Читать книгу Демонология и я. Сны Зимы - Нелл Уайт-Смит - Страница 6

Свет виден очень нечетко, и вместе с тем кажется несбыточно-красивым. Это оттого, что он, неяркий, рассеянный, пробивается сквозь водную гладь оттуда, с поверхности. Холодная ледяная толщ воды давит. Лёгкие разрывает от недостатка кислорода, от желания вдохнуть разлитую в чистой воде надежду на спасение и, захлебнувшись, уйти на дно, превратившись в ещё один осколок вечного льда. Тёмное дно, такое глубокое, что его можно не бояться, такое глубокое, что кажется, будто его вовсе нет. Какие-то мягкие тенистые лучи, обнимающие тело, струятся из этих глубин. Они так не похожи на пробивающийся сверху белый искристый ореол, обещающий жизнь, обещающий глоток свежего воздуха, но похожи на нечто иное – на сумеречный, полный боли и истины свет, где не так и важно, жив ты или мёртв, ведь он сам – извилистая дорога страдания, что приятна и сладка, поскольку имеет цель. Эта дорога лишений и мрака – парадоксальный свет, ведущий к моей собственной душе. Хотя всё устроено так, что души у меня нет, и, пока стоит мир, она и не может появиться. Взгляд кота. С поверхности смотрит на меня черный кот.

Я проснулся. Хотел свернуться калачиком и доспать, но кто-то неподалёку бубнил и мне мешал. Я поворочался, перевернувшись с затёкшего бока, и поджал неудобно вытянутую во сне лапу. Устранив это препятствие, собрался с силами и, преодолев зябкий окутывающий неуют окружающей обстановки, решил взять себя в руки и постараться снова уснуть. Меня грубо заставили вернуть уставшую от неподвижности лапу в прежнее положение.

«Лежи и не двигайся, – обратился ко мне через ликру Дракон, – не беспокойся ни о чём – мы в Храме, здесь безопасно и тепло, – призадумавшись на долю секунды, он добавил, – и для твоего удобства я держу открытыми двери».

Я приоткрыл один глаз, взглянув между пальцами драконьей лапы, которой он меня накрывал, на знакомые мне врата Чертога Хранителя.

«Закрой немедленно, устроил сквозняк! Издеваешься надо мной».

Когда тяжелые створки начали смыкаться, голем недовольно утробно заворчал. Врата задержались, для того чтобы кого-то пропустить, и я заметил, переместившись поудобнее, как в Чертог, широко шагая, входит миниатюрная блондинка примерно моего возраста. Забранные на затылок два высоких хвостика позвякивали при каждом шаге. Она улыбнулась кому-то впереди себя, и некая странность в мимике этой улыбки приковала моё внимание:

– Звал, Большой? – чуть наклонив голову набок, она перевела взгляд куда-то правее и поздоровалась ещё раз. – Привет, великий господин!

Я, совершив кучу ненужных движений, поменял местами в пространстве нос и хвост, посмотрев затем между двумя другими пальцами голема. Там, на алтаре сидел, перевязывая сам себя, Ювелир, и рядом с ним (на расстоянии, исключающем всякую возможность помощи брату) стоял Часовщик. На свежей повязке Ювелира, обхватывавшей большую часть его торса, уже проступили четырьмя параллельными линиями розоватые следы. Может, это от крови, а может – от обеззараживающего состава. Во всяком случае, понятно, что там у него, по крайней мере, четыре здоровенных пореза.

Поскольку больше ничего интересного вокруг себя я не нашел, то мысленно стал заполнять главу своей будущей книги про должное обращение к демонам. Часовщик, насколько мне известно, самый первый в иерархии, значит, «великий господин» – это он. А к Ювелиру она обратилась «Большой». Почему? Пока непонятно. «Привет» могло быть как фамильярной современной, так и высокопарной древней формой обращения, но судя по всему остальному скорее первое, чем второе. И суммируя всё, я пришел к блестящему однозначному выводу, что эта девушка – одного круга с теми, с кем здоровалась. Значит, она вторая виденная мной в жизни демонесса.

– Здравствуй, Лири, – тихо произнёс Ювелир, накинув свежую рубашку, – я звал по праву договора тебя.

