Читать книгу Демонология и я. Сны Зимы - Нелл Уайт-Смит - Страница 5

В следующую секунду своей жизни я нёсся во весь опор по не слишком толстому белоснежному насту, стараясь выжать из своих жалких лап как можно больше. Правда, на таком холоде, даже если взять за скобки то, что бегун из меня не особый, перемещаться механическим существам очень сложно, ведь помимо сопротивления окружающей среды, бороться приходится с холодом, а он очень и очень плохо влияет на ликру.

Сравнивая то, как я себя чувствовал в ипостаси механоида и в ипостаси механического кота в морозные дни, то, когда в первом случае на улице хотелось сдохнуть от холода, во втором у меня, как и у всякого мертвеца, не было бы желаний. Именно поэтому в северных городах оборотни в пубертатный период, когда организм выбирает преимущественную ипостась пребывания, остаются механоидами – так (да, очень прозаично) теплее жить.

Все мы знаем, что ликра, эта переносящая питательные вещества в механических частях тел жидкость, имеет свойство быстро твердеть на холоде, а, затвердев, расширяться прямо в ликровых венах и распадаться. Кровь так себя не ведёт, и поэтому если в вас не очень много механических деталей, то органика греет вас, и, соответственно, чем больше механики, тем менее вы морозостойки. Оборотни в ипостаси животного, само собой, полностью механические.

Я понимаю, что пишу эту книжку для будущих поколений, которые, наверное, уже не понимают этих проблем, но в мой век присадки для работы ликры на морозе только-только появились. Стоили они очень дорого и такие голодранцы, как я, не могли себе их позволить. Мастерицы работных домов в моё время ещё пугали детей-оборотней шоковым затвердеванием ликры, когда она может превратиться в камень прямо мгновенно. Я в эти побасенки вроде и не верил, но боялся всё равно.

Итак, чем быстрее я бежал, тем дольше я жил не только с точки зрения того, что за мной почти совершенно точно гнался (я, разумеется, не оглядывался) желающий убить меня демон, но и потому, что чем быстрее движешься, тем позже замёрзнет ликра. Но… вокруг лежала одна сплошная белая пустыня, поэтому я чувствовал, что уже обречён.

Почему же я не перекидывался механоидом, спросите вы? На то имелось несколько причин: во-первых, я вполне обоснованно опасался, что из-за большего веса (котом я весил примерно двадцать килограмм, а в образе щуплого парня все сто тридцать), я провалюсь в снег и вообще не смогу двигаться.

Во-вторых, когда я пребывал в ипостаси механоида в прошлый раз, то из-за инцидента с романтической поэзией золотого века, обнаженной женщиной и ее мужем я лишился одежды и, неудачно спрыгнув со второго этажа, подвернул лодыжку.

Словом, я, конечно, мог проверить, что всё-таки быстрей – замёрзнуть голым или котом, и более того, мне, видимо, так поступить и предстояло, но этот эксперимент мне хотелось оттянуть как можно дольше, и я бежал. Бежал и бежал, не зная куда, и не имея никакого плана.

Впереди недоброй скатертью-самобранкой расстилалось приветливое ничто. Шел мелкий, не портящий видимости снежок, в поле зрения (я не мог поручиться насколько далеко впереди) наметилась снежная дюна, а дальше всё сливалось в одно – и земля, и небо.

В отчаянной попытке найти хоть какой-то ориентир, я вглядывался в падающий снег и в какой-то момент понял, что ясно различаю силуэт Дракона – легко узнаваемые очертания виднелись впереди, складываясь из падающего снега. Напрягшись, я поспешил туда, нежно и бережно игнорируя очевидное и надеясь, что это – действительно Дракон.

Но, разумеется, реальность оказалась, как ей и свойственно, честней и неприятней: добравшись до фигуры, что возвышалась над снежной пустошью, я непроизвольно замедлил бег.

«Велико время зимы, ибо всё вернётся», – прозвучало в моей голове. Этот голос поднимался от моих родных камней по механике тела и скользил прямо в уши. Пренеприятное ощущение. Передо мной, конечно, не стояло никакого Дракона, а образ оказался только образом: прозрачной эфемерной фигурой, сплетающейся из падающего снега.

– Мне очень жаль, Дракон, – произнёс я, обращаясь к призраку, хотя я прекрасно знал, что призраки не слышат, что им говорят, – нам с тобой не повезло, дружище.

«Я ни о чём не жалею», – всё так же прозвучало в моей голове.

