Читать книгу Демонология и я. Сны Зимы - Нелл Уайт-Смит - Страница 7

В покоях госпожи Коды оказалось тихо и очень светло. Гостиная комната, где мы очутились, была выполнена в белых и светло-зелёных тонах и обставлена очень изящно. Внутреннее убранство здесь здорово отличалось от тех однообразных и высоких, похожих рельефными стенами на окаменевшие столпы пара коридоров, что ранее примелькались мне в Храме. К сожалению, когда бежишь, задними ногами обгоняя передние, то все архитектурные особенности, нюансы и нотки, даже если они разнообразны и выполнены в отличительной цветовой гамме, при таком незавидном способе ознакомления сливаются в одно унижающее личность архитектора «красиво». Поэтому я не смог бы сравнить личные комнаты госпожи Коды с какой-то определённой частью Храма, но мне всё равно казалось, что здесь что-то очень необычное, индивидуальное. Личное.

Демонесса села на определённом отдалении от меня, устроившись в низком кресле, и взяла в руки бумаги. В них мой намётанный на документы Центра глаз без труда узнал личную карту, сформированную по ликровой сигнатуре.

– Ювелир говорил с вами о причинах, по которым у вашей личной карты три различных редакции? – спросила она меня, и я почувствовал себя как на собеседовании. Решив переломить ход разговора, я ответил неожиданно:

– Почему Зима полюбила Часовщика?

Однако госпожа Кода на мою хитрость не попалась. Она молча кинула на меня оценивающий взгляд своих карих, словно насыщенный ароматный чай в солнечный день, глаз. Пауза затянулась, и я уже начал нервничать, думая, что должен сказать что-то ещё. Укрыв хвостом лапы (женщины очень часто соглашались на мои предложения, следовавшие после этого жеста), я уточнил свой вопрос:

– Ведь внимательному взгляду понятно, что Часовщик довольно неприятный. Я не могу понять, от чего такая женщина, как Зима, полюбила его?

– От того, что весь её мир изменился, когда она впервые его увидела. До того она спала, и вот – проснулась. До этого не осознавала смысла своего существования, и тут – весь мир обрёл для неё краски. Любовь полностью и навсегда изменила её.

«Чтобы сделать в итоге тенью», – подумал я, осознавая то, как история Зимы походит на мою собственную историю, и как остро я понимаю слова Коды. Не удержавшись, я посетовал:

– Ума не приложу, что имелось в виду под уничтожением Снов Зимы, и чем это грозит госпоже Зиме. Что с нею сделает Оружейница?

– Оружейница – госпожа-над-сияющим-металлом, то есть рудой нестабильной, опасной и даже, если верить слухам, имеющей собственную душу, – хотя госпожа Кода и отвечала на вопрос, она показалась мне разочарованной. Вполне возможно, что она хотела позволить мне говорить для того, чтобы я вывел беседу в какое-то интересное для неё русло, но я не смог и мне было жаль сознавать это, – Оружейница делает из сияющего металла взрывные сосуды огромной уничтожающей силы. На месте Черной Цитадели, где Теней видели в последний раз, теперь кратер шириной в Золотые Кроны, а глубиной – в девятую Гору.

– Где сейчас Оружейница?

– В Башне-из-ветра-и-пламени, – улыбнулась мне опять Кода, следя за реакцией. Я без труда заметил, что она анализирует меня, как каждый сотрудник Центра кадрового администрирования анализировал бы увиденного им впервые клиента.

– Мне туда нужно, в эту Башню, – сообщил я демонессе, надеясь, что она и дальше захочет изучать меня и ещё подкинет в топку важной мне информации, но ошибся.

– Если на тебе есть кровь демона, то ты туда попадёшь, не беспокойся, – закончила она эту часть диалога и напомнила мне о своём вопросе, – итак?

Я, желая порадовать госпожу Коду, невероятным усилием мысли вспомнил, что она спрашивала меня до этого, и признался:

– Я никогда ни о чём не говорил с Ювелиром, – помявшись на лапах, я решился спросить, – мне кажется, что будь у меня возможность привести себя в порядок… ладно, – сдался я, заметив её быстрый знак молчания, и больше испытывать терпение госпожи не решился. В конце концов, кто знает, в какой опасности она находится от того, что все еще не бросила меня в огонь по указанию Часовщика?