«Какого договора?» – спросил я, приподнявшись на лапы, и пристроившись ликровым клапаном в основании шеи к одному из выходов в лапе Дракона, чтобы установить ликровую связь. Поза оказалась более чем неудобной.

«Брачного».

Ого! Я опять сменил угол обзора, перевернувшись.

– Ну, говори, – улыбнулась девушка демону. Она, подмигнула Дракону, но, собравшись с тем поздороваться, изменилась в лице, – какая пакость! Кто посмел тыкать в него этим и откуда это взялось?!

Забыв обо всём остальном, она, поддавшись внезапному порыву, направилась к голему. Сочтя, что сейчас поступит реакция с другой стороны, я совершил обратный манёвр, снова заняв своё прежнее, удобное для наблюдений за первыми из нерождённых, место. Однако Ювелир сосредоточился на том, чтобы привести себя в порядок, а Часовщик следил за демонессой внимательно, но безмолвно. Дракон же зачем-то смахнул в сторону мой хвост. Возмущённо я его вернул, и тот как раз попал демонессе под тяжелый сапог.

– Ты только посмотри на эту карту! Вопросы и ответы расположены неверно, сам сплав давно не подходит под внутренние механизмы бедняги! – произнесла демонесса прямо над моей, подавлявшей поток искренней экспрессии, головой, – карты вопросов и ответов для Дракона запрещены давным-давно, и…

– Ты можешь определить, когда она сделана? – тихо, мягко, как будто карамель в чужой чай добавляя, поинтересовался у неё Часовщик.

Его собеседница, видимо, ответила знаками, которые я попытался, но из такого положения не смог разглядеть. Демон же явно не ожидал полученного им ответа:

– А кем? – быстро, как-то колко уточнил он и, получив ещё один удивительный для себя, а для меня – невидимый, ответ, обратился к своему брату. – Ты знаешь, кто её применил?

– Нет, мой господин, – честно, без всякого удивления в голосе ответил тот.

А я – знал! И я собрался им сообщить об этом, но, Дракон прижал меня к полу, заткнув ногтем рот. Судя по быстроте его движения, демонесса иглу вынула, сняв голема с пресловутой «диагностики». Сделала она это очень не вовремя – лучше бы Дракон нормально защищал меня в Снах Зимы, а сейчас не мешал бы заниматься делами.

– Эта старая карта вопросов и ответов повредила Дракона, – разочаровано произнесла демонесса, продолжая рассуждать о расстроившей её игле, – но я за пару часов починю.

– Нет, Лири, – напомнил о себе Ювелир, закончив на этом с перевязкой, – ты уничтожишь Сны Зимы. – Он ещё какое-то время смотрел на собеседницу, а затем, возможно отвечая, а может быть, подводя итог собственным сомнениям, заключил, – на этом всё.

– И вы благословляете это, великий господин? – уточнила каким-то странным, полным внимания, почти вдохновенным шепотом демонесса.

– Нет, не благословляю, – ответил ей Часовщик, – и отлучаю Ювелира от Храма за то, что он дал тебе этот приказ, и более того – за то, что он дал Теням коснуться своего тела, приведя затем Тьму в Храм.

«Изгоняют из Храма его создателя? – переспросил для ясности я Дракона. – Если он так здорово влип, то что будет с тобой? Переплавят?»

«Ювелир ничего не сказал о том, что я сделал для него, – ответил Дракон, – он соврал Часовщику, и Храм подтвердил его слова».

«Нужно думать, вы очень дружите, раз так вступаетесь друг за друга», – пробормотал я, думая, как бы мне так устроиться поудобнее, чтобы одновременно следить за всем происходящим вокруг. К счастью, для моего удобства и свободы бедного хвоста Оружейница подошла ближе к братьям-демонам, уперев кулаки в талию.

– Если я взорву эти озёра, начнётся война Зимы против Большого, – сказала она, приподняв подбородок, и бубенчики в заколках коротко звякнули. Демонесса обратилась к Ювелиру, – кто-то из вас умрёт.

