Читать книгу Вельяминовы. За Горизонт. Книга вторая. Том первый - Нелли Шульман - Страница 6

Соленый ветер шевелил листы свежего The Times. Газету небрежно бросили на крахмальную скатерть, рядом с пустой чашкой эспрессо. Братья Мантини, с довоенных времен торговавшие конфекционом на площади рядом с городским почтамтом, весной открыли в соседнем с магазином доме итальянскую кофейню:

– Англичан здесь больше нет, – усмехались предприниматели, – Гана независимая страна и не обязана больше пить колониальный чай. Мы уверены, что заведение ждет успех…

Так оно и случилось. Белые террасы элегантного особняка наполняли парни в костюмах от лондонских портных, американских джинсах и цветастых рубахах. У многих на запястьях виднелись золотые часы. Патроны приезжали на ухоженных автомобилях.

Виллем, с его отличным зрением, мог издалека прочесть заголовки в газете:

– Туда мне хода нет, – он с тоской взглянул на чашку, – я соскучился по хорошему кофе, такому, как подавали у президента. Августин очень сильно рискует, особенно с арестом Иосифа… – к гаражу месье Этьена Грешник пробрался ночью. Виллем подсвечивал себе купленным за гроши на барахолке фонариком:

– Прошло две недели со времени нашего побега, вряд ли у заведения еще пасутся полицейские… – он вовремя заметил отблески мигалок:

– Нет, никуда они не делись… – Виллем перемахнул через какой-то забор, – ясно, что Иосифа арестовали, если вообще не убили в перестрелке…

Он разобрал, что в газете сообщают о стычках на индийско-китайской границе и о гражданской войне в Йемене. Черный заголовок кричал:

– Русские размещают ракеты на Кубе! США получили точные сведения о советских военных базах… – Виллем сомневался, что сведения были действительно точными:

– Сейчас на Карибах сезон ураганов, – вспомнил он, – самолеты, наверняка, не поднимаются в воздух… – он сидел на расшатанной скамейке, торчащей посреди запыленной травы городского сквера. Часы на белокаменной башне возведенного англичанами почтамта показывали половину десятого утра:

– Час разницы во времени с Лондоном, – вспомнил Виллем, – сегодня суббота, тетя Марта может поехать в Мейденхед, но надо рискнуть… – он не собирался объяснять, что он делает в Аккре. Виллем был уверен, что тетя и не станет таким интересоваться:

– Она профессионал и не будет терять времени. В здешнее британское посольство меня не пустят… – передав бельгийский паспорт Маргарите, Виллем давно пользовался фальшивыми документами, – а в Леопольдвиль звонить тоже бесполезно… – кузина могла уехать в провинцию с врачебной миссией:

– В общем, тетя Марта должна все знать… – выбросив окурок, Виллем решительно поднялся, – на международный дают звонок три минуты, но больше мне и не надо… – у него в карманах болтались последние доллары, но он всегда мог попросить Маргариту перевести ему деньги:

– Оружие у меня при себе… – револьвер лежал во внутреннем кармане куртки, – ладно, делай, что должен и будь, что будет… – Виллем успел проверить особняк, который, по словам Таты, Шуман снял для девушек. Как он и ожидал, здание пустовало:

– Они давно переселились к работодателям, то есть покупателям, – Грешник дернул щекой, – теперь ничего с этим не сделать…

Среди беленых стен почтамта гулял свежий ветерок. На выложенном плиткой полу валялись банановые шкурки, фруктовые косточки, обертки от дешевых сладостей. Чернокожая очередь гомонила, обмахиваясь веерами, босые тетушки торговали манго из плетеных корзин. Продавец вращал ручку старинной машинки для сахарной ваты:

– В Мон-Сен-Мартене всегда ставят такую машинку на ярмарках, – Виллем переминался с ноги на ногу, ожидая вызова в кабинку, – мы с Жюлем съедали по несколько порций и от леденцов с вафлями тоже не отказывались. Счастливчик Жюль, он мой ровесник, а у него двое ребятишек… – Виллем понятия не имел, когда он вернется домой:

– Сначала мне надо искупить вину перед Африкой, – напомнил он себе, – я не смогу смотреть в глаза шахтерам и дяде Эмилю с таким грехом на душе… – хорошенькая девчонка с копной мелко вьющихся волос прокричала:

– Лондон, седьмая кабина… – Виллем порадовался счастливому числу:

– Но это ерунда… – он шагнул внутрь, – главное, чтобы тетя Марта оказалась дома. Или хоть кто-нибудь, Волк и парни ей все передадут… – придерживая дверь, он слушал гудки. Трубку сняли на четвертом. Виллем всегда удивлялся аристократическому акценту тети:

– У бабушки Анны американский говор, а тетя Марта звучит так, словно она родилась в Букингемском дворце… – он не успел ничего сказать. Кто-то открыл дверь снаружи, Виллем зажал трубку рукой:

– Какого черта… – повернувшись, он увидел холодные, голубые глаза. Адольф Ритберг фон Теттау, в изысканно помятом льняном костюме, со значением смотрел на его татуировку:

– Здравствуйте, господин Грешник, – вежливо сказал юноша, – а мы вас обыскались… – швырнув трубку на рычаг, оттолкнув парня, Виллем ринулся к выходу.

