Читать книгу Такси до подсознания - Наталия Еропова - Страница 8

– Я положу вещи, сажайте ребенка в машину!

Худенькая женщина в зеленой куртке бросила на таксиста благодарный взгляд и, прижимая к себе сына, выскочила из-под козырька парадной под снегопад. Пока Сергей Михайлович ехал до Всеволожска, чудесный апрельский день превратился в маленькое стихийное бедствие. За каких-то полчаса окрестности накрыла тяжелая серая туча, повалили густые и мокрые белые хлопья. Они тяжелыми шлепками облепляли лобовое стекло, и пришлось на максимум включить дворники, чтобы хоть что-то видеть в этой круговерти. Помыл, называется, машину.

Прибыв по нужному адресу, таксист разглядел женщину с малышом на руках, большой чемодан, сложенную коляску-трость и спортивную сумку. Велел им усаживаться, а сам занялся багажом, ежась от осадков, морозивших шею и коротко стриженый затылок. Пассажирка с непривычки запуталась в системе фиксации на детском кресле, и Сергей Михайлович, успевший погрузить тяжеленный чемодан и все остальное, предложил:

– Давайте я.

Двухлетний мальчонка, похожий в своем серо-синем комбинезоне на маленького космонавта, смотрел на незнакомого дядю с интересом, но без страха. Женщина обошла такси и перед тем, как сесть, старательно стряхнула с себя снежную воду.

– Ну что, сынок? – тихо говорила она, устраиваясь рядом. – Пора домой? Поедем с тобой на поезде. Посмотри в окошко, видишь, как красиво?

За окошком, если честно, особой красоты не наблюдалось. По левую руку тянулся частный сектор, прикрытый заборами от лишних взглядов, по правую выстроились в ряд панельные дома-брежневки. Так себе эстетика. Женщина продолжала бормотать что-то такое же ласковое и бессмысленное, и это было больше похоже на разговор с самой собой потому, что ребенок увлекся игрушкой и явно не обращал на мамины слова никакого внимания.

По обыкновению Сергей Михайлович оценил ее серией быстрых проницательных взглядов, и увиденное ему не понравилось. Нет, внешне все было в порядке, природа не обидела. Просто женщина выглядела измученной и абсолютно несчастной: темнота под глазами, хмурый лоб, напряженные брови и поджатые губы с поникшими уголками.

– Мы с тобой путешественники, да? Вон, сколько всего интересного было: на поезде в другой город приехали, у тети Маши погостили. Теперь домой поедем… – на этих словах голос сломался и осип, как бывает, когда резко накатывают слезы. Тут таксист, конечно, не выдержал:

– Извините, у вас что-то случилось? Может, помощь нужна?

Пассажирка удивленно посмотрела на него, всхлипнула и поспешно зажала себе рот рукой. Она явно не хотела распускаться перед сыном, но силы были не равны, и поток слез буквально хлынул из нее. Отвернувшись к окну, женщина тихо, но очень горько заплакала.

Сергей Михайлович выехал на Дорогу Жизни, и ее спокойное однообразие довольно скоро укачало малыша – не прошло и пяти минут, как он уснул. Туча, отплевавшись снежно-водными бомбочками, присмирела и отползала, обнажая на горизонте полосу голубого неба. Пассажирка тоже выдохлась, напряжение вышло со слезами. Через пару минут она вытащила из кармана носовой платок, промокнула лицо и смущенно произнесла:

– Извините.

– Не нужно извиняться, – мягко ответил таксист. – Это вы меня простите, если лезу не в свое дело, но может вам в самом деле нужна помощь?

– Помощь? – женщина криво усмехнулась. – Помощь нужна, но не мне. А тот, кому она нужна, считает, что и сам прекрасно справится. Вот если бы вы были гипнотизером…

– Чего нет, того нет, – усмехнулся таксист. – А зачем вам? Ведь против воли что-то делать – это ж тоже ничего хорошего.