Через минуту, в комнате появился голем довольно старого, чтобы не сказать «древнего» образца. Подойдя к своей госпоже почтительно, механический служка подал ей на журнальный столик несколько довольно объёмных рукописных томов. Один из них Кода сразу открыла, словно забыв о моей усатой персоне.

Раздосадованный, я огляделся по сторонам. Вообще, мне казалось, что в Храме все круглыми сутками только и занимаются недоступными мне важными и захватывающими вещами. Едят, например. Но в здешней красоте не нашлось ни крошки съестного. Неужели и тут мне придётся сидеть на ликровых ополосках?

– Поддельная личная карта по ликровой сигнатуре, изученная Драконом, была сформирована Храмом немедленно после запроса, таким образом чтобы удовлетворить голема, – задумчиво произнесла демонесса.

– Личные карты по ликровой сигнатуре невозможно подделать, информация о клиентах Центра священна, – авторитетно заявил я, – и уж тем более карты не могут формироваться никем кроме сотрудников Центра. Храм – это что, сотрудник Центра?

– Создатель Центра и его господин, насколько мне известно, – улыбнулась Кода.

– Храм – просто хозяин всех баз данных Центра, – я терпеть не мог, когда кто-то начинал мне снисходительно рассказывать про вещи, в которых я разбирался. – Центр же – глобальная децентрализованная организация, и у него нет ни «создателя», ни уже тем более «госпо…» О-о-о, – как-то поздновато додумался я. – Храм фильтрует всю информацию, проходящую через Центр, для господина Часовщика?

– Само собой, – улыбнулась Кода. – Я вижу, что, когда Дракон запросил сведения по вашей сигнатуре, сработало отложенное задание господина Ювелира. Он оставил его, – госпожа Кода перевернула страницу, – сто шестьдесят семь лет назад.

– Мне двадцать девять лет, – сообщил я ей.

– Вам тридцать один, и вы – часть генетического проекта демона. Неудачная, но всё же венчающая многие годы усилий попытка, сделанная уже за рамками основного испытания.

– Что это значит? – не очень понял я её слова, хотя они и касались моей судьбы напрямую.

Мне, откровенно говоря, начинало казаться сейчас, что я вместе со всем Храмом пытаюсь понять, кто я такой. И это очень странно потому, я даже не знал, что этот вопрос, оказывается, дискуссионный. Мне искренне очень хотелось порадовать госпожу Коду и увидеть улыбку на её лице, но ничем толковым помочь ей я не мог.

– Это значит, – ответила демонесса не столько мне, сколько разбираясь с документами, – что исследования свернули за бесперспективностью, проект закрыли и отправили в архив, но с вашим рождением туда добавилась какая-то дополнительная информация. Эти сведения…

Из тома при этих словах выпал белый конверт, вложенный между пожелтевшими от времени страницами, рядом с вольной карандашной репродукцией «Ночи Оннавы». Я первый подоспел к нему, но, упёршись глазами в адресата, беспомощно перевёл взгляд на Коду:

– Это адресовано письмо вам.

Демонесса подняла бумагу. Я сразу понял, что она сомневается, открывать ли. Взглянув на него пристально, а затем подняв на меня глаза, Кода отложила послание в сторону, удобнее устроилась на кресле и, улыбнувшись, продолжила:

– В рамках проекта планировалось искусственное создание паранормального дара, наделяющего носителя возможностью взаимодействовать с демонами на недоступном для механоидов уровне.

– Так я… венец усилий, значит?

– Поэтому, – отдала мне Кода знак согласия, – невозможно, чтобы Ювелир никак не работал с вами и ничего вам не говорил. Невозможно, чтобы он не учил вас и не сообщал вам важной для мира и Храма информации.

Я бесхитростно улыбнулся:

– Очевидное невероятное у вас на диване.

– В вашей официальной биографии имеется пробел на десять лет. Любой механоид ушел бы на слепое назначение без занятости на такой срок. Вы не могли просуществовать столько времени без назначения по работе и не сойти с ума.

– Любой бы рехнулся, это правда. Любой, но не я. Я… просто однажды увидел Зиму, и весь мир изменился для меня в этот момент. Я оказался вне машины жизни, стал сам по себе, и поэтому выжил – у меня всё это время существовало дело моей жизни: я являлся демонологом и я работал как демонолог, просто… не слишком активно.