«Мы не дружим, – ответил мне быстро и довольно раздраженно Дракон, – Ювелир пытается привязать меня к себе неискупимым долгом – он однажды спас мою жизнь, последовав за мной в сам Хаос, вырвав от Лабиринта, но заплатил за моё спасение жизнью моего единственного друга. И с тех пор я не могу выкупить у Ювелира свою совесть, чтобы получить, наконец, право ненавидеть его свободно и потребовать его крови за кровь Хозяина Стальных Крон. Ты дал мне шанс искупить своё спасение, но не прошло и часа, как взамен старого долга возник новый, требующий такой же оплаты».

Услышав такое, я как-то невольно отстранился и поднял голову вверх, желая посмотреть Дракону в глаза, но вместо этого упёрся взглядом в холодную скань его лапы. Сказать, что мне стало неуютно мало – я действительно не знал, как реагировать на его слова и, в отличие от Зимы Дракон не имел на мой пиетет никакой привилегии.

– Я не смогу выжить в любом случае, – сообщил как раз в этот момент своей супруге Ювелир, стремительно, судя по тону, терявший интерес к беседе, – в моей крови Тьма, регенеративные силы исчерпаны. К счастью, я слишком слаб, чтобы пережить проникновение Тьмы в моё сознание снова, и умру от её попытки сделать это через сутки или двое от лихорадки.

– Ювелира ранила Тень, пока он работал с душой в миру, – поспешил объяснить Часовщик, – он оказался заражен, но по какой-то причине сформировавшаяся в его теле Тень покинула его в воде Снов Зимы. И принялась за терраформирование мира для интеграции в Лабиринт.

– Так это зараженная земля, как и Черная Цитадель раньше? Сияющий металл применялся там и доказал свою эффективность против Теней, – влилась в обсуждение Оружейница, а я, откинув голову назад и оттянув уголок губ чуть ли не до боли, начал освобождаться от пальца Дракона, всё ещё мешавшего мне нормально дышать и говорить. Освободив рот, я начал выбираться из-под голема, на всякий случай не разрывая нашей ликровой связи, чтобы дольше находиться в его поле чувственного восприятия (потому как в таком случае он будет меньше за мной следить).

– С первой войны Теней прошло слишком много времени, – подал голос Ювелир, – я считаю, что напавшая на меня Тень молода.

– Вернулась Всадница Хаоса? – не то заинтересовалась, не то обрадовалась демонесса, и я, начав просачиваться наружу, попытался обдумать, что об этой Всаднице Хаоса знаю я: во-первых, разные демоны употребляли это имя с разной родовой принадлежностью: Зима и Оружейница говорили об этом существе в женском роде, но Ювелир, однажды тоже употребив это слово так же, как и они, второй раз сказал о Всаднике. Интересно, это какой-то признак особенности этой Всадницы или Ювелир просто оговорился?

– Отец молчит об этом. Мы все знаем, что Всадник может прийти только со стороны Хаоса, и знаем, что оттуда не приходил никто, – ответил Часовщик, а я, выгнувшись и осторожно подтягивая себя когтями, отметил что да, я правильно подметил: у одних он Всадник, у других Всадница, и я не понимаю почему. Может, их двое?

– Поэтому ты теперь свободна, Лири, – сказал Ювелир, и этим явно заканчивал разговор, – ты больше не огонь за стеклом фонаря. Ты – пожар.

«Стой, – прижал меня к полу Дракон, и я, недовольно развернувшись, наконец, смог взглянуть ему в глаза, чего даже при самом тесном ликровом контакте очень сильно не хватает в любом разговоре, – ты не понимаешь, какой опасности подвергаешь себя!»

– Раз я пожар, – жестоко оскалилась Оружейница. Её длинные клыки так странно сочетались с нежным личиком, которому шла жестокость, – то не будет Войны Теней. Так как получив свободу, Я докажу миру его красоту! Я стану не от мира и не от Храма, но от грядущего Снами Моими бытия.

– Ты не сольёшься со своими Снами, – осадил её Ювелир, впрочем, настолько буднично и даже как-то скучно, что я, отвлекшись от Дракона, попытался сделать себе мысленную пометку – разобраться с тем, что такое эти «Сны», – для этого мало всей имеющейся в Башне энергии. Нужно что-то большее на порядок.

– Если так, значит, я справлюсь без них, и огнём оденется мир, а за огнём – вечным саваном пепельной зимы, – сказав это, Оружейница улыбнулась легко и приятно, а затем обратилась к супругу, – хочешь, я провожу тебя на вокзал?