Почти диалог! Сглотнув горечь при мысли о том, что Дракон всё-таки погиб там, на дне озера (его, видимо, раздавило давлением воды, или он замёрз насмерть), я почти заставил себя двинуться дальше, но тут, как это часто бывает в чрезвычайных обстоятельствах, память извлекла из собственных недр и любезно преподнесла вашему хвостатому повествователю когда-то читанный им факт. Ухватившись за него, я обошел призрака Дракона по периметру.

Дело в том, что призраки возникают как эхо наших собственных образов из-за энергетического диссонанса, микроконфликтов между камнями в механике наших тел (они опосредуют питание энергией и ликрообмен нашей родной механики) и другим, более мощным, энергетическим полем. Такими камнями могли являться любые камни в нашем теле – и маленькие родные камни, что есть у каждого механоида, и волшебные самоцветы Ювелира, питающие сердца големов. Иными словами, камни, питавшие при жизни механизмы Дракона (камень в сердце, те два удивительных сапфира в глазах) вступают во взаимодействие с каким-то ещё энергетическим полем от волшебных камней-источников энергии.

Нужно думать, что рядом как минимум сердце города! Так что, если это действительно работает, то значит, у меня есть шанс.

Итак, приглядевшись к призраку, гласило то правило выживания, можно, по крайней мере, узнать, в какой стороне расположен источник второго поля. А если вы заблудились в пустошах, направление – это практически спасение.

Я немедленно попытался воспользоваться этим советом, и сперва мне показалось, что я увидел сторону, лучше прорисованную траекторией падения снега, но впечатление оказалось ложным. Конечно! Все пособия по выживанию и ориентированию в диких землях для неприспособленного механоида в это и упираются: никаких нормальных способов ориентирования нет!

– Я постараюсь выжить и ради тебя тоже, приятель, – сказал призраку Дракона я, поскольку уходить, не сказав ни слова, показалось мне как-то совсем неправильно, и тут вспомнил, что задерживаться-то мне совсем нельзя, ведь за мной гонится демон! Вспомнив об этом, я с ужасом оглянулся и с ещё большим ужасом осознал, что никакой погони за мной нет и, по всей видимости, с самого начала-то и не велось.

Поджав от жалости к себе хвост, я подумал с обидой на обстоятельства, что, наверное, совсем уж не оборачиваться назад, когда убегаешь, не такая уж беспроигрышная мысль, и иногда это стоит практиковать. Что же мне делать, раз уж вышло, как вышло? Наверное, нужно вернуться по собственным следам, найти демона и вежливо (раз у нас с ним нет спора о моей душе) попросить вернуть меня в Храм. Идея показалась мне отличной, я двинулся её воплощать, но следы мои уже замело – обернись я механоидом, они не пропали бы так быстро, но я…

«Ты вошел со мной в эту длинную ночь, мой дорогой друг», – снова прозвучало у меня в голове, и я горестно поднял взгляд на призрак Дракона. Он теперь наверняка станет моей последней компанией.

Неожиданно для себя, я увидел, что он теперь оделся светом. И вот теперь свечение стало неравномерным. И ярче оно виднелось со стороны того снежного холма, что я приметил ранее. Призрак с грустной величавой грацией поднял голову вверх: «Ты вошел со мной в самую тьму, но рассвет ты встретишь уже без меня!»

Одновременно с этими словами раздался треск. Ужасно громкий, словно весь мир лопнул, и я, сорвавшись с места, словно дразнилка на верёвочке, помчался к снежному холму, очень стараясь не задаваться вопросом – а правильно ли я понял, что мне нужно туда, где ярче, а не наоборот?

У меня под лапами всё гремело, рвалось, и лёд под слоем снега, очевидно, ходил ходуном. Должно быть, ломался. Снег и там, и сям проседал, осыпаясь куда-то вниз и образуя смертельные для меня воронки, а я не имел ни малейшего представления о том, как выбирать дорогу, да еще и совсем запыхался. Запыхался так сильно, что даже страх смерти не заставлял меня забыть о том, как тяжело даётся мне каждый новый рывок, но, выбравшись на относительно ровную часть наста в очередной раз, я увидел ту дюну совсем близко и понял – она не из снега. Это серое, лишенное всяких внешних украшений здание, и в нём открываются золотистой щелочкой двери.

Я припустил, но впереди меня лёд вздыбился, и образовавшаяся льдина встала почти вертикально, я запаниковал, заметался, не зная, как быть: спрыгивать вбок или бежать вперёд по наклонной. Ничего не выбрав вовремя, я постарался зацепиться когтями за наст. Это мне отлично удалось, и вместе с большим шматом снега я шлёпнулся в ледяную воду.