– Я не верю вам, – призналась Кода, и я всё никак не мог взять в толк, почему она со мной говорит как оценивающий сотрудник.

Почему… почему она не соблазняет меня, не выведывает информацию обманом и лаской? Я бы что угодно рассказал, если бы меня просто покормили… Правда, я и так выкладывал всё, что знал, но… вдруг я, расслабившись, выдал нечто неожиданное?

Видимо, прочтя мои нехитрые измышления, Кода пристально взглянула мне в глаза и уколола:

– Вы не можете работать демонологом, не зная ничего о демонах.

– У меня есть хорошее образование! – парировал я.

– По образованию вы, – Кода заглянула в бумаги, – воспитатель младших классов.

– С большим количеством дополнительных квалификаций и расширений компетенции, – указал я на свои преимущества.

Неужели я действительно так сильно разочаровывал её? Я и правда такая пустышка? То есть я вроде и знал, что да, ничего во мне нет, но ведь существовал ещё огромный пласт моей неизвестной никому, кроме Ювелира, предыстории, и в ней, как в хорошем сундуке с чердака, стоило бы покопаться. А вдруг я волшебный?

Все это время одно неприятное противное сомнение, копошившееся у меня в душе, заставляло меня задать один неприятный для меня вопрос. Прокрутив идею в голове ещё раз, я всё же от неё отказался, но остановить свой язык не успел:

– Госпожа Кода, посмотрите в карте – кто моя мать?

Сомнение раскрыло объятия, а я – внутренне сжался перед ответом, но не услышал его, потому что в комнату без каких-либо предупредительных знаков вошел среднего роста, среднего телосложения и средней бородатости мужчина, и он сходу показал, что больше среднего зол:

– Где он? – потребовал он ответа от Коды. Демонесса выпрямила спину, а я, чтобы продемонстрировать, как внимателен, прыгнул на журнальный столик прямо поверх бумаг и навострил уши. – Где мой мальчик?

– Ювелир под защитой нашего великого господина, Мастер, – склонила голову, отдав знак почтения, женщина. Я ничего не склонял – коты признают авторитеты, только если видят тех в зеркале и не принимают при этом за других котов.

Мысленно я снова обратился к анализу обращений для идентификации личности. Итак – «мой мальчик» – покровительственно и фамильярно, значит тот, кто передо мной, близко знаком с Ювелиром и находится в иерархии выше него. «Мастер» без уточнения, значит, пишется с большой буквы – обращение для того, кто над всеми другими мастерами. Соединяем два вывода и получаем, что напротив меня демон, создавший солнце и спроектировавший Луну, – Конструктор. Грубо говоря, весь мир сделал он. Очень захотелось потрогать его лапой.

– Он во Следе Света? – процедил тем временем Конструктор, нависнув над Кодой и этим ясно давая понять, что ответа на этот вопрос два – тот, за который он начнёт убивать, и «да».

– Когда демон находится во Следе Света, его Предназначение не выполняется. Наш великий Господин не мог на это пойти.

– Что за чушь ты несёшь? Он истекал кровью на моих руках, так что я своими глазами видел, как он болью заработал себе право на След Света! Сейчас это может спасти ему жизнь! Кто смеет ему отказать?

Я сделал себе в голове пометку – разобраться со «следом света». Ещё нужно помнить, что там же значатся «сны», «сияющий металл»…

– Господин, – обронила Кода и я не понял: она имеет в виду Нашего Великого Господина, сиречь Часовщика, или обращается к Конструктору, – Ювелир не просил провести его во След Света. Он принял всё, что наш Великий Господин судил ему. Сейчас ваш брат зафиксирован, ему дают экспериментальные препараты, чтобы он спал. Поддерживают слабость, чтобы не навредил себе. Он в безопасности.

– Прекрати говорить со мной как с умалишенным! – рявкнул Конструктор, саданув рукой по подлокотнику кресла. Кода сжалась, а я смахнул хвостом со стола письмо. – На Ювелира не действуют никакие препараты: ни экспериментальные, ни традиционные!

– Наш великий господин считает, что невосприимчивость господина Ювелира ограничивается только средствами, сделанными руками живых и нерождённых.

– А какие ещё бывают средства?

– Пришедшие от смерти. Речь о лекарствах на основе тел существ из зараженных сияющим металлом территорий, – созналась нехотя, как в каком-то преступлении, Кода, и Конструктор, по-моему, даже побледнел от злости, и велел ей:

– Верни его назад! – а когда Кода не шелохнулась и не подняла головы, сжав зубы процедил:

– В чём дело?!

