Читать книгу Возвращение. Сага «Исповедь». Книга пятая - Натали Бизанс - Страница 26

За ужином, который разделил со мной отец Даниель, я узнал, что случилось за эти годы в приходе: кто умер, кто родился в нашем небольшом городке. За время революции коммунаров, когда Церковь подвергалась гонениям и священников лишили оклада, жители Гатьера отнеслись к своему приходскому отцу с милосердием и пониманием, помогали всем миром, кто не мог пожертвовать деньги, приносили еду…

– Знаешь, Эдуард, ещё никогда мы так хорошо не питались. Я испытываю такую благодарность к этим людям, ты себе и представить не можешь. Все перенесённые нами трудности ещё больше сплотили нас.

Мы сделали с ним ещё по глотку вина.

– А помнишь Пьера, ну, того самого, который тебя обидел в детстве. Он же в армию пошёл. Во время боёв ему оторвало ногу. Вернулся домой инвалидом, а после обнаружили гангрену… Через полгода умер в страшных муках. Да примет Бог его душу!

Мне стало не по себе. Ей-Богу, я никогда не желал ему зла.

– Царство ему небесное! Я не знал…

– Завтра, если ещё погостишь, сходим с тобой после утренней на кладбище, я тебе обо всех расскажу. Ты же не торопишься в Ниццу?

– О, нет. Я побуду, если ты не против… – мы общались на «ты», отец Даниель настоял на этом. Он считал, что теперь мы в духовном братстве, как родные, но на людях я по-прежнему обращался к нему в вежливой и уважительной форме.

– Завтра будешь со мной служить! Я так рад, Эдуард! Ты – первый из нашего прихода, кто будет священником, всё равно, что сын для меня! Моя гордость! – он снова меня обнял. – Приезжай почаще, я всегда счастлив принять тебя. После смерти Мерлен тебе, как я вижу, и пойти некуда. Матушка не приняла?

– Я бы и сам не остался…

Мы оба тяжело вздохнули, отец знал обо всём, что было.

– Не держи обиду, сынок. Она, как червь, изнутри нас гложет. Мать достойна прощения уже хотя бы за то, что подарила тебе жизнь.

– Не держу. Не нужен я им…

– Тебе это только кажется, уверяю.

Закончив скромную трапезу, мы разошлись по разным комнатам. В доме священника было как-то особенно светло, даже тёмной ночью. Из века в век это жилище переходило от одного клирика к другому. Сколько молитв здесь было прочитано?! Сколько выслушано просьб? От мысли об этом моё сердце наполнялось любовью и радостью быть сопричастным к Церкви. Это наш общий дом, тех, кто посвятил свою жизнь Богу. Меня наполняла благодарность, прежде всего к крёстной, которая наставила меня на пусть истины, привела к вере, сделала возможным моё обучение.

Аромат лаванды со свежим дуновением ветра наполнил комнату через открытое окно.

Стрекотали цикады, мириады звёзд в тёмном небе поглядывали свысока. Закрыв глаза, я долго не мог уснуть. Помолившись за всех, кого я знал, и прочитав наизусть вечерние молитвы, я стал думать о том, как всё же прекрасна жизнь, какие она порою преподносит нам подарки. И даже в трудностях есть столько блага…

Присутствие потусторонней силы, к которому я уже с рождения привык, ощутилось лёгким ознобом. Огненная женщина вновь посетила меня.

«Интересно, что сказал бы отец Даниель, если бы узнал об Эделине? Завтра же я расскажу ему о ней.»

– Ты вспомнил обо мне, любимый!

Так необычно было слышать это слово, обращённое ко мне, никто кроме Мерлен не называл меня так в этой жизни.

– Ты здесь?! Как жаль, что я тебя не вижу.

Что-то светоносное появилось передо мной, и я зажмурил глаза от внезапно обуявшего страха.

– Просто ты ещё не готов созерцать бессмертную душу. Не я, а ты сам не позволяешь мне проявиться в полной мере.

– Хорошо. Я попробую, – усилием воли я заставил себя открыть глаза. – О, Боже, как она прекрасна! – вырвалось у меня неожиданное восхищение. Я ожидал увидеть огненный силуэт, как во снах, но наяву эта девушка была ещё прекрасней. На матовой бледной коже ярко выделялись каре-зелёные глаза, почти красные волосы опустились на плечи… Пышная грудь, упругий стан, всё это волшебное видение предстало передо мной во всей красоте, чуть прикрытое подобием полупрозрачного одеяния. Я потянул к ней руку и обжёгся.

– Осторожнее, не торопись. Боль скоро пройдёт.

– Ты всегда со мной?