Какое-то жуткое мгновение я ждал, что умру от шокового затвердевания ликры, потом я перестал что-либо понимать от холода и страха, и этот парализующий ужас сковал мое тело, тем самым не дав мне сдохнуть от панических попыток спастись: через мгновение я понял, что стою пусть и под водой, но на дне – на всех четырёх лапах, и в общем-то над моими ушами вода уже и кончается. То есть, я вроде как утонул, но на берегу.

Вода отливной волной начала тянуть меня назад, но я сумел её пересилить. Напрягшись, я выбрался на берег, как раз перед тем домом.

Теперь я мог спастись. Дом – это живое существо с ликрой внутри, полной присадок от холода, тёплой, живительной ликрой. И для доступа к ней мне нужно просто положить лапу в ликровую заводь, какие всегда есть на фасаде любого здания. Но… беглый осмотр однозначно дал понять – именно здесь нет ликровых заводей. Это особенность домов в этих широтах? Особенность этого дома? Или это строение – и не дом вовсе, а просто мёртвые стены без искорки жизни внутри? Я не знал ответов на все эти вопросы, а знал только, что я высокопотенциальный труп.

Оглянувшись в тщетной попытке найти помощь, я увидел всю ту же ледяную пустыню, превратившуюся теперь в поле вздыбленного льда, словно что-то с огромной силой давило на панцирь озера изнутри, и он не выдержал напора.

Услышав шорох, я, снова вздрогнув, оглянулся на дом. Из него шла ко мне навстречу моя Зима. Чёрное платье её так странно шло здешнему снегу, у ворота среди черных траурных кристаллов я хорошо разглядел красивую брошь, просто приковавшую к себе моё внимание мрачным торжеством драгоценных камней и искусной оправы.

– Чего ты желаешь теперь? – строго и как-то горько вопросила она.

Как ответить на этот вопрос? Чего я хочу от женщины, мне снившейся целую декаду, к которой я обращался, наступая черной лапой в осенние лужи и представляя, что иду по звёздному небу, чьими поцелуями я представлял холодную воду с крыш? Остаться с ней навсегда? Делить с ней жизнь, узнать её, целовать, посвятить ей себя полностью?! Суммировав всё это, я страстно произнёс:

– Чаю бы.

– Переместитесь в дом, здесь Тени, – крикнул кто-то за моей спиной, и слова эти утонули в грохоте и стоне ломающегося льда, – пусть здесь взойдёт солнце!

Я оглянулся. Из озера выбирался Дракон. Сидящий на его спине демон как раз и отвечал на обращённую к нему поверх моей головы реплику Зимы. Я хотел уже обрадоваться тому, что голем жив, но глаза у того выглядели странно, словно потухшие изнутри. С печалью я отметил, что, наверное, сам голем погиб, а демон управлял им с помощью перчатки удалённого оперирования. Это такая специальная штука, позволяющая передвигать предметы и управлять энергетическими полями межей и сердец городов. В моё время эти приборы делали преимущественно в виде перчаток (и я почти уверен, что ничего принципиально не изменилось и в вашей современности).

Я пригляделся к демону. Он производил впечатление вполне здравомыслящего и в целом нормального существа. И если не брать в расчёт всё того же отвратительно исполосованного бока, выглядел он здоровым. Возможно от того, что большую часть раны скрывала прилипшая к телу промокшая одежда.

– Нет, Ювелир, – властно ответила Зима, оставаясь на месте. А я отметил, как держалась моя милая: как сложила руки, расправила плечи. Горечь чувствовалась за всем этим. Удивительного привкуса горечь, – ты не отнимешь у Меня Мои Сны.

Возможно, демон повторил бы ей информацию о том, что «здесь Тени», или объяснил бы, что такое «Тени», но это уже не требовалось – там, за его плечами, на гладкой снежной равнине, где ломался лёд, сейчас они стали видны – черные вытянутые тела, лишенные индивидуальных различий и черт лица. Они бежали к нам, ныряли в снег и выныривали, уже раздвоившись.

Каждое их движение наводило страх, и это чувство казалось мне всецело осмысленным, полным ожившей доисторической магии Хаоса. Когда ты буквально видишь тот самый страх, что над белой равниной озера дрожью хрустального воздуха и стоном снега мчится к тебе мрачной невидимой и необоримой волной, чтобы вжиться в механику твоего тела и оставить тебя совершенно беззащитным перед лицом великого древнего проклятия.