– Пространства вокруг Холодного Дома обернулись черной землёй. Туда явились Тени.

– То есть…

– Часовщик сам подставил Ювелира, чтобы поставить во главе Храма Зиму, – лучезарно закончил фразу я. – Чтобы спасти брата, вам нужно вернуть Снам Зимы их статус, в чем Кода вам с удовольствием поможет, ведь в её интересах, чтобы Зима не появлялась здесь и Коде ни с кем не пришлось бы делить ни внимание Часовщика, ни… его постель, – добавил я как-то уже не очень уверенно. Конструктор в упор на меня посмотрел и спросил:

– Это что?

– Я Китен. Единственный демонолог Храма и мира всех времён…

Когда тебя выбрасывают за порог, дорогие читатели, а ты летишь и ждёшь встречи со стенкой, очень важно правильно сгруппироваться. К счастью, у меня в этом деле накопился большой опыт.

Встав на лапы и выжидательно посмотрев на захлопнувшуюся дверь, я с грустью признал, что Конструктор мою отличную мысль не оценил. Впрочем, вполне вероятно, что он как раз признал её правоту, но позволить себе сделать это вслух не мог из-за статуса. Успокоившись на этом, я огляделся и обнаружил себя в небольшом, скорее уютном, чем красивом, коридоре, выполненном в сочетании цветного стекла и художественной ковки, этакий намёк на нежный оксюморон – неуязвимую хрупкость.

Итак, я оказался предоставлен сам себе и знал, куда мне нужно идти – сначала получить кровь демона, а затем попасть с её помощью в Башню-из-Ветра-и-Пламени, там уговорить Оружейницу отказаться от уничтожения Снов Зимы, ну и дальше – преподнести этот подарок Зиме, получив возможность поговорить с ней.

Уже устремившись по коридору в какую-то сторону, я призадумался – а не слишком ли эгоистично я поступаю? Конечно, я преподношу свою заботу о домене возлюбленной как нежность к ней, ставя во замок свода свой альтруизм, поскольку беспокоюсь вроде как не о себе, а о том неизвестном мне механоиде, кого я видел в щелочку меж дверей Холодного Дома.

Кто он? Что значит он для Зимы? Я не знал, но понимал интуитивно, что именно ради него пустила она в Сны Зимы солнце.

И если это ради него Зима ушла от мужа, то он – мой соперник, но… ведь я только что сформулировал сам: я хочу преподнести ей подарок, получить благодарность и возможность начать диалог. Шанс остаться наедине, а этот вид самопожертвования в обиходе обычно называют ухаживанием.

Размышляя так, я запутал сам себя и даже остановился в сомнении. Но тут меня посетила мысль, расставившая всё на свои места – что будет, если я не спасу её Сны? Если она потеряет надежду, потеряет смысл жизни? Разлюбить кого-то – это одно, а потерять навсегда – совсем другое. И неважно, почему я так поступаю. Я не могу позволить себе, чтобы Зима потеряла свой свет в окне. Это ужасно, такого не должно случаться ни с кем. Есть всего две вещи, достойные того, чтобы отдать за них жизнь, – твоя собственная мечта и мечта твоего возлюбленного.

Ну и потом, продолжил я размышлять, снова двинувшись в путь, если речь шла о любовном треугольнике из Часовщика, Зимы и того механоида, то можно достроить эту геометрическую фигуру и до чего-то более сложного. И в этом тоже у меня опыт имелся.

Итак, придя ко внутреннему консенсусу, я замедлил шаг, потому что не знал, куда мне дальше. Разумеется, я мог немедленно спросить у Храма, благо ликровых заводей здесь вокруг находилось в избытке, тем более я очень хотел есть, и ликровые ополоски из местной сети оказались бы весьма кстати, но я… с тяжелым стоном сожаления признался себе, что мне нужно скрываться.

Поэтому я потрусил вперёд, привлечённый необычным звуком, и понял, что иду на перезвон цветистой металлической листвы. Саму листву я увидел на ветвях механической рощи, когда повернул вместе с коридором, выйдя на крытый балкон над ней. Наверное, на эти чудесные деревья, созданные здесь, наверное, выполняли функцию очистки ликры или, может, владели управлением части внутренних коммуникаций Храма, выходили окна из личной комнаты госпожи Коды.