Звонок застал Марту на подвальной кухне особняка Кроу, в компании младшего сына.

Уезжая в начале сентября в Кембридж, Максим почти торжественно вручил Питеру потрепанный холщовый фартук:

– Дальше он не отправится… – заметил подросток брату, – Ник и Полина ровесники, а больше детей у нас не ожидается. Последней наседкой будешь именно ты… – Максим подтолкнул его в плечо. Питер смешливо отозвался:

– До Пауля мне не дотянуться, он настоящая наседка… – Пауль сообщал всем гостям хэмпстедского дома, что он ждет племянников. Пауль считал на пальцах:

– Девочка, мальчик, еще девочка и еще… – задумываясь, он мотал лысеющей головой, – в общем, восемь племянников, или десять. Много, – добавлял он. Не выучив умножение с делением, Пауль предпочитал обходиться двумя математическими действиями:

– Деньги он тоже не умеет считать, – вздохнул Питер, – ему помогают домашние… – подпоясавшись фартуком, подросток следил за омлетом в большой сковороде:

– Маленький Джон с Вороном теперь на казенных харчах… – так, весело, говорил отчим, – Густи в Москве, Максим в Кембридже. Вроде мы должны меньше денег тратить на продукты, но Ник и Полина еще растут, им всего двенадцать… – о Теодоре-Генрихе они старались не упоминать. Питер видел тоску в зеленых глазах матери. Марта не скрывала от старших детей задание, как выражалась она, Теодора-Генриха:

– Сначала он жил в Восточном Берлине, – Питер вспомнил спокойный голос, – потом его отправили учиться в Москву, – Марта прервалась. – Но в начале лета случилось восстание рабочих в Новочеркасске, старший брат некоторое время выходил в эфир с подпольной радиостанции.

– С июня о нем ничего не известно, в Москве он не появлялся… – в случае опасности брат должен был связаться с британским посольством, – его могли арестовать и расстрелять… – мать не обсуждала дома служебные дела, а они, разумеется, ничего не спрашивали.

Питер водрузил на омлет крышку. Щелкнул тостер, по кухне разлился аромат поджаренного хлеба:

– Инге говорит, что Максим обустроился в своих комнатах, – услышал он озабоченный голос матери, – но надо съездить, проверить, как он питается… – Питер отхлебнул первый утренний кофе:

– Он один объест весь Кембридж, мама, – фыркнул подросток, – он никогда не жаловался на аппетит. Не волнуйся, пожалуйста… – убавив огонь, он обнял стройные плечи в домашнем платье. Марта резала петрушку для масла:

– Питер только немногим выше меня… – сердце заныло, – Теодор-Генрих тоже был такой… – Марта твердо сказала себе:

– Есть. Я уверена, он выберется из СССР. Может быть, он даже найдет Машу или девочек дяди Эмиля и Павла Юдина, то есть Левина. Хотя мальчик, Пенг, был ребенком, он мог перепутать фамилии. Никаких весточек от него не приходило, мы не знаем, виделся ли он с Павлом в Москве…

Понимая, что старший сын сначала свяжется с ней по телефону, она все равно ждала звонка в парадную дверь. Оставляя перчатки и сумочку на выложенном мозаикой столике в вестибюле, она поворачивалась к зеркалу. Тонкие морщины пересекали высокий лоб, разбегались вокруг больших глаз:

– Мама говорит, что нельзя терять надежды… – Марта устало опиралась о столик, – я знаю, что мой мальчик вернется….

Вопреки правилам безопасности, она не уничтожила открытки, полученные от сына из Восточного Берлина:

– Так я хотя бы вижу его почерк, – думала Марта, – Ватикан не может связаться с сестрой Каритас, курия боится, что ее арестовали… – следуя распоряжению святого престола, монахиня должна была покинуть ГДР, однако судьба ее оставалась неизвестной:

– Грета в Швеции тоже ничего не знает… – открытки Марта держала в сейфе, – сестра Каритас пожилая женщина, она может не перенести тюрьмы… – увидев китайский комод в кабинете, Ева заметила:

– Конго теперь здесь тоже есть. Тетя Марта… – девушка коснулась ее руки, – может быть, рядом с Римом и Нью-Йорком появится и Москва… – женщина вздохнула:

– Вряд ли при нашей жизни, милая… – взбивая масло, она отозвалась:

– Ничего, через два года ты присоединишься к брату… – Питер тоже собирался досрочно закончить школу Вестминстер, – будете на пару объедать тамошние магазины… – Марта взглянула на часы:

– У Волка сегодня встреча с клиентами… – муж представлял интересы лондонского профсоюза работников транспорта, – Ник с Полиной идут на дневное представление в Королевскую Академию Драматического Искусства… – театры еще не ожили после каникул, но Аарон пригласил всех на прогон студенческого спектакля, где играла Тиква. Ковент-Гарден увешали афишами нового сезона:

– Адель поет в постановке «Аиды» – хмыкнула Марта, – в конце месяца они возвращаются из Америки… – вторая поездка Тупицы в СССР, по