– Знаете что? Может вы в чем-то и правы, конечно… Но иногда кажется, что это единственный выход. К примеру, моя племянница… Маша… Понимаете, я же очень ее люблю, это мой родной человек. У нас с братом почти одновременно дети появилась, у меня сын, у него дочка.

Сергей Михайлович вскинул брови в удивлении, и женщина, хоть и сидела сзади, уловила это.

– Миша – это мой второй ребенок, – она улыбнулась и аккуратно, чтобы не потревожить сон, погладила мальчика по руке. – Подарок судьбы. Знаете, как это бывает, когда совсем не ждешь, а тут на тебе… А старшему, Кириллу, уже двадцать один. Такая вот разница. И племяннице моей тоже. Только Кирюха в универе учится, а Машка успела уже и замуж сходить, и мамой стать, и развестись… В общем, пьет она. Спивается.

Последовала долгая пауза. Пассажирка комкала в руках платок и решала, может ли себе позволить подобную откровенность при чужом человеке. Таксист ей нравился – он выглядел спокойным, рассудительным. Внушал доверие. Да и выговориться хотелось очень. Кому еще она может об этом сказать? Муж не поймет. Его эта ситуация вообще бесит, он давно говорит: «Бери ее за шкирку и тащи к наркологу! Пусть он ее кодирует, подшивает, капает, что хочет делает, а я уже про твою Машку слышать не могу!».

Старший сын тоже здесь не советчик. Когда-то в детстве они с Машенькой очень дружили, были не разлей-вода. Но в подростковом возрасте их пути разошлись, разные сложились интересы, разные компании. А уж после того, как Мария вышла замуж и перебралась из Казани под Питер, связь почти прервалась. Кирюха на дух не переносил ее избранника (и, если честно, правильно делал), а она не простила ему высказанного однажды честного мнения по этому поводу.

Брата уж три года, как нет в живых, а от мамы эту плачевную ситуацию приходится скрывать – ей волноваться вообще нельзя. Вот и получается, что вокруг столько родных людей, а выговориться некому.

– Знаете, не могу сказать, что у нее нет для этого повода, – продолжила она. – У нее как-то вся жизнь наперекосяк, вечно то одно, то другое… А последние три года просто ужас. Сначала ее родители разбились в аварии. Маша это очень тяжело переживала. Все мы переживали, конечно, но ее это буквально раздавило. Родители, как-никак… Потом она замуж вышла, вроде как немножко в себя пришла – оказалось, муж ей изменяет. Бросил с грудничком на руках. Выселил в убитую однушку во Всеволожске! Хотя она в свое время ради того, чтобы с ним съехаться продала отличную трешку в Казани, ей от родителей досталась. А теперь и вернуться некуда. Да и не хочет она. Жалеет себя. Такие надежды были, такие мечты! Питер – город романтики, Северная столица. Она думала, здесь все сбудется. А теперь, как дура у разбитого корыта, но обратно ползти, поджав хвост, не собирается. Это она так говорит. А что делать не знает. И как со всем справиться не знает. Вот и пьет. Жалеет себя и пьет, – она глянула на сына и прошептала: – Ребенка жалко. Сынок у нее, на год младше моего Миши. Такой мальчишечка хороший! Ну чем он заслужил?!

Она снова всхлипнула и несколько раз глубоко вздохнула, не давая слезам пролиться по новой.

– А вы к ней ездили, чтобы поддержать? – осторожно спросил Сергей Михайлович.

– О, Господи… – пассажирка прижала ладонь к глазам, слово пытаясь спрятаться от той страшной картины, которую рисовала перед ней реальность. – В больницу она попала. Они с подружкой, есть у нее одна, такая же несчастная, вот они на пару и… В общем, они с подружкой под это дело купили себе еды в какой-то уличной забегаловке. Машка отравилась, ее в больницу увезли. А подружка эта в панике мне позвонила. Дескать, что делать, Машеньки дома нету, ребенок совсем один!

– А что, она его забрать не могла?