Запрыгнув на перила над каменными балясинами, я стал разглядывать блики. Латунные и медные листья пускали их на живописное мощение внутреннего дворика. Моё внимание привлекла еле различимая фигурка механической стрекозы, что летала, невообразимо быстро перебирая крыльями.

Заметив меня, голем приблизилась и обратилась, чтобы узнать предмет моего интереса. Я уже хотел сразу признаться ей в том, что глазею почём зря, потому что раньше никогда не видел механических рощ наяву, но вовремя сообразил, что могу спросить дорогу, минуя ликровую сеть Храма, уточнив, где здесь ближайший демон, и сразу же так и поступил.

– Если вы ищете внимания Хозяина Стальных Крон, то он недоступен, – возвестила мне стрекоза.

– Потому что его убил Ювелир? – спросил я, решив вроде бы как пошутить, но стрекоза отдала мне знак согласия в переложении для големов, и я бросил ещё один взгляд ей за спину, на эти самые механические деревья. Так это здесь, значит, жил когда-то единственный друг Дракона, потеряв которого голем так озлился на одного из своих господ, – а есть кто-то живой поблизости?

– Если не важна личность демона, то вы можете пойти прямо и дважды свернуть налево – там будет Музыкальная Шкатулка, и если её демон-хранитель вас также не устроит, рядом Хрустальный Сад, но если и там удача не улыбнётся вам, то к остальным демонам придётся записываться на приём в Центре, если вам не назначено лично, а к Спящим записаться нельзя.

Пока она говорила, я яростно заполнял у себя в голове страницы будущей книги про классификацию демонов. Мысленно сравнил толщину глав и грустно отметил про себя, что про обращения у меня пока больше, чем про классификацию.

Тем не менее, наше общение показалось мне продуктивным. Ободрённый, я решил, что могу у неё спросить что-нибудь ещё, например, за что убили беднягу Хозяина Стальных Крон или почему я до сих пор не встретил в Храме ни одного механоида (ведь их здесь должны ходить просто толпы), но потом решил, что могу потратить на это слишком много времени, и поспешил в указанном направлении.

Мне без труда удалось пройти прямо и два раза свернуть налево. Примечательно, что при этом ничего не обвалилось, не загорелось и не взорвалось. И вот перед собой я, как и говорила стрекоза, увидел портал с коваными вратами, чьи створки оказались не заперты, но приоткрыты едва-едва, чтож, коты – жидкость, и я пролез. Проникая в нечто, что называется «Музыкальная шкатулка», я ожидал увидеть всё, что угодно, может, даже не очень трепетное или вовсе не милое, но никак не запылённый склад какого-то хлама.

Здесь находилось буквально всё: большие предметы и маленькие, какая-то старая мебель, дверные наличники и ставни, детские игрушки, оружие, осколки стекла, нечто родом из тяжелой промышленности, судя по виду, но главным и самым большим экспонатом здешней безыскусной выставки являлась пыль. Она лежала на полках с разными предметами, самих предметах, полу, стенах. В воздухе витало столько пыли, что её впору сдавать на специальную биржу пыли. А я с детства аллергик.

Отчаянно чихая и растирая глаза, я прошелся вдоль нескольких рядов стеллажей, тщетно призывая в перерыве между судорожными вдохами здешнего Хранителя. Поскольку мне никто не ответил, я перекинулся механоидом, для того чтобы голос звучал громче, да и аллергия у меня в этой ипостаси попроще (если лицо и горло не начинают распухать, но оно распухает от другого, не пыли). Так или иначе, внимания здешнего демона к себе я так и не добился.

Оставаться дальше мне показалось опасным для здоровья, если не для жизни, и я справедливо рассудил попытать счастья в Хрустальном Саду. Возможно тамошний хозяин окажется гостеприимней и пропустит меня в башню.

Я поворачивал назад, когда очередной чих, устоять после которого на ногах оказалось задачей не тривиальной, заставил меня схватиться за стеллаж для равновесия. Сделав это, я упёрся взглядом в одну (очень пыльную, само собой), но довольно знакомую мне вещь: простой дешевый гребень для волос с цветным навершием. Такие лет пятнадцать назад старшее поколение женщин носило в волосах как заколку. Очень похожим владела моя мастерица из работного дома, госпожа Кайринн. Этот гребень она раньше часто надевала, но потом потеряла его и очень расстроилась – мы так и не нашли.

