Читать книгу Пять жизней - Наталья Новикова - Страница 7

Подходя к месту, где предположительно находилась заброшенная фабрика, Кристина всё чаще замечала разбросанные картонные коробки и деревянные ящики. Некоторые из них стояли в стопках, прислонённых к стенам, некоторые лежали беспорядочными грудами. Кое-где попадались нагромождения картона вперемежку с тряпьём и жестяными банками. В некоторых таких кучах сидели или лежали люди. Один бездомный расположился на скамейке и, видимо, спал, свесив чёрную от грязи руку и уткнув лицо в рукав. Иногда до Кристины доносилось бормотание кого-то из здешних обитателей. Двое мужчин с всклокоченными бородами проводили её диким взглядом, когда она проходила мимо. Их глаза блестели в темноте, отражая свет неполной луны. Кристину передёрнуло, и она начала жалеть о своём решении проводить поиски ночью. Контуры зданий и ангаров врезались в черноту неба и казались угольно чёрными плоскими декорациями, подсвеченными луной только по контуру. Как ни странно, неприятного запаха здесь не было. Лишь изредка, проходя близко к спавшим на коробках или ящиках, Кристина ощущала зловоние, напоминавшее ей запах от собственной одежды, когда она только попала в Новую Гоголевку.

Впереди вдруг стало заметно светлее, и она смогла разглядеть проблески горевшего огня через полуобрушившуюся стену здания, которое, видимо, и было тем, что осталось от старой фабрики. Подойдя ближе, она насчитала десять или двенадцать человек, которые толпились вокруг костра, тихо переговариваясь. Кристина в нерешительности остановилась, не зная, как действовать дальше. Было небезопасно просто войти туда и начать задавать вопросы. Одно дело – одинокий запуганный бродяга на перекрёстке, другое – группа людей, явно знакомых друг с другом и, возможно, уже долгое время проживавших рядом. Весьма вероятно, что им не понравится, если кто-то чужой вдруг войдёт и начнёт спрашивать о местном авторитете. Может оказаться, что кто-то из них или даже все они все работают с ним. По всему выходило, что Кристина сейчас находилась не в выигрышном положении. Не зная, что делать дальше, она отступила глубже в тень соседнего здания и стала прикидывать варианты.

– Ищешь ночлег, милая? – услышала она надтреснутый голос у себя за спиной.

Оборачиваясь, Кристина прикинула: «Агрессия в интонации не слышится. Скорее, участие и забота». Она всмотрелась в темноту. Пожилой мужчина, довольно худощавый, сидел, прислонившись к стопке деревянных поддонов. Его ноги были завёрнуты в какое-то подобие куртки, рядом стояла большая коробка, которая, судя по всему, служила ему столом: на ней лежали мешки, ложка, кружка и какой-то тёмный свёрток.

– Я ищу кого-то, кто скажет мне, где найти Дика. Вы его знаете?

– Присаживайся, в ногах правды нет.

Кристина помедлила и присела на корточки напротив пожилого мужчины, поморщившись от звука, с которым хрустнули коленные суставы. В свете луны были видны только острые скулы мужчины и такой же острый подбородок. Глаза глубоко ввалились в глазницы, волосы закрывала синяя вязаная шапка. Старик казался болезненно худым, даже костлявым.

– Тебе нужен Дик? Хочешь на него работать?

– Что-то вроде того. Мне нужно найти его самого, а не помощников. Вы знаете, где я могу его найти?

– Милая, тебя как звать?

Девушка немного замешкалась, раздумывая, какое имя назвать – настоящее или то, под которым её знали здесь. Решила и выбрала своё настоящее.

– Кристина.

– Рад знакомству, милая Кристина. Я Толич. У меня тут немного сыра припасено, угостишься? – мужчина потянулся скрюченными пальцами к свёртку, лежавшему на коробке, но Кристина замотала головой.

– Ну, коли так, расскажи, зачем Дик тебе понадобился среди ночи?

– Они забрали мою вещь. Это кое-что очень важное, из моей настоящей жизни.

– Я не понял, что ты говоришь о «настоящей жизни»?

Вот он – самый основной вопрос и самый сложный. Ответ на него до сих пор казался Кристине абсурдным, нелепым, но нужно было как-то объяснить то, что она сказала. Девушка пожала плечами:

– Ну, когда у меня было, где жить и где спать. Потом всё так резко переменилось, и я оказалась здесь. Единственное, что осталось у меня из той жизни – мой кулон – у меня забрали дружки этого рыжего индюка. Так вот, я хочу свой кулон назад.

Старик пошамкал губами, будто что-то жуя. Кристина только сейчас поняла, что не ощущает от него никакого неприятного запаха. Тряпица на коленях не выглядела грязной, рубашка была застиранной и помятой, но довольно опрятной.

