Читать книгу Дихтерина - Наталья Юлина - Страница 5

Часть первая
Тянь-Шань
Девушки наши

Оглавление

– Нет. Ты представь, не проснулась еще: кто-то ходит. Шуршит, не стесняясь, бумагой, старается в сумку попасть.

– Да ты что?

– Я испугалась. Кричу «кыш», никакого ответа. Так же, блин, шуршит и шуршит.

– Я б запустила хоть чем.

– В кого? Я ж не вижу. Может, ворона.

– Где здесь вороны, ты что?

– Испугалась. Чуть поднялась на локтях.

– И что?

– Белки. Деловые. Обследуют всё. Пакет разорвали.

– Значит, в палатке дыра.

– Ты слушай. Конечно, дыра, да мне-то что толку? Как рыжих бестий прогнать?

– Рыжая бестия, так тебя твой Сашка зовет. Ученый.

– Гад он, ученый.

– Ты что?

– Ничего. Обещал, разойдусь, разведусь. А я опять залетела. – А он?

– Гад. Ты лучше про белок послушай.

– А что?

– Да то. Убила я белку-заразу. Железку здоровую мой положил в головах – наверно, стащил. Схватила ее и по ним.

– И что?

– Заверещали, сбежали, как бабы из бани, если хлещет один кипяток, а этот, бельчонок лежит. И кровь.

– Что теперь делать?

– Выбросила, что делать.

– Нет, тебе-то что делать?

– Да что я, маленькая? В первый раз?

– Ой, Людка, дела.

– Да, ты языком смотри не трепи. Если кто здесь узнает, я на тебя все повешу, поняла?

– Да брось, что же мы, не подружки? Ты хоть и крутая, а глупая, Людка. Сказать секрет?

– Ну.

– Замуж иду. Заявленье подали.

– Ух, ты. Почему ж я такая? Вот че… ерт.

– Приглашаю, через три недели.

– Ты подумай. Вот девка счастливая. Наверно, в Москву уедешь теперь.

– Ну.

– Уедешь, я здесь буду одна.

– Что делать с тобой. Дура ты, Людка. В марте гуляли, тебе девятнадцатый стукнул?

– Сказанула. Девятнадцать исполнилось.

– Всё равно. Не надо рожать, жизнь искалечишь себе и ребенку, но и залетать-то зачем? Что ж ты такая у нас…

– Не тебе чета. Ты у нас деловая.

На этих же днях поднимаюсь от озера к нам. Слышу, Миша, Зоин жених, просигналил. Остановил. Подвезу, говорит. Села. Хохотнул и мимо дороги вверх почти вертикально. Машина ползет, как беременная, переваливаясь с боку на бок. Камни стучат по дну, кузов вот-вот сорвется. Машина-старушка едва жениха переносит, не сдюжит, развалится, кажется, прямо сейчас. А Мише смешно. И что же? Хохочем вдвоем. Длинный срезав язык и подпрыгнув два раза, наконец, на дорогу попали, ура. Подъезжаем. Зоя-невеста не бросится Мише на шею, как завидит его. Издали ручкою пухлой махнет, вот жених и растает. Может, счастливою будет.


Но. Но всё, что ты знаешь, для местности данной не нужно, в ближних поселках девушки наши живут и законы свои соблюдают.


Ах, ах, что бы такое рассказать, чтобы скрыть правду. Да, задолго до экспедиции мое сердце остановилось, подумало и пошло в другую сторону. В прежние времена сказали бы, что оно разбилось.

Из разбитого сердца выходят все шлаки, названье которым любовь. Да, освобожденье пришло. Но слово свобода в свободе значений погрязло. То может быть этим, а после не этим, а тем. Моя же свобода уже утонула в душе. Душа тяжелеет, а дух всё свободней и тише.

Да, кто малахольного больше в свободе живет? – Только жмурик. Малахольный локтями-когтями не будет сражаться за пайку. Дела нет малахольному, кто там и в чем виноват.

Насельникам местным свобода моя оказалась не всем по зубам. Раздражались.

Но вернемся ко мне. Что же было? Было, не было. Было со мной.

С ним, сейчас уж не знаю. А со мной – крушение, разрушение, ворошение. Именно в такой последовательности. Ворошение – моя жизнь в экспедиции.

Ну, во-первых, какой Он? Он – почти как Христос. Любящий всех, прощающий всех. А Христос может жить среди нас? В том-то и дело. Это и было причиной моего несчастья, да и счастья тоже. Я боялась за него. Мне казалось, что его жизнь в опасности, что его разум не выдержит не то что разлуки со мной, а вообще без меня. Он и я – один человек. Без меня он только полчеловека, и его полразума не в силах справиться с этой постоянной агрессией среды. У меня были приступы ощущения, что его распинают. Уже вбиты два гвоздя в руки. Он дергается от боли, бледнеет, пот бежит по щекам, струится по груди.

Но вот он вскидывает голову и поет тонким срывающимся голосом:

Ничего, ничего, ничего,

Пусть считают меня за бревно,

В мой последний час вспоминай о нас

Давным-давно.


Вот и вспомнила. Больше не могу.


Но. Но всё, что ты знаешь, для местности данной не нужно, в ближних поселках девушки наши живут и законы свои соблюдают.

Дихтерина

Подняться наверх