Я не то чтобы давно не вспоминал о своём детстве и работном доме (по-хорошему ведь у меня и нет других-то дельных воспоминаний о жизни), но обычно я обращался памятью к своему мастеру Айвару, постоянно перемывая в памяти наши конфликты и попытки как-то договориться о моем будущем. А вот мастерица Кайринн… о ней я вспоминал только с нежностью и в последнее время как-то слишком редко. Возможно, потому что я уверен: из Лабиринта она смотрит на меня всё с тем же мягким сочувствием в добрых глазах, как будто знает, насколько мне с собой тяжело.

Повинуясь странному желанию почувствовать себя рядом с чем-то безопасным и родным, я вспомнил в один миг свои годы в работном доме. Память, улучив секунду свободного дыхания, воскресила с моём сердце воспоминания о моей комнате, интересных разговорах с учителями на занятиях, мои скандалы с мастером Айваром, когда я в очередной раз приходил пьяный и не всегда сам. Ещё я вспомнил и то, сколько он для меня сделал, и то, как он махнул на меня рукой. Даже наш с ним не слишком радостный, хотя и вроде как приятный для меня (ведь я добился своего) уговор о том, что я не останусь в этом работном доме на должности воспитателя после выпуска и получу место в Центре… всё это пронеслось передо мной в один миг, между чихами, и я зачем-то взял гребень в руки.

Раздался вздох. Точно такой, как мастерица Кайринн вздыхала. Я положил вещь на место и снова взял. Моё движение сопроводилось ровно таким же даже по интонации вздохом. Предположив, в чём суть, я коснулся вещи рядом, какого-то стёклышка. Оно тоже издало звук, но описать его я вам с должной степенью точности не могу – это словно часть какого-то слова или крика. Звук голоса, но совсем оборванный и оттого чужеродный.

Заинтересовавшись, я протянул руку дальше, и тут услышал предупреждающее рычание. Но не от предмета, а от пыли справа от меня. Осторожно-осторожно я хотел повернуть голову вбок и успокоить эту… пыль, скорее всего, являвшуюся рассредоточенным по всей Музыкальной Шкатулке демоном, но чихнул, стукнувшись лбом о стеллаж, тот начал ходить ходуном, издавая страшнющую какофонию. В попытке осмотреться я повернулся, чихнул… результат, я думаю, каждым из моих дорогих читателей уже предвосхищен.

В следующую секунду моей жизни за мной гнался воплощённый аллерген. Вся пыль передо мной втягивалась в нечто позади, что меня преследовало, и оно всё больше и больше обретало объективированную, разъярённую форму. Когда Хранитель Музыкальной шкатулки попытался материализоваться перед моим носом, я заскреб когтями при развороте и шмыгнул под ближайший стеллаж, рассчитывая пролезть под ним. Сделав это почти машинально, я не подумал, как буду справляться с атаковавшими меня на физическом и иммунном уровнях клубами подшкафной пыли, и мне пришлой действительно нелегко.

Чихая, нервно царапая себя и вместе с тем стараясь высвободиться наружу, каждым своим движением я множил непереносимое для уха сочетание всяких таких звуков, что и какофонией-то назвать уже язык не поворачивался: мало того, что они звучали невпопад, так ещё и сами по себе являлись чем-то совершенно невозможным. Когда я выбрался с другой стороны стеллажа… кажется, всё улеглось. Конечно же, я в это не поверил. Осторожно отходя от своего укрытия, я ждал, что в любой момент пыльный демон атакует меня опять.

Когда это произошло, я испугался немыслимо. Конечно же, сразу отпрыгнул, с перепугу обернувшись механоидом и налетев всем телом на хрупкие вещи позади себя, часть из них посыпалась вниз, соскальзывая с начавшего заваливаться и цеплять собой соседние стеллажи, шкафа. И тут впереди себя я увидел источник освещения – небольшое стрельчатое, убранное узорчатой решеткой, но не застеклённое окно, явно нужное здесь для какой-никакой вентиляции.