– Понимаю, милая, понимаю. Знаешь, раньше мне тоже казалось, что мне очень важны все мои вещи. Я ведь был учителем истории, ты можешь себе представить? – Старик хрипло засмеялся, и его острые скулы сгладились небольшими появившимися щеками. – Я думал, что у меня всегда будет работа – история нужна во всех средних и старших классах. Но вышло, как вышло, и я разговариваю с тобой здесь, а в моём домике сейчас попивает чай один ушлый риэлтор. Знаешь, я любил свой дом и мою старушку. Мы с ней вместе прожили пятьдесят лет. Меланья всегда заботилась обо мне, освещала наш дом своей улыбкой. Она была моим смыслом, это я уж после понял. Она меня покинула, и горе захлестнуло меня так, что я дал слабину – первый раз в жизни напился до очертения. А утром захотел избавиться от всех наших вещей – ведь Меланьи моей больше не было, тошно мне стало. Глядеть не мог на пол, по которому она шаркала в своих мягких тапочках, на кресло, которое скрипело каждый раз, когда она садилась телевизор поглядеть. Всей моей жизнью была Меланья, вот что. Не дом и не добро наше, а она. Тогда я просто продал дом первому же покупателю, и мне было всё равно, когда риэлтор не отдал мне деньги. Они с покупателем были в сговоре, как я потом узнал. Потащили меня к врачам и налепили справку, что я слабоумный, а риэлтору дали надо мной опекунство, стало быть. Так что он забрал и деньги, и квартиру. А меня они хотели посадить на таблетки, только я не дался, – Толич широко улыбнулся и немного расправил спину. – Мой отец войну прошёл! Они думали, что я овощем буду? Да кабы не так! Выкусили! Я ушёл через окно в туалете, пока они оформляли в компьютере своём что-то. Как только почуял неладное, так и потопал в нужник – в поликлинике он на первом этаже. Ну, в чём был, вылез на улицу-то, да и пошёл вдоль дороги – денег же на проезд даже не было! Так и шёл потихоньку, пока не нашёл эту фабрику заброшенную – тут они уж точно не стали бы искать меня. Хотел поселиться в каком-нибудь заброшенном доме в деревне по соседству, я бы восстановил его со временем, но не было у меня никаких бумажек, чтобы это всё оформить – риэлтор этот с покупателем забрали же всё, даже паспорт. Да и диагноз же мне присвоили – душевнобольной, стало быть. А кто дом даст выжившему из ума? Никто. Так что по закону я нигде жить не могу. Всё решают бумажки. Всё бы ничего, да прошлой зимой я пальцы отморозил на левой ноге. Да и что с того… Куда мне прытко бегать? Спешить некуда. Вещи – это не главное, милая. Вот что я понял. Тебе так уж нужен этот твой кулон, или ну его – соваться к здоровым парням этим?

Слушая рассказ пожилого мужчины, Кристина не понимала – неужели у Толича не было возможности оспорить лживый диагноз, который на самом деле не имел оснований? Просто пройти обследование, доказать… Хотя, кому и что он мог доказать, если ценой вопроса был дом, а в том, чтобы отобрать у него этот дом, были задействованы профи в сделках с недвижимостью, которые, похоже, обманули десятки таких, как он. Ему ведь совсем не оставили шансов.

– А вы пробовали искать родных? У вас кто-то остался?

– Сын в Чечне погиб, когда ему двадцать пять было. Не успел обзавестись семьёй. А больше у нас никого и не было, только мы с Меланьей друг у друга.

– И вы не пробовали найти какой-то приют, где бы… о вас позаботились?

Толич усмехнулся, покачав головой:

– Да кому нужен старик, с которого нечего взять? Я не могу работать, чтобы окупить кусок хлеба и крышу над головой, которую они дают. У меня нет пенсии или квартиры, которую можно было бы отдать за содержание там. А если идти в обычные ночлежки, то там немногим лучше, скажу я тебе. Бывал я там, и кроме клопов и бронхита, ничего не увидел. Так что я тут сам по себе, стало быть. Не жалуюсь, в общем.

– Но вы ведь заслужили лучших условий! – возмущённо воскликнула Кристина более громко, чем ожидала.

– Заслужил? Чем же? Я – обычный человек, который пришёл в эту жизнь ни с чем и уйдёт ни с чем. Всё, что было у нас с Меланьей – это её заслуга. Без неё не было бы у нас ни дома, который она в сельсовете выбила, ни огорода – ничего. Вот всё нажитое вместе с ней и ушло.