Под серыми небесами стелился, исходя от этих тёмных вытянутых фигур, какой-то жуткий, низкий утробный звук. Казалось, он взывал к самым древним моим механизмам, напоминал о Хаосе, глядящем на наш мир, Хаосе, желавшем наш мир. О том преданном нами, отвергнутом, но не побеждённом Хаосе, что словно вечный тёмный океан всеразрушения омывал берега хрупкого солнцехранимого мира, где мы, от полнолуния до полнолуния, творили несусветные глупости. И я знал, что этот звук – страшное, но очень правдивое пророчество.

Демон спешился и вынул из седельной сумки Дракона меч. Зиму насмешило это действие:

– Неужели ты думаешь, Ювелир, что не за всё Храму придётся платить? Я предала Всадницу Хаоса, отдала Машинам мою девочку. По твоему совету предала! Теперь же пусть Тени пожрут мир, который я защитила этим. Сколько лет я боялась, что придёт этот день – что мир будет платить за кровь и боль Всадницы, а теперь, когда Тени пришли, я рада. Так оставь этот меч и дай тело своё Теням!

– Я отдал Всаднице всё, что она пожелала от Меня, – ответил Ювелир спокойно и мрачно. Мне стало не по себе, а Зима рассмеялась. И хотя её смех вовсе не смутил демона, видимо, ожидавшего подобных эмоций, Ювелир укорил свою собеседницу, – что же ты смотришь, Зима, но не видишь, что потеряла?

– Я потеряла во Всаднице дочь, отдав Её Тебе не заклание! Я потеряла себя, а затем потеряла и мужа! Его я возненавидела за то, как много Ему отдала! Я потеряла в вечном танце теней свой единственный свет! А что ты потерял в этой войне, Ювелир?! Или только приобрёл ты мир, поднявшийся из руин? Или только алмазы ты получил, перековав в них во тьме ужаса уголь?!

– Тени прожирают мир, – оборвал её Ювелир, заставив интонацией умолкнуть, и уже в разлившейся совершенно случайно тишине добавил тихо и честно, – а Сны всегда выше мира.

Зима вздрогнула. Словно эти слова, для меня звучащие как случайное их сочетание, поразили её, словно обезоружили, и я разглядел, как сильно сжались её пальцы в сцепленных руках. Какую-то секунду она не могла отвечать, и именно в это мгновение одна из Теней, сделав невозможной быстроты рывок, появилась совсем рядом с демонессой.

Я понял в этот момент, что смерть Зимы для Теней важнее смерти Ювелира, который, мгновенно появившись за спиной длинной вытянутой фигуры (если можно считать, что у неё вообще есть спина), пронзил её клинком, поразив в единственную светлую часть, и Тень растаяла с устрашающим хохотом, так и оставшемся звучать у меня в ушах.

– Сны – выше мира, белая госпожа. Они состоят не из черного вещества, они сакральны. А Тени пожирают именно черное вещество, и, если они здесь, если размножаются, это значит только одно – это место больше не то, ради чего вы отдали Храм под мою руку.

– Ты не смеешь так говорить, – сухо и тихо бросила вызов демонесса, подавшись вперёд – никто не знает, что во Мне! Сейчас ты думаешь, что имеешь власть надо мной, но и я считала, что покорила и сломила тебя, изгнав из Храма, заперев в миру, чтобы ты сошел с ума и умер там, но ты жив.

– Ненадолго. Тьма в моей крови, и моя рана больше не заживёт. Уходите отсюда, возвращайтесь в Храм к вашему супругу. Пока Всадник Хаоса не вернулся и не взял своё.

– Всё, что я совершала во зло, и всё, за что стыжусь, я делала, алкая лишь одобрения Часовщика этим. Я хотела всей власти мира для того, чтобы отдать её Ему даром и успокоиться у Его ног.

– Так станьте выше Него теперь! Время для вашей власти пришло сейчас: меня больше нет. Вы можете и должны прийти в Храм единственной его госпожой и, получив всю власть этого мира. Согласитесь на всё, что Он желает для Вас. Примите наруч от Него и правьте Храмом. Такова машина жизни.

– И я уже вне её, Ювелир.

– Здесь должно взойти солнце, – надавил демон, но Зима больше не смотрела на него, отвернувшись, она нашла меня взглядом и посмотрела прямо в мои глаза:

– Ты искал меня много лет и вот, найдя, ты принёс Тьму в мои Сны.