Я бросился к нему, понимая, что такие окна не станут делать с выходом наружу – иначе будет попадать дождь и прочие малоприятные вещи. Выкладываясь полностью сейчас, как впервые, я уверил себя так же, что пролезу между элементами ковки, а если правильно примерюсь – то смогу это сделать и в прыжке. Сосредоточившись на выбранном месте, я разогнался, сохранив хладнокровие, когда господин-аллерген попытался меня напугать, появившись перед моим носом снова, и прыгнул. Пролетев сквозь демона, я выпрямился в воздухе в черную мохнатую стрелу и узнал, что окно всё-таки застеклено (и потрясающе хорошо помыто).

Тонкое и хрупкое стекло я разбил, пролетев по намеченному курсу половину пути, а дальше застрял. В решетке. Перед моими застывшими в страхе глазами предстал непередаваемой красоты хрустальный сад со всякими хрупкими и дорогими растениями из цветного стекла, поднимавшимися над черными обсидиановыми плитами.

Я даже не мог осознать что хуже – то как упасть на это опасно или то как дорого. Строго подо мной стояло дерево – изящества нереального, словно лунным светом да серебром вышитое, словом, такое хрустальное дерево, на которое лучше не падать из-под потолка механическому коту. А да, с этой стороны стены окно, где я застрял, располагалось не на уровне груди механоида среднего роста, а очень высоко – я видел перед собой весь сад.

Я яростно грёб всеми четырьмя лапами, тщась вырваться из какофоническо-пылевого Лабиринта позади себя. Вообще, головой я прекрасно понимал, что паниковать не надо, что ничего я на самом деле и не застрял, что не порежусь, и осколки в механизмах вряд ли застрянут, и, главное, что падать вниз мне совсем никак нельзя, но вот беда заключалась в том, что голова с остальным телом как-то неудачно и довольно трагически утратила всякую связь – чем яснее я понимал, что делаю неправильно, тем сильнее и быстрее делал именно это.

Снизу к дереву (ну, точнее, так близко к стене, откуда я торчал, как только возможно), подошел темноволосый бледноватый мужчина. Рукава его рубашки были закатаны до локтя, и я сразу отметил, что ликровых клапанов на запястьях нет. Демон? Демон-хранитель Хрустального Сада?

– Вы в безопасности, – сказал он мне, – если вы не ранены, то бояться нечего – скоро придёт помощь!

«Этого мне ещё не хватало», – подумал я и, сделав роковое усилие, высвободился, немедленно сорвавшись вниз. Сам полёт у меня никаких воспоминаний не оставил, и я сразу же обнаружил себя сжавшимся и дрожащим на полу. Надо мной почти так же дрожало и звенело дерево. Несколько капелек хрусталя от веточек тонко станцевало по плитам, но дерево в целом не разбилось. Демон, стоявший рядом со мной, выжидающе на него смотрел. Через мгновение дрожь в стволе и хрупких ветках стихла, демон потянулся ко мне, чтобы помочь, и нас накрыла стеклянная лавина. Мне показалось в этот момент, что вообще кончился весь мир.

Звон стоял у меня ушах – ужасный, пробирающий до всех механизмов и родных камней звон, и я сам не слыша себя уже мгновение спустя скребся когтями по огромной луже крови, что расползалась по обсидиану, затопляя собой прозрачно-белые осколки.

Меня передёрнуло, не помня себя и не разбирая дороги, я бросился бежать, но затормозил, как только опомнился. Я отдышался, утерев плечом размотавшуюся соплю.

Так.

Так, здесь – кровь демона. Огромная такая жирная лужа крови. Вообще-то, это именно то, что мне нужно, я ради этого и пришел. Не так, ох, не так следовало это получить, но я сейчас заботился не о себе, я думал о мечте Зимы. Значит, я должен действовать смело и так далее.

Мне следовало вернуться и извозиться в этой луже как следует, по уши. Я сделал шаг вперёд и… два назад. Нет. Кроме того, что это совершенно ужасно, и я вряд ли на это решусь, есть ещё одно: пока я доберусь до Башни (а она, кстати, ещё неизвестно где), кровь свернётся. Нужно… нужно что-то… я увидел отсеченную острым, как бритва, осколком кисть. Ею демон как раз и тянулся ко мне, чтобы оказать помощь в тот момент, когда дерево рухнуло. Наверное, внутри плоти кровь останется жидкой дольше и, хотя это тоже ужасно, и я вряд ли отважусь, идея сама по себе, если взять её в отрыве от сопутствующих обстоятельств, нужно признать, показалась мне здравой.

