Читать книгу Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря - Наталия Новохатская - Страница 2

Когда я перебираю ворох ранних воспоминаний, то нахожу бродячий сюжет. Вот такая последовательность.

Воспоминание первое. Я сижу в лодке посреди озера, голубая вода стремительно течёт за бортом, вокруг солнце и легкий бриз, гребцы налегают на весла. И тут мне приходит в голову чудесная мысль зачерпнуть водичку маленьким железным ведром. Исполнение следует немедленно, ведерко мигом тяжелеет, вырывается из рук и пропадает в голубой толще воды к моему глубокому изумлению.

Мама недовольна, но указывает, что этого следовало ожидать. Кстати, у мамы Маши своя версия событий: маленькая Катя сначала делится идеей, говорит, что сейчас «зачеркнет водички», мама запрещает, но Катя не слушает и производит опыт. Скорее всего, мама Маша помнит лучше, поскольку цитирует дочку буквально. Трёхлетняя кроха, понятное дело, говорит «зачеркну» вместо «зачерпну».

Воспоминание второе. На столе стоит бидон, маленькая Катя желает налить себе молока до кипячения, мама не позволяет, дитя тем не менее с трудом наклоняет ёмкость, и молоко щедро льется по столу. Мама Маша довольна результатом и замечает, что следовало ожидать.

Подобные наблюдения протекали в уме достаточно взрослой Кати, когда она ехала в электричке навестить родителей на даче и сообщить им много чего интересного. Из областей прошлого, настоящего и будущего.

Почему-то Катя, то бишь я, находилась в уверенности, что новости и планы, будучи обнародованы, встретят прохладный прием у родителей, в частности, у мамы Маши. Не знаю почему, но представлялось, что мама вновь будет недовольна и выдвинет встречное предложение. Я даже догадывалась, какое именно, хотя не могла ручаться на всю сотню процентов, уверенности хватало примерно на 75. Подобную вероятность я взвешивала в уме, пока неспешно проезжала одну пригородную станцию за другой.

Дело было ранним летом, но жара успела устояться. Пока я шла по песчаной дороге мимо соседних дач, то заметила, что народ прибыл и расположился. Не то, чтобы я была со всеми знакома, но отдельные фигуры выплывали из многолетнего забвения, надо сказать, что на родительскую дачу я ездила отнюдь не часто, даже не каждое лето.

На дачном участке было зелено и сыро, невзирая на жару, папа сидел в гамаке с газетой, мама Маша возилась у крана за кустами, то был единственный источник воды на участке. В дом воду носили ведрами и утилизировали тем же способом, затем несли ведро к домику с прорезным сердечком на двери и выливали в бурьян. Да, рядом с сердечным домиком в кустах располагался рукомойник, туда мама несла наполненное ведро.

– Привет, дщерь моя! – сказал папа, отрываясь от газеты. – Явление второе – те же и Катя! Не ждали, но рады!

– Вот хорошо, что приехала, – хлопотливо заметила мама. – Возьми ведро и вылей половину в умывальник, остальное неси в дом. Мне тяжеловато, много налила.

(«Прямо в точку!» – сказала я себе мысленно. – «Вот оно замечательное начало, нарочно не придумаешь!»)

– Может, лучше отлить на грядку, вот она рядом, – тем не менее вслух я высказалась нейтрально, не желая сообщать новость сходу и по поводу ведра.

– Нельзя быть такой ленивой, дочка, – назидательно заметил папа Дима. – Тебе, что, трудно?

– Зачем девочке таскать ведра? – не совсем искренне вступилась мама. – Если не хочет, то не надо. Она приехала отдыхать, правда, Катенька?

– Не совсем. Я приехала «сообщить не так чтобы пренеприятное известие» – я срочно перелицевала цитату из «Ревизора», далее добавила от себя. – Я выхожу замуж и жду прибавления семейства. Поэтому ведра с водой лишние, прошу прощения. Четвертый месяц.

– Значит уже поздно, – сообщила мама свое мнение, затем вылила на грядку всё ведро целиком. – А раньше ты о чем думала? Могла посоветоваться, не чужие.

(Да, так я и предполагала: «живя в согласии со строгою моралью», мама сочла причину для замужества неосновательной и отчасти постыдной, также обиделась, что дочка не пришла поделиться печалью или испросить родительского совета.)

– Я предпочла законный брак, – мягко укорила я маму, а папа молчал, как воды в рот набрал. – По-моему, ты всегда этого хотела.

– Я не подумала, извини дочка! Лучше поздно, чем никогда, – спохватилась мамочка. – И кто же он?