Он умолк. Кристине неловко было теперь задавать вопросы, пытаться найти фольген – казалось, всё как-то разом поблёкло перед историей этого пожилого мужчины, многое повидавшего за свою долгую жизнь. У неё в груди защемило от жалости и бессилия от услышанного, захотелось как-то помочь ему, исправить то, что с ним сделали те мошенники. Вернуть его в его дом, вернуть ему жизнь, которой он заслуживал. Но что она могла сделать, если и сама сейчас была бездомной, без имени и документов? Сейчас у неё был только один вариант – разыскать злосчастный фольген и заставить его сработать.

Кристина пошевелила затёкшей спиной, шумно вдохнула и спросила:

– Вы мне всё-таки скажете, что вы знаете о Дике? Кто он, чем промышляет? Где бывает и с кем?

Толич дёрнул плечами, будто отряхивая их.

– Этого молодчика здесь боятся. Боятся и уважают, скажу я тебе. Насколько я знаю, он на улице с самого детства. Отец-пьяница его поколачивал, вот мальчонка и сбежал. Собрал шайку парней, которые для него крали по мелочи. А в шестнадцать он прикончил местного «авторитета» Карпата. У парня ловко выходило метать ножи. Так вот, он спрятался на втором этаже одной «заброшки», и когда Карпат со своими проходил мимо, засадил ему нож – да точно в глаз, стало быть. Рассказывают, что сразу же, когда ещё не перестала течь кровь Карпата, Дик вышел к его дружкам, назвал себя у них главным и предложил несогласным выйти с ним на поединок – его ножики против их оружия. Да только те парни особой любви к Карпату не испытывали. Так что с этого момента Дик принялся за дела покрупнее карманных краж. Он взрослел, становился опытнее и злее, и однажды положил глаз на домик Маши Колегиной. Маша – вдова с дочкой, которой тогда было, стало быть, двенадцать. Они вдвоём жили в доме, который остался Маше от покойного мужа. Я их семью не знал, но часто видел Машу с девчушкой на рынке, когда они овощи покупали. И вот Дик заявился к ней с парой своих дружков и объявил, что этот дом переходит к нему, а Маша должна будет заместо жены и прислуги раз в неделю привозить им продукты и убирать в доме, если не хочет, чтобы её дочке порезали лицо. И Дик поселился у них, прозвал дом своим ранчо.

– Она обращалась в полицию? Почему они не смогли защитить её?

– Да приходила она в полицию, только Дик на допросах ухмылялся и говорил, что она сама захотела жить с ним.

– Он и сейчас живёт в этом «ранчо»?

– А где ж ему ещё быть-то. Только вот Машу похоронили уж год как. А дочка её сбежала в Москву, как только матери не стало, пока Дик был занят похоронами, стало быть. Так что он теперь там один хозяйничает.

– Где мне найти этот дом?

В глазах старика мелькнуло беспокойство.

– Ты собралась туда одна?

– Просто скажите адрес, пожалуйста.

Толич помедлил, вглядываясь в лицо Кристины. Пожевал губами, вздохнул и произнёс:

– Это на Майской улице, самый первый дом. Ты не пропустишь его: красная черепица, стены из белого кирпича и высокий зелёный забор.

– Спасибо, я запомню. А чем он вообще промышляет? Вы что-то знаете о его делах?

Мужчина покачал головой.

– Знаю только, что с нехорошими людьми Дик связался. Продаёт наркотики подросткам, вот только своими руками он никогда ничего не делает. Всё через подручных, из-за этого полиция не может на него выйти. Они как-то пытались…

Толич не успел договорить: раздался громкий лязг металла. Кристина обернулась на звук. К ним приближался крепкого вида мужчина с короткой чёрной бородой. Лязгающий звук повторился: его издавал кусок арматуры, которым шедший ударял о бетонное ограждение по мере того, как к ним приближался. Подойдя чуть ближе, он крикнул:

– Здорова, Галя!

Кристина вскочила, не понимая, кто он и откуда может знать её. Вернее, не её, а Галю. Мужчина снова выкрикнул:

– Ты думала, что Дик не знает, где ты? У него везде глаза и уши. А ты кое-что у него забрала.

Мужчина поигрывал арматурой, вращая запястьем, будто это была обычная лёгкая палка.

– Он ждёт тебя, Галя. Надо вернуть, что взяла.

Кристина решила получить максимум информации, какой только удастся узнать. Она крикнула в ответ:

– О чём ты?

Мужчина подошёл ещё ближе, и она смогла разглядеть его лицо: сероватое, тронутое морщинами. Глубоко посаженные глаза, высокий лоб. Мужик улыбнулся, обнажив зубы с жёлтым сигаретным налётом.

– А ты разве не помнишь, что в берёзовом лесу забрала три фасовки?

Должно быть, мужчина говорил о том лесу, где Кристина заснула после того, как только появилась в Новой Гоголевке. Припомнив рассказанное Толичем, она начала понимать, зачем именно нужна Дику.