– Не трать время, – сухо посоветовал ей Ювелир, и она в тот же момент исчезла из Чертога, не потрудившись попрощаться с великими демонами. Сам же Ювелир не проявил такой непочтительности и отправился к выходу из Чертога пешком, предварительно отдав брату знаки прощания.

А я, взглянув на Дракона зло, выгнулся ещё больше, чтобы выбраться наружу.

«Оставайся где есть, иначе я не смогу тебя защитить. Я верну тебя назад, ты ничего не должен этому Храму».

«Я должен изучать его демонов. Это – суть моей жизни!», – яростно парировал я и начал царапаться, замерев, когда рядом со мной остановился окликнутый Часовщиком Ювелир:

– Брат, однажды ты проник внутрь Лабиринта. Скажи, что видел ты там?

– Там свет Сотворителя тает золотой сладостью на губах и на глазах – нежная пелена от завершенного творения, – ответил Ювелир, опять подобрав эмоционально окрашенные слова, но выбрав для них совершенно нейтральную интонацию. Я же упирался когтями в старавшегося достучаться до меня Дракона:

«Ты злишься на меня из-за моих слов, – виновато сказал он, – но ты не знаешь всех обстоятельств».

«Причём здесь обстоятельства или вообще события?»

– Ты знаешь о нападении на себя больше, чем мне сказал. Есть то, что ты скрыл, – укорил тем временем Часовщик своего брата, и тот не спорил:

– Да, мой господин. Теперь воля Предназначения лежит между нами. Своим разумом всецело повинуясь Вам, я вижу перед собой поставленные Отцом преграды. И сквозь я переступить не в силах.

«Притом, что именно обстоятельства вынудили меня поступать так, как я поступаю. Пусть я связан долгом перед своим создателем, перед Храмом и перед Ювелиром, но это не отменяет моих собственных устремлений и привязанностей», – указал мне Дракон, но я ответил ему как думал:

«Нас определяют не события, а то, что мы позволяем им с нами сделать!»

– Я скорблю о тебе, – тихо и очень искренне произнёс Часовщик, пытаясь, не хуже чем Дракон сейчас ко мне, воззвать к Ювелиру, и в отличие от Дракона ему это удалось (я даже навострил уши, прервав своё ожесточённое сопротивление):

– Тогда от чего вы надо мной не сжалились? – без всякой обиды – спокойно и как-то даже жестоко поинтересовался Ювелир. – Никогда я не подводил Вас, и во славу Вашу я воздвиг Храм, багрянцем, и золотом я одел его своды, лазурью и тёмным нефритом устлал пороги его. Я даром Храму принёс каждую печаль черной и белой земли, и их я вложил в Машины Творения, что вы благословляете на шаг мира вперёд в часы полной Луны.

– Всё так, мой великий брат. И всё же я отказал тебе, поскольку воля Предназначения теперь лежит между нами, и если Я не дарую тебе лёгкую и быструю…

– Достойную, – поправил его Ювелир, всё-таки проявив какую-то толику эгоизма.

– … смерть. Я хочу, чтобы ты одел наруч, ограничив своими руками и регенерацию.

– Она выдохлась и без того. Ограничив её ещё, я останусь без возможности сопротивляться Тьме.

– Да, но, возможно, ты станешь восприимчив к обычным медикаментам, что сейчас бесполезны для тебя. Это может дать тебе шанс.

– Подобные эксперименты показали отрицательный результат, – отметил Ювелир вежливо, – Одев наруч, я собственными руками лишу себя возможности мгновенно перемещаться, сделавшись вашим пленником.

– Ты нужен мне до последнего вздоха, и все силы, всю кровь и пот, что есть в Тебе, я выжму на алтари Храма и мира, чьими именами я проклял Тебя и от чьих благ я Тебя отлучил.

«Вот, значит, – повернул я голову к Дракону и прямо взглянул ему в глаза, – в кого ты такой?»

«Ювелир – чудовище!» – оправдался, как мог, Дракон.

«Он чудовище, а ты-то кто?» – оттолкнул я его и этим высвободился окончательно. Он больше не задержал меня не потому, что не мог, а оттого, что не посмел.

