Читать книгу Больно - Наталья Родная - Страница 4
– 3-
Оглавление«Какой ты красавчик!» – проводя от плеч по груди и животу, она с явным удовольствием добиралась до кубиков пресса и снова поднималась по мускулистым предплечьям. Он бережно взял её за руку и вывел из-за спинки дивана, словно развернул в танце. Глаза пробежали по обложке медицинского обозрения и бугорку карандашика, спрятанного внутри страниц.
Он усадил её к себе на колени и обнял. Она затихла, боясь драгоценное мгновение сократить. Взгляд скользил по его тонущим в мягком свете пальцам и полусогнутой кисти с чуть заметными сухожилиями и сеточкой вен.
– Смотри, – указала она взглядом выше его ладони, – на подлокотничке уже трещинка.
– Старится наш Берлинчик.
– Ты даже название помнишь?
– Да, мы купили его, когда вернулись из Берлина.
– Я помню.
– Что ты помнишь?
– Ну-у, как ходили в магазин, как выбирали ткани…
– У-у-у, – притворно нахмурился он.
– У-у-у, – скопировала она и засмеялась.
– А по-том? – растягивал он вопрос, поднимаясь по её бедру.
– Сейчас…
– Катюша, доброе утро, – проводил он дыханием слов по её лицу, пробуждая на сомкнутых губах улыбку, – поднимайся.
– Встаю, но делать зарядку и готовить завтрак не хочу.
– Вот так доброе утро! Давай я приготовлю завтрак, с зарядкой сама справишься, – он остановил лоб у её подбородка и вдохнул родной запах.
– Нет! Ты – зарядку, я – завтрак! – быстро поднялась она.
Шёлк халата мелькнул в проёме двери, благородно задребезжал фарфор, просигналила духовка, и густой запах сыра неторопливо добрался до комнаты.
«Вдох-выдох, раз, два, три», – срочно заканчивалась зарядка.
– Как вкусно пахнет, – сказал он, заглядывая в кухню.
– Тебе легко угодить – это всего лишь бутерброды.
– Всего лишь с пармезаном.
– Не ожидала от тебя такой разборчивости.
– Мне он еще на экскурсии понравился, сложенный в погребах кирпичиками.
– Да-а, в Италию хочется ещё – там столько всего интересного. Мы были в северной части, можно по югу попутешествовать…
– Тебя заждался сувенирчик из прекрасных мест, такое издание красивое, подарочное.
– Прямо сегодня начну, – вздохнула она с сожалением о необходимости себе напоминать.
– Не могу помочь убрать – пора…
Спина в отутюженной сорочке, запонки, жест, которым он поднял портфель, запах, взметнувшийся над запястьем…
Бездушная дверь мигом скрыла любимый силуэт. Она раскрыла дверцы книжного шкафа, сквозь блики прозрачной упаковки прямо на неё смотрела «Средиземноморская кухня».
– Николай Павлович, здравствуйте! С возвращением! Как отдохнули? – заулыбался, пожимая руку, Анатолий Алексеевич.
– Хорошо, как всегда, хорошо!
– Разве везде одинаково хорошо?
– Нет, просто лучше, чем на работе.
– Обижаете, Николай Павлович! Мы на вас так надеемся, так ждём, а вам здесь оказывается не очень. На выставку оборудования в Киев съездить нужно, только на вас рассчитываем.
– Съезжу, конечно, отметиться.
– Надо бы в детали вникнуть, что на чём проводить можно.
– Мы только в прошлом году отличное оборудование для малоинвазивных операций закупили, операции проходят на нём отлично.
– Тогда считайте это моей личной просьбой.
– Даже так?
– Хочу открыть кабинет, вас работать пригласить.
– Спасибо, не ожидал. Когда выставка?
– В ноябре, в десятых числах…
– Время есть, позже обсудим ещё раз. Вы моих сами выписали?
– «Министерскому» поручил, что у ваших-то изменится? Он домой их поотпускал, за выпиской сказал к вам обращаться. У него, видите ли, не вся информация на руках, нет доступа к историям болезни.