– Она забрала, но сказала, что только на один день. Ей, видите ли, на работу надо, ее начальник не отпустит с чужим ребенком сидеть. Папаша тоже отказался, сказал, что не может. Ну, я и сорвалась. С мужем поссорилась из-за этого. Он говорит: «Твоя племянница давно взрослая, сама должна свои проблемы решать!». А как она решит, если в больнице? Мишу пришлось с собой взять… Как примчалась – эта подружка мне ребенка вручила и умотала, двух слов не сказала. Вот я с двумя мальчишками там и крутилась. Машу через три дня выписали, она плакала, спасибо, все такое. А тем же вечером пошла и напилась! Я говорю: «Ты сумасшедшая, у тебя еще желудок от отравления не отошел, куда ты его заливаешь?». А она мне в ответ: «Это моя жизнь! За помощь тебе спасибо, тетя Катя, а с нравоучениями иди куда подальше!». Потом извинялась, конечно. Утром когда в себя пришла. Прощения просила, говорила, что стыдно и все такое… А толку-то? Пьет она, понимаете? Я говорю: «Чем тебе помочь? Мы же поможем, поддержим, ты не одна на белом свете!» . А она реветь начинает. Ой, и жизнь не такая, ой, и за что мне все это? Ой, плохо, ой стыдно… К нам за помощью идти стыдно, а пить не стыдно!

***

Петербург встретил их слякотью. Снег почти растаял, превратившись в грязноватую водицу. Туча, натворившая это безобразие, спряталась за горизонт, но апрельская легкость больше не вернулась. По небу болтались неряшливые ошметки серых облаков, а по улицам гулял холодный ветер.

Катерина, выплеснув эмоции, надолго замолчала. Угрюмо думала, что сейчас они приедут, и ей придется будить ребенка, тащить на этот холод. И чемодан тоже тащить, а он неподъемный! На колесиках, конечно, но пока до поезда доберутся, она же его двести раз на всяких лесенках и поребриках поднимет. А еще сумка и коляска… И ради чего все?

– Знаете, я иногда ее ненавижу, – вдруг тихо произнесла она. – Я все понимаю, ей тяжело, страшно, жизнь сломана. Но разве можно так? Разве ее сын виноват, что все так сложилось? И ладно, в этот раз она еще легко отделалась. А если с ней что-то?.. Куда он? Отцу своему он сто лет не нужен. В лучшем случае пару недель поиграет в хорошего папочку и выдохнется. И что, мне его забирать? Так у меня свой сын есть! Даже два! И своих проблем хватает. Ну почему я об этом думаю, а она нет?! Начинаю с ней говорить, а она: «Ой, все!». Трубку вешает, на звонки не отвечает. Как будто ей хуже всех! Между прочим, руки-ноги есть, голова пока тоже, слава Богу! Работа тоже есть, там ее выходки пока еще терпят. А она! К ней столько людей относится с пониманием, с состраданием. А Маша воспринимает это, как будто так и должно быть. Думаете, мне просто было вот так вот из одного города в другой сорваться? Нет, она, конечно, мне спасибо сказала. Только что толку с этого спасибо, если я вот сейчас уехала, а она продолжит в том же духе? Я так устала от всего этого…

– А она что, вообще все время пьет?

– Нет… Нет. На нее периодами находит. Бывает, что по несколько недель все хорошо, как-то она берет себя в руки Так-то она милая, душевная, люди ее любят. На работе вон сколько раз глаза закрывали на ее выходки потому, что человек вроде неплохой. Да и жалко ее… А она все думает, что ей так и будет все это с рук сходить. Хотя… Кто ее знает, о чем она думает! Вроде общаешься с ней – адекватный человек, все понимает. А потом случится что-то, и понеслась… – Катерина страдальчески сморщилась и попыталась через куртку размять плечо, которое по ощущениям было просто каменным, и эта почти судорога странным образом отзывалась еще и головной болью. – В такие моменты ей абсолютно на все плевать. На все и на всех. А мне ее просто придушить хочется! Вот простите за прямоту, врезать по первое число! Чтобы перестала себя жалеть, свою жизнь гробить, и жизнь сына тоже. Только… все равно не поможет. А вы говорите…