– Когда нужна тебе, я рядом.

– Как это возможно?

– Мы связаны…

– Ты, наверное, всё обо мне знаешь?

Она загадочно улыбнулась:

– Знаю, каким ты был в прошлых жизнях, и до сих пор люблю…

– Есть за что?

Она задумчиво прикрыла глаза, словно уносясь мыслями в прошлое.

– Я что-то помню, но это ужасно… немудрено, что хотелось скорее всё забыть. Неужели, на самом деле, я кого-то убил?

– Ты отомстил за мою смерть, за проклятье, за то, что они сделали с нашим ребёнком.

– У нас был ребёнок?

– Я ждала его… Но зачем тебе это теперь? Не терзай себя понапрасну. Что было, то прошло.

– Ничего не проходит бесследно.

– Долгими страданиями многое искуплено, Эрнесто.

– Как? Как ты меня назвала?..

В дверь постучали.

– Ты не спишь, Эдуард?

– Нет, не сплю, заходи!

Отец Даниель вошёл в длинном вечернем халате, из-под него чуть виднелись пижамные штаны, в руках зажжённая керосиновая лампа.

– Что-то не спится мне, прости, что потревожил, показалось, что ты с кем-то разговариваешь.

Ещё несколько минут назад, я хотел сам ему всё рассказать, а теперь вдруг оторопел.

– Можно? – он присел на краешек кровати и, тяжело вздохнув, посмотрел на меня печальными глазами.

– Иногда такая тоска нахлынет, что нет сил терпеть, у тебя такое бывает?

Чего угодно я ожидал услышать от отца Даниеля, но не этого.

– Наверное всем знакомо подобное чувство…

Он осмотрелся вокруг, словно ища кого-то и, не обнаружив, снова вздохнул.

– Не люблю ночь. Днём, пока ты занят, жизнь кипит, некогда думать о плохом. Ночью остаёшься один наедине со своими мыслями, чувствами и кошмарами. Если бы ты знал, какая иногда мне снится мерзость, я вскакиваю в холодном поту и молюсь, покуда не наступит рассвет. Поэтому долго не могу уснуть и мучаюсь бессонницей.

– Может, поведав о своих кошмарах кому-то, тебе станет легче?

Он шумно выдохнул.

– Не буду же я тебе, на ночь глядя, рассказывать ужасы?

– Ну а почему бы и нет?! Я не из пугливых. – тихий смешок Эделины зазвучал в голове. – Мы частенько с ребятами рассказываем друг другу страшные истории по ночам, у кого страшнее, тот и выиграл.

– Ну ладно, сам напросился! – недолго поразмыслив, он признался: – Кажется, что это средние века, во всяком случае, очень похоже на это время. Я беден, всё время хочется есть. Венеция. Сыро и холодно, от воды воняет стоками нечистот. Ищу убежища и некуда укрыться. Дом наш сгорел, родителей нет, их сгубила чума. Много-много людей тогда погибло от этой страшной напасти. Мне лет четырнадцать – шестнадцать, на теле какие-то обноски, ищу ночлег. Стучусь в дома. Не открывает никто и хлеба куска не даст, гонят, как прокажённого. И вот какие-то люди всё-таки соглашаются впустить меня с условием, что я отработаю свой хлеб. Счастью моему нет предела, я готов на любую, даже самую грязную работу. Хозяин даёт мне краюшку чёрствой пшеничной лепёшки и похлёбку. Набив своё чрево, я засыпаю счастливым. А утром, только запели петухи, меня растолкали идти работать. Выгребаю навозную жижу, от вони в глазах режет, свиньи, того и гляди, норовят тяпнуть за ногу, но это полбеды, самое страшное начинается потом. Даже не знаю, как тебе сказать… – он замолчал, посмотрел на меня, словно решая, достаточно ли я взрослый для такого, – окатив меня ведром воды, хозяйка тащит меня на сеновал… Она сама жирная, как те свиньи, и от неё пахнет ничуть не лучше, но я вновь и вновь вынужден удовлетворять её прихоти, иначе снова голод…

Он замолчал, и я почувствовал, что меня замутило, как только представил всё это.

– Иногда проснусь и хоть в петлю лезь, чувствую себя грязным, отвратным, ни на что не годным. Только молитвы и спасают… И что самое страшное, вновь и вновь вижу этот же самый сон, а бывает ещё похлеще, но об этом я уже точно не могу тебе рассказать. Страшно спать, понимаешь, – он посмотрел в окно, – откуда вся это нечисть лезет в голову? Ведь ни разу женщины не знал…

Что тут скажешь? Может быть, Эделина поможет?