не успел. Вика всегда чувствовала, когда он собирается читать нотации, и самоустранялась прежде, чем Исаев успевал открыть рот.