– Я надеюсь, что жених в курсе событий, – наконец разомкнул уста папа. – И не особенно возражает.

(Пять копеек от папы стоили дорого, он изложил мнение с известной элегантностью.)

– На следующей неделе я его привезу, можете обсудить, – пообещала я. – А вообще-то я ждала поздравлений, объятий и поцелуев.

На этом я бы опустила занавес и последующую сцену с объятиями и поцелуями оставила неописанной. Я так и знала, что получится неловко – на все сто процентов!

После того, как главная новость освоилась, мы с родителями посидели за столом, попили чаю, и ситуация вошла в колею, первоначальная неловкость сгладилась. Наверное, в тот момент у нас произошло переформатирование отношений, родители наконец постигли, что дочка выросла и живет, как хочет, без оглядки на их мнение. Понятно, ни одному из них новшество понравиться не могло, ко всему прочему мама с папой поняли, что я не нуждаюсь в их поддержке или одобрении. Вот решила завести ребенка и выйти замуж, и совета не спросила. Конечно, обидно.

Но и мне было отчасти не до них. Хотя тошнило меньше, но тем не менее, ко всему прочему беседы с Мишей по поводу законного брака оставили не лучшее ощущение, а соображение что «сейчас или никогда» в принципе оставалось главным. Но…

Было и другое, я начала понимать, что теперь я не одна – нас двое, с будущим детишкой, пока в одном флаконе, но в дальнейшем… Однако маме я этого высказать не могла, она бы обиделась не на шутку. Вполне возможно, что отсюда проистекала неловкость.

После затянувшегося чаепития я пресытилась дачным уютом и заявила, что намереваюсь прогуляться по местности, оказавшись в кои веки раз на свежем воздухе.

– Как, одна? По солнцу? – вознегодовала мама. – В твоем положении! Сейчас отец оденется и отлично пройдетесь. Дима, иди одевайся!

– Спасибо, не надо! – спешно вмешалась я. – Пока вполне справляюсь, пойду по аллее к усадьбе и озеру, там кругом тень.

– Не хочешь, как хочешь, – уступила мама. – Да, кстати сказать, если пойдешь мимо «богатых дач», загляни к девушке, не помню, как её зовут. Черненькая такая, вы с нею пластинки слушали, дача в два этажа с пристройкой.

– Татьяна Мельник? – мгновенно догадалась я.

– Она самая, – подтвердила мама. – Заезжала недавно с коляской, у нее второй, теперь мальчик, спрашивала тебя, интересовалась, когда приедешь. Телефон я без спроса не дала, хотя она просила, но сказала, что сообщу, если будешь здесь. Говорила, что дело к тебе, по вашей конторе, зря ты хвасталась, когда была в последний раз. Надеюсь, что муж ей не изменяет, с двумя-то детьми!

– Было бы неловко, – согласилась я. – Хотя как откажешь?

– Сошлись на беременность, – подсказала мама. – Скажи, что и на своего мужа смотреть не хочешь, а чужие тебе вдвойне противны.

– Логично, мерси Мария Феликсовна, – я церемонно поблагодарила маму и удалилась с участка вдоль темной аллеи в сторону «богатых дач».

Пока я следовала позабытым маршрутом, то сперва лениво размышляла над маминой привычкой именовать ту часть поселка «богатыми дачами», затем мысли плавно перешли к Тане Мельник, хотя теперь она именовалась иначе, как – я не помнила, а может быть, и не знала.

«Богатые дачи» возникли у мамы в лексиконе сразу после получения крохотного участка в незавидной части старого дачного поселка. Бытовала такая практика на рабочих местах в незапамятные времена. Пока мама с папой корчевали пни и закладывали фундамент будущей сторожки, целинная публика с неодобрением и завистью смотрела на хорошо устроенную дачную слободу неподалеку.

Там участки были не в пример больше, где-то вчетверо, если не впятеро, там росли сады, а меж ветвей и листьев угадывались вторые этажи с мансардами. Дачники жили старинные, почти все довоенные, дачи строились в разных стилях почти прошедшего века: финские домики с покатыми крышами, разбухшие псевдорусские избы, миниатюрные шале и виллы – и разнородность построек вполне радовала глаз.

Но маме застило. Она не могла толковать о соседях без неодобрения и не понимала, отчего дочка Катя охотно водится с их отпрысками. Запоздалые классовые чувства обуревали бедную Марию Феликсовну, отчасти потому, что ее родная сестра тётя Рита владела похожей дачей по правам дяди Славы, а маме с папой приходилось отвоевывать незавидное дачное пространство тяжкими трудами. Но Бог с ними, с классовыми предрассудками…