Так я уговаривал себя, пока, низко припав к полу, подползал к своей цели. Вот я уже передними лапами и брюхом в крови, вот кисть передо мной (будь это, к примеру, палец, наверное, вышло бы легче, но осматривать всё остальное тело для того, чтобы узнать, что со второй рукой, я под страхом смерти бы не стал).

Сначала я хотел зажмуриться, прежде чем хватать свой ключ к Башне, но потом подумал, что здесь всё ещё небезопасно. Поэтому поднял глаза наверх, ожидая оттуда какой-нибудь подлости, взял зубами, что собирался, стараясь не сжимать челюсти крепче необходимого, и дёрнул к выходу, прямиком угодив прямо под лапы Дракону.

Хранитель, не дав просочиться под его брюхом, поднял меня лапой за шкирку на уровень глаз:

– Мне кажется, что определённые ваши действия, господин Китен, нуждаются в дополнительных пояснениях.

Да. Пояснения во мне явно нуждались, но без всякой взаимности: я, вообще-то, много раз читал книжку про то, что случается, когда говоришь с набитым ртом.

– Вы… позволите? Мне кажется, эта… вещь принадлежит мне, – я скосил глаза направо и увидел того же самого демона, который только что погиб под рухнувшим деревом. Сначала я решил, что он собрался назад из разрезанных кусков, но обе его руки оказались на месте.

Нехотя я собрался уже разжать челюсти, но у меня не очень получилось: верхние клыки здорово застряли в плоти, а помочь себе языком и губами я брезговал и никак не мог через это переступить. Дракон извиняющимся тоном попытался если не сгладить, то хотя бы разъяснить ситуацию:

– Это кот господина Ювелира. Я уверен, что при первой возможности мастер сделает всё, чтобы загладить этот вред…

– О, не стоит, не стоит, это же моя вина, – поспешил успокоить голема демон.

– Ваша? – переспросил Дракон.

– Вммм? – переспросил я.

– Я не сделал ни одной вазы в Саду, – мягко произнёс Хранитель этого места, вынимая у меня изо рта собственную руку, – хотя знал, что если черный кот придёт и не найдёт вазы, чтобы разбить, то он разобьёт самое дорогое, что есть в Саду. Мне не стоило пренебрегать этим правилом, ведь черные коты так суеверны…

Дракон горячо заверил демона:

– Я немедленно брошу его в огонь.

– Нет! Нет! Ты не можешь так со мной поступить! Я не сделал ничего плохого! – шепеляво запротестовал я, дрожа всем телом. – Он же в полном порядке! Ювелир тоже в порядке! Дерево ещё вырастет! Я ничего не сделал!

– Видимо, этот кот не любит дезинфекцию и думает, что Башня-из-ветра-и-пламени опасна, – улыбнулся демон Дракону какой-то замкнуто-то виноватой улыбкой.

Я, почувствовав, что меня отнесут туда, куда мне надо, расслабился.

Выдохнув и осознав, что весь кровавый кошмар позади, что меня несут в Башню, а та безопасна, я смог, наконец посмотреть по-профессиональному на Хранителя Сада. Мысленно я раскрыл свою книгу, а демон, поймав мой прищур, выдавил улыбку. Я буквально чествовал, что его тяготит наше присутствие. Действуя согласно проснувшимся привычкам сотрудника Центра (я всё же долго работал как практикант) я составил краткий портрет – высокий интеллект, низкая социализация, обычно при этом сочетании бывают какие-то проблемы с речью, странно, что он, к примеру, не заикается.

– Хранитель, – тихо произнёс демон, раз уж мы всё равно пока не ушли, – я жду поставки материалов… она задерживается уже… на двадцать семь минут.

– Поскольку этот кот представляет из себя угрозу заражения, всё крыло Храма эвакуировали. От того задержки. Приношу извинения, мастер.

В этот момент, демон и голем одновременно очень настороженно подняли головы вверх.

– Что случилось? – аккуратно спросил я.

– Из-за смерти и пришествия господина Садовника пали, не выдержав нагрузки, межи Храма, – сказал как-то спокойно слишком Дракон, – теперь Храм беззащитен перед внешними угрозами.

– Бардак, – немедленно высказался я. – У вас тут дезорганизация, безобразие и бесхозяйность! Удивительно, как мир ещё в Хаос не провалился с такими специалистами своего дела!