– Что ж, так будет, – заключил довольно двусмысленно, с моей точки зрения, Ювелир, утратив интерес ко всей беседе, и отдал в той же своей будничной безразличной манере знак принятия, – я приму любую судьбу и ни в чём не скажу против Вас.

Я пятился от Дракона назад, всё глядя на него. В глазах голема я видел сожаление и глубокое раскаянье в своей откровенности. Но видел также и усталость, накопившуюся в его сердце от бесконечного внутреннего спора, где он, оппонируя самому себе, бесконечно себя обвинял. Я понял, что он надеялся, что в реальности тот, с кем он поделится, наконец, своей тайной, будет мягок к нему, но я его не пожалел.

Шорох заставил меня отвернуться от голема, вновь посмотрев на демонов. К мужчинам подошла сама красота, воплощенная в ступающее по бренной земле тело женщины. Красота как она есть! Высокая мастерица образов с золотыми волосами и глазами яркими, светло-карими, цвета низких звёзд. Она носила белое платье простого кроя, тонко подчеркивавшее её фигуру. Прелестница поднесла Часовщику алый ларец с золотой каллиграфической росписью. Демон его открыл, и я попытался рассмотреть, что внутри, но, даже встав на задние лапы, не справился с этим, пока он не извлёк содержимое. Моим глазам предстал наруч с обильной инкрустацией. Волшебные самоцветы? Чарующие переливы россыпи обращённых в драгоценные камни душ, вырванных из самой груди их владельцев.

– Мой господин, – наклонил Ювелир голову, отдавая знак почтения точеными движениями, въевшимися, наверное, за все долгие лета мира от самого сотворения в мышцы так, что позавидовала бы любая колея. Он взял один из двух наручей, предложенных ему Часовщиком и защёлкнул на левом запястье, – во славу Вашу я по своей воле ограничиваю свою возможность перемещения в пространстве и отказываюсь от регенерации, чтобы я мог умереть, когда Вы скажете мне.

– Мой брат, – улыбнулся Часовщик, и вооруженные до зубов воины с механическими крыльями, бесшумно появившиеся пока я разглядывал женщину, приблизились к Ювелиру со спины. Это Крылатый Легион, не иначе – красавцы, никогда не видел такой ладной внешней родной механики.

– Мой господин, – улыбнулась сдержанно и тепло, наклонив прекрасную голову, принесшая наручи женщикна, но Ювелир оставил эту реплику без внимания.

«А ведь не имела бы она права на ответ – не стала бы открывать рта», – подумал я сам себе.

Развернувшись, Ювелир ушел, больше не задержавшись ни на секунду. В какое-то мгновение он поравнялся со мной, но не заметил черного кота в тени огромного голема. Я хотел зацепить взглядом его мимику, заметить, больно ли ему от того, как брат и Храм с ним обошлись, стоило ему потерять для них ценность, но оказалось зря: лицо демона ровным счётом ничего не выражало.

– Что ты думаешь? – спросил Часовщик у женщины, стоявшей рядом с ним. Очнувшись, я снова посмотрел на неё, залюбовавшись. Мне нравилась линия её талии, подчеркнутая простой одеждой, и нравился правильный овал лица.

– Если первая атака Всадницы Хаоса на Храм провалилась, то я не вижу причин для дальнейших опасений. Разрешите мне увидеть её, и тогда она, преисполнившись страстью ко мне, полюбит этот мир и, успокоившись в счастье у Ваших ног и в моих объятиях, будет верно служить Храму, – ответила тихо его собеседница. Но поскольку Часовщик не отреагировал на эти слова, дала ещё одну оценку, – вы слишком великодушно оставили Ювелиру жизнь, когда он сам просил смерти.

– О, Кода, ты девочка, играющая в куклы у самого края мира, – тепло и ясно, завораживающе и угрожающе, угрожающе на самой границе восприятия, подсознания, произнёс Часовщик, касаясь пальцами губ прекрасной, как вешний рассвет, своей собеседницы, – скажи, что будет, если убить демона, не умиравшего от сотворения мира ни разу?

– Я не знаю, – шепнула она, очевидно, страшась наказания. Я видел, как напряглись мышцы её шеи, словно застывая в недвижности, в каком-то ложном притягательном смирении, выученной покорности.