– Понятно. Как он здесь?
– Сам по себе – не со всеми он, надо понимать, не со всеми.
– Николай Павлович, поговорить с вами можно? – окликнули его у входа в кабинет.
– Да, Михаил, проходите.
– Я не мог нормально работать с пациентами, потому что у меня не было возможности изучить истории, вникнуть в суть назначений, увидеть целесообразность операций!
– Хорошо говорите, как с трибуны, – удобно располагаясь в кресле, отметил Николай Павлович.
– К чему это? Мы с вами в больнице разговариваем.
– Не обижайтесь, когда видишь вас, подобное непременно приходит на ум.
– Я пришёл спросить о другом.
– О чём же?
– Предполагалось, что я выпишу пациенток после ваших операций. В некоторых случаях они были им, мягко говоря, не нужны. Хочется понять…
– У вас замечательный настрой! Как ответственный за ваше здесь пребывание и обучение, Анатолий Алексеевич будет знакомить вас с необходимой вам документацией. Здесь достаточно пациентов, достаточно специалистов любого профиля, любой научной степени, люди обращаются, им оказывают помощь, их наблюдают, направляют к другим специалистам, в другие клиники. Мы не зациклены на себе и своих возможностях – на базе нашей больницы можно получить…
– Простите, но эта скороговорка лишена практического смысла! Я не услышал, что здесь кто-то намерен людей лечить! – хлопнула дверь, торопливые шаги прочь от кабинета взяли на себя выражение недовольства и сопротивления.
Николай Павлович выдохнул и повернулся к открытому окну: начиналась осень, остывающий воздух не плавился от жары, пейзаж за окном был несравним с итальянским.
Рабочие в перепачканных жилетах вколачивали в асфальт рельсы, поодаль кипела бочка со смолой, источая режуще-горький дух. Из люка вылетела громкая доходчивая фраза одного из работников, мол, ему нужен ключ, но коллеги, сбившиеся вокруг покорёженной железяки, никак не отреагировали на просьбу. Несколько трамваев остановились друг за другом, единичные пассажиры рассеянно смотрели в окна. Пылинки веселились в лучах солнца, вырываясь из-под стёршейся на полу резины и кружась у открытых дверей. Вдруг один вагон резко тронулся, подпрыгнул на невидимом препятствии и тут же спустился с него, издав характерный скрипучий звук. Трамвай уехал, Николай Павлович стоял, всматриваясь в покорёженное полотно асфальта и выискивая взглядом источник знакомого скрежета. Ему вспомнилось, как чуть уклоняясь вправо, сужалась аллея деревьев на Пушкинской, в ней красиво разворачивался трамвай, а он, оставив мамину руку, недолго бежал за ним навстречу красоте осенней улицы, её запахам и звукам.
Мама любила выходить из дома настолько заранее, что в пункте назначения с ней можно было оказаться на час раньше. Ушедшие трамваи никогда не огорчали её, напротив, она радовалась возможности пройтись по любимым улочкам. Её фантазия в прокладывании маршрутов от дома ко Дворцу пионеров была неистощимой. Так сложились «весенние» – с минимальным количеством луж, «зимние» – по самой короткой дороге, «осенние» – самые разнообразные и любимые. Мама всегда смотрела вверх, она высматривала на домах статуи, гербы, колонны, наслаждаясь их растворяющейся во времени красотой.
Однажды в предвкушении осенней прогулки он забыл дома самостоятельно рассчитанную и тщательно собранную модель самолёта, которую очень хотел показать на кружке. Вспомнили о ней только свернув на Сумскую и увидев здание, в которое направлялись. Он остановился в нерешительности, на глаза навернулись слёзы, мама наклонилась к нему:
– Коленька, самолётик – не главное, ты сам знаешь, что сделал хорошо, покажешь в следующий раз.
– А что главное? – поднял он на маму краснеющие глаза.
– Главное, чтобы от твоих моделей была польза людям.
– Как от папиных? – спросил он, чтобы не начать плакать.
– Как от папиных, – мама гладила его по голове, а он вертел ею, не выдавая, что успокаивается от прикосновений.