– Ты про наркоту, что ли? Я ничего не брала.

– Все вопросы к Дику. Лучше приди вовремя, а то он может разозлиться не только на тебя, но и на твоих приятелей.

Мужик развернулся и с силой ударил куском арматуры по деревянным ящикам, на которые опирался Толич. Дерево затрещало, выбросило облако щепок, а старик закашлялся, закрыв голову руками. Мужик снова размахнулся. На этот раз импровизированный столик из коробок смялся, свёрток сыра запрыгал по земле и откатился к куче разбитых досок. Довольный произведённым эффектом, мужчина произнёс, глядя Кристине в глаза:

– Приходи завтра в одиннадцать в Завеличье, у железной дороги. Поняла?

Волна возмущения и гнева подкатывала к горлу, но Кристина сдержалась и ответила ровным тоном:

– Я приду. И скажу Дику, что ваш товар надо искать у кого-то другого.

– Можешь петь любые песни, меня не колышет. Это всё к Дику.

Мужик развернулся и зашагал вдоль кирпичной стены не оборачиваясь. В ушах Кристины стучал пульс, челюсти с силой сжались, дыхание резко вырывалось из груди, а она всё смотрела, как он уходил, и чувствовала себя бессильной. Как она ненавидела это ощущение! Уже много лет она не испытывала ничего подобного – с того дня, когда её впервые избили в школе. Одноклассники дразнили её «брошенкой» после того, как родители развелись, и однажды от обзывательств перешли к физической демонстрации превосходства. Тогда она вернулась домой с разбитой губой и обширными синяками по всему телу, испуганная, раздавленная и беспомощная. Именно в тот день она поклялась себе, что больше никогда не будет беспомощной и сможет постоять за себя, и уговорила маму записать её в клуб по самообороне.

Несколько минут назад мужик мог запросто ударить арматурой не по деревянным поддонам, а по спине или по голове Толича – просто потому, что был физически сильнее, и тогда бы пожилой мужчина не выжил. А ведь он просто оказался рядом с ней в неподходящее время. Что же за человек этот Дик, которому удаётся проворачивать свои дела, не попадаясь полиции? И как ей теперь получить свой кулон, который он, возможно, уже продал? Со своими прежними навыками, заработанными в многочисленных поединках в клубе по миксфайту, будучи Кристиной Линчук, она бы ещё смогла справиться с Диком, но в этом больном теле бездомной Гали у неё точно не было шансов в прямой стычке с ним.

Сначала нужно было дать телу отдых, а потом прикинуть варианты. Кристина помогла Толичу собрать рассыпавшиеся щепки, разгрести смятые коробки и направилась к Каштановой улице, которую уже проходила по пути к фабрике. Проходя мимо скамейки, на которой некоторое время назад лежал бездомный, Кристина заметила тёмную лужу, в которой отражался лунный свет. Бездомного не было, как и картонки, которой он укрывался. Тёмная жижа под скамейкой вполне могла быть его кровью. Девушка содрогнулась и ускорила шаг.

Примерно через час Кристина отыскала гостиницу «Российская». Она не стала входить через главный вход, понимая, что у неё потребуют паспорт, чтобы заселить в номер, забронированный для неё Хенгом, так что она дождалась, пока поднялась на четвёртый этаж в простом маленьком лифте и открыла незапертую дверь шестьдесят второго номера.

Хенга она обнаружила в кресле, читавшим какую-то книгу. Он поднял на неё взгляд и поприветствовал:

– Рад, что ты всё же пришла.

– Я подумала и решила, что прощаю тебя.

– За что? – брови Хенга приподнялись, он явно был удивлён. Кристина же нисколько не смутилась.

– Главным образом, за то, что продал мне кулон с чёртовым побочным действием без инструкции, которая указала бы мне, как не превратиться в бомжиху посреди развалин.

Хенг улыбнулся.

– Что ж, ты вправе так говорить. Рад, что ты здесь. Твой номер – соседний. Меня заверили, что, как только я позвоню на ресепшен, в течение пятнадцати минут у тебя будет горячий ужин. Ключи на этом столике. Сейчас позвоню им насчёт ужина.

На столике в коридоре действительно лежали ключи, рядом с телефоном Хенга и толстой папкой каких-то бумаг. Через шесть минут Кристина уже отмокала под струями горячего душа в шестьдесят третьем номере. Она выстирала всю одежду, развесила её на полотенцесушителе и, закутавшись в гостиничный халат, с аппетитом проглотила жаркое в горшочке, закусывая его хрустящим чёрным хлебом.

Она нашла в тумбочке карту Пскова, некоторое время изучала её, а затем положила на прежнее место.

Спустя двадцать минут Кристина уже спала в мягкой гостиничной кровати.