– Я разрешу тебе поехать с моим братом, – улыбнулся Часовщик, тем временем явно испытывая красавицу. – Догнать и разделить его судьбу. Если ты хочешь.

Кода, как назвал её демон, улыбнулась тепло:

– Зачем мне умирающий старый демон, когда я могу подчинить нового своей воле полностью, когда Тьма в крови Ювелира сделает своё дело?

Часовщик коснулся её лица, поправляя продолжением движения ей волосы у виска. Я прямо шкурой чувствовал исходящую от него, сочащуюся в каждом извлечённом им звуке, шелковую и мягкую опасность:

– Может, это нужно тебе, чтобы подчинить своей воле Храм, моя госпожа?

– Не смейте трогать её! – громко произнёс я, не стерпев такой наглости, и, перекинувшись механоидом, обратился прямо к обернувшемуся на этот звук демону. – Вы просто мерзкий, и всех вокруг себя стараетесь сделать мерзкими, но главное – вы смеете грязно лгать о своей любви к Зиме! Это невыносимо отвратительно! Да если ты кого-то любишь, ты никогда не позволишь причинить ему вред! Весь мир можно перевернуть, лишь бы не допустить, чтобы твоя любимая плакала! Вы властелин мира и Храма, так почему не сохранить для Зимы её домен?! Как можно допустить его разрушение?!

Задав этот вопрос и не услышав на него немедленного ответа, я, выпрямившись и почувствовав, что сбросил пар, вложил руки в карманы и тут вспомнил, что у меня нет карманов, потому что у меня нет штанов.

– А почему… – спросила Кода, разглядывая меня, – он весь черный?

– Мелания – это не болезнь, а особенность, – сразу расставил я все ударения, – черная кожа, черные волосы, черные глаза. Я – черный кот!

– Это последний образец одного из проектов Ювелира, по искусственной культивации Даров определённого свойства, если я не ошибаюсь, – мягко улыбнулся Часовщик, – на этом примере мы видим, почему проект закрыт – генетические ошибки начинаются раньше, чем врождённые таланты. И всё же… насколько я вижу, молодому господину не отказали в щедрых авансах: личные карты по его ликровой сигнатуре двоятся – есть поддельная, а данное при рождении открытое назначение так и не отозвано. То, что ты видишь перед собой, часть моего долгого диалога с братом.

– Разговора с Ювелиром о счастье мастеров?

– Да. Элегии об этом, – перестав улыбаться и задержав на мне взгляд, демон отрезал, – его следует отправить в огонь.

С демонами вообще, конечно, очень интересно говорить, но я неожиданно вспомнил, что у меня есть и другие дела. Например, пожить подольше.

Обернувшись котом, я дернул, куда глядели глаза, со страха ещё пару раз перекинувшись на полу в обе стороны и, пробуксовывая на выложенном гладкой мозаикой полу то когтями, то пятками, я умчался насколько быстро, насколько только смог, низко прижав хвост и топоча, как целая толпа самоходных ларьков с пивом. Вот! Вот зачем в нормальном доме двери нужно держать открытыми! Я уже обругал себя всеми словами за то, что попросил Дракона закрыть, чтоб не дуло, но, к счастью, створки ещё только смыкались после ухода Ювелира, и я успел просочиться.

Я быстро свернул в ближайший коридор и продолжил выжимать из себя всё, что мог, непередаваемо радуясь тому, что не замерзаю, но несколько тревожась, что сварюсь изнутри (так будет, если у меня отнимут назначение – ликра в венах просто вскипит), и да… теперь за мной точно гнался страшный демон (лично или с помощью наёмного персонала).

Мне следовало бежать из Храма. К счастью, я точно знал по крайней мере об одном поезде, в ближайшее время отбывавшем в мир. Тем более что я находил интересным его главного пассажира.

Довольно распространённым среди обывателей мифом является мысль, что у животных более острые, чем у механоидов, чувства: зрение и особенно нюх, но это вовсе не правда. На самом деле, обоняем мы почти так же, а видим хуже – цветов меньше, всё более тускло, но это обычно, а сейчас благодаря благословенной силе стресса я казался себе практически всесильным. От неуёмной жажды жизни я мог учуять и услышать практически всё.