Укорила.

– Но я же это не специально! – оправдался я, как мог. Я хотел подняться на лапы, хотел подойти, но понял, что у меня больше нет на это сил, – я ведь не знал, что отравлю эти земли неизвестными существами, превращающими всё подряд в свои копии.

– Ты украл мои Сны…

– Я не…

– Ты заплатишь, и весь мир заплатит за то, что Я сделала во имя Твоё, ожидая Твоего возвращения. Всему миру, – лицо Зимы исказила такая не идущая ей гримаса жестокого отвращения, – отольется с лихвой горечь Всадницы Хаоса.

Со страдальческим, прерываемым отчаянным стуком зубов, стоном понял я, что она опять говорит не со мной. Просто нашла точку в пространстве, чтобы сосредоточить взгляд, а черный кот на белом фоне – вот ведь точно, что надо! И мне, конечно, хотелось бы, чтобы она продолжала на меня смотреть, но в то же время я не собирался этим довольствоваться. Так мы с ней никуда не продвинемся, и у меня не будет ни научного прогресса, ни личной жизни.

Подумав это, я от озноба, кажется, прокусил себе язык. Оставаться на месте становилось опасным и я, с последней крохой надежды оценив взглядом здание и утвердившись в том, что ликровых заводей на нём действительно нет, еле-еле дополз до тела Дракона и коснулся его ликрового клапана своим.

Я предпринял этим ужасный, но необходимый шаг, каким его описывают в бульварных романах – в ликровых венах голема наверняка содержались те самые дорогущие присадки против затвердения ликры, и этот ликрообмен мог спасти мне жизнь.

Да, Дракон мог стать моим другом, но он умер, и теперь я должен выбирать: сохранить уважение к его смерти или к своей жизни. Признав себя отвратительным существом, я выбрал второе.

– Прости, старина…

«Тебе жить надоело? Куда ты сбежал?!» – донеслось через ликровую связь до моих ушей.

С ужасом вздыбив шерсть и заорав, я отпрянул. Посмотрел округлившимися глазами на недвижимое тело голема. Но дальше бояться оказалось слишком холодно, и я снова соединил наши клапаны.

«Я думал, ты подох!», – произнёс я по ликре, чувствуя, как вливается в меня сила драконьих присадок.

«Я на диагностике».

«Я твой призрак видел! Ты вообще понимаешь, что чуть до смерти меня не напугал!»

«Я на диагностике».

«Так выбирайся с неё – ты видишь, что происходит!? У моей любимой женщины драма, а я ней не участвую!», – выпалил подбадриваемый чужой ликрой я.

«Из-за иглы я на принудительной диагностике, – донёс наконец до меня информацию Дракон. Я поднял глаза наверх, увидев иглу, совсем недавно использованную демоном, чтобы обездвижить Дракона. Нужно вытащить, – карабкайся на место всадника, дотянись до неё, а потом – закрепись и останься. Там есть клапаны и средства фиксации».

От ликры Дракона мне действительно стало лучше. И потому, выдохнув и перетерпев приступ нежной заботы о себе, я нашел силы начать забираться на голема. Ледяной металл показался мне холоднее снега, вода, стекшая по его шкуре, превратилась в наледь. К счастью, та крошилась в узорчатой скани, что, правда, оказалось небольшим подспорьем, поскольку когти у меня всё равно соскальзывали.

Однако всё же следовало признать: я нуждался в точке обзора, месте для анализа ситуации. И ещё так Дракон смог бы меня нормально защищать, когда я вытащу иглу.

– Мир умрёт в полнолунье.

Я позорнейше съехал вниз. Оглянулся за Зиму. Она стояла, закрыв руками лицо в каком-то отстранённом, почти ритуальном жесте. Вокруг неё буквально кипел бой из нескольких немного поддергивающихся и не вполне четких, но двигавшихся синхронно Ювелиров и пяти или шести Теней. Они, издевательски хохоча, умирали от точно наносимых демоном в единственное светлое пятно их тел уколов. Но оставшиеся тут же создавали себе замены, а снег, лёд и линия берега под ними изменялись, словно кто-то выкапывал землю вглубь. Я как-то вяленько осознал, что если Ювелир споткнётся в любом из тех пяти мест, куда он последовательно и очень быстро перемещался, создавая занятный и крайне полезный эффект одновременного присутствия, то и мне, и Зиме придёт крышка, смерть, забвение и срок уплаты по всем долгам.