И потому аромат крови не иначе как путеводной нитью пролёг для меня в пустых коридорах Храма. Он вёл меня не слишком извилистым путём, указав всего несколько поворотов. Путаясь в собственных лапах, я справился с ними и очень скоро выбежал на залитую солнцем платформу.

Оказавшись там, я аж присел от резкой смены обстановки – таким естественными стали мне казаться высокие галереи Храма и таким нарочито-бесполезным не содержащее никаких архитектурных изысков небо над головой. Дело чуть-чуть поправляли стеклянные навесы, протянутые над платформой, словно следы от вялой приливной волны на песке.

На перроне оказалось чисто и совершенно пустынно (раньше я вообще не представлял, что могут существовать на черной земле пустые вокзалы).

Впереди я увидел демона. Он как раз в наручниках и ошейнике совершенно спокойно входил в вагон в сопровождении нескольких механоидов в форме военных медиков. Стражники Крылатого легиона запечатали дверь, и поезд двинулся.

Выцветшие на бесконечных просторах пустошей грузовые вагоны неспешно стали набирать ход, думая разогнаться только после того, как минуют платформу. Я бросился вслед, выжимая из механических своих кошачьих лап, гораздо больше сил, чем в них вообще имелось. Поравнявшись с хвостом состава, я прыгнул, вытянувшись красиво, подобно струне, и… повис в воздухе, схваченный за шкирку.

Поезд ушел. Безнадежно, навсегда покинул вашего бедного хвостатого повествователя.

Женская рука повернула меня на сто восемьдесят градусов, так, чтобы особа, лишившая меня только что чудесной возможности продолжить карьерный рост, могла как следует разглядеть меня.

– Итак, – улыбнулась мне Кода, оценивая не слишком представительную мою черную шубу, – ты демонолог?

Юлить теперь не имело смысла, и я похвастался ей:

– Да, госпожа. Я – демонолог.

– Тогда тебе лучше сейчас правильно ответить на мой вопрос. Я спрошу о самой себе, – не слишком ласково прищурилась красавица, и я весь напрягся до такой степени, до какой только можно напрячься, болтаясь над мостовой.

Вообще, я считал себя знатоком систематизации, а также интуитивного поиска ответов на вопросы, способные иных поставить в тупик. Например, скорее всего, меня попытаются подловить на том, что эта женщина задаст вопрос о себе как о демоне, хотя сама демоном не является, а значит, прежде всего, мне следовало правильно определить – демонесса ли передо мной.

Итак, общая эрудиция мне ласково подсказала, что тела механоидов состоят из механических и органических частей, а у демонов механики не бывает. У этой женщины нет видимых механических деталей, но это ни о чём не говорит, поскольку у меня тоже не видно механики – у оборотней она вся, как правило, внутри. В отличие от моих, её запястья не имели ликровых клапанов, но они тоже есть не у всех (вообще, я скажу больше – не у всех механоидов есть механика).

Нужен другой признак. Например, у демонов, как я думал всегда, нет собственных имён – их заменяют прозвища по названиям профессий, а Часовщик назвал её именем собственным – Кода, но и Ювелир до этого звал свою жену (определённо демонессу, как мы уже выяснили) по имени, что означало – имён собственных не было только у демонов-мужчин… и Зимы. Полный бардак. Я зажмурился.

Передо мной или демонесса, или не демонесса. Я не смогу сейчас этого эмпирически определить, только угадать. Но какая вообще разница – угадаю я или нет, если я в любом случае ничего не знаю о ней? Какое у неё Предназначение, если она демонесса, какое место она занимает в иерархии? Всё, что я мог знать, – она красива. Абсолютно и полностью прекрасна. Никогда не думал и думать не мог, что свернут мне шею столь изящные руки!

– Расскажи мне, черный кот, – хитро прищурилась моя потенциальная убивица, начав со слов надоевшей мне до зубовного скрежета детской считалки, – о чём я только что думала?

Я внутренне выдохнул и расслабился. Из всех возможных вопросов на черной земле она мне задала единственный, на который я без проблем мог дать ответ в любой момент и в любом состоянии:

– Моя госпожа, вы загадали, что если только Ювелир вспомнит о вас, то вы поедете с ним, и, презрев голос разума, разделите его незавидную судьбу, но он так и не обернулся.