– Когда придёт время, – продолжала говорить Зима, чью тонкую мстительность за чью-то чужую обиду я готов был полностью принять и разделить, но понять не мог из-за недостатка данных, – и Машинам Творения нужно будет делать шаг вперёд, я уже не приду в Храм и не буду смотреть на шаг мира. И тогда умрёт Часовщик, и никто больше не благословит Машины.

Я снова рванул наверх («рванул» с поправкой на замерзающую ликру, на ходящие ходуном от дрожи лапы, прикушенный язык и прочие прелести). Я рванул вверх, как только мог и… взобрался на спину Дракона.

Впереди, там, где раньше лежало озеро, теперь бурлило тёмное море. Не вода, но какая-то жуткая субстанция, словно намагниченная черная жидкость, откуда возникали и быстро втягивались назад острые холмы, похожие порой больше на иглы, а иногда – на настоящие горы в миниатюре. Вот почему вокруг Зимы находилось так мало Теней – остальные превращали мир в… это!

– Если Холодного Дома не станет… – крикнул Зиме Ювелир, не закончив. Она поняла его.

А я, выпучив глаза от усердия и ужаса, устроил поудобнее попу, растопырил когти, чтобы не свалиться опять мордой вниз в снег, и дотянулся до иглы. Та оказалась тоже узорчатой – словно бы у неё внутри выточена ещё одна, и так несколько раз. Такая красивая вещь… ужасно дорогая как пить дать. Уж всяко дороже моей шкуры.

Когда я зацепил иглу когтем и попытался вытащить, она сначала поддалась и пошла хорошо, а потом, само собой, застряла, и, сломавшись при первом же усилии с моей стороны, раскрошилась прямо в механизмах Дракона, заклинив, наверное, всё, что могла.

Меня ударило в спину потоком холодного ветра, как в тот день, когда я впервые увидел Зиму, и я, скосив из неудобной позы глаза, посмотрел на свою возлюбленную.

Она повернулась ко мне спиной, и дверь в это странное здание начала раскрываться, а там, позади, на черном невозможном озере раздался не хохот, нет – страшный хор, кричавший проклятия на древнем, какой только древней может быть ненависть, языке и я нехотя, понимая уже, что увижу там, всё равно опять отполз назад, на спину Дракона и посмотрел в ту сторону.

Конечно, там сияло солнце. Солнце, которого ждал похожий на Дракона призрак, озарило это место, и золотая полоса сияния начала скользить, расширяясь, по направлению к нам. Серый полог небес сверху порвался ровно, словно его разрезали ножом, и льющийся вниз с сапфировых небес свет, уничтожал эти Тени.

Терминатор набегал на черные тела, и за солнцем приходила холодная вода, поднимающаяся туда, где раньше стоял уничтоженный теперь Тенями лёд, а по воде к нам, следуя точно за солнечным светом, кто-то шел.

«Это – Часовщик, – утвердительной интонацией спросил я Дракона, – я раньше никогда его не видел, но сейчас я уверен точно, что он – Часовщик!»

«Да, верно. Если Зима снова увидит его, то всё, что случилось сейчас – однажды повторится снова. Таково её Предназначение».

«Велико время Зимы, ибо всё вернётся – эта пословица о её Предназначении. Зима каким-то образом нашла способ прервать поток событий, заставлявших её возвращаться к мужу, и именно поэтому стала затворницей – чтобы ничего не повторялось».

«Да. И именно поэтому она уходит в Холодный дом, возможно, до конца времён, кот».

Уходит.

Вдохновлённый, я резко повернул голову, навострив уши.

Зима, закрыв ладонями глаза, удалялась в открывающиеся настежь ворота. Там я увидел механический алтарь старомодного типа, а на нём – чьё-то тело. Полностью механическое тело. А что если её возлюбленный – дракон-оборотень, чьей механической ипостасью был мужчина? И вот – она уходит к нему.

– Уходит. Значит, там она останется одна. Всё, спасибо, дальше я сам!

Я спрыгнул с голема и устремился к своей судьбе, высоко задрав хвост.

Меня пригвоздило механической лапой к земле, снова макнув в набежавшую в яму ледяную воду и защитив от Тени, чьи когти прошли в считанных миллиметрах над моей головой. Я принялся яростно отбиваться от великого Дракона:

– Отпусти! Ты сломаешь мне жизнь! Я имею право искать своё счастье!

А затем я на своей шкуре узнал, что такое шоковое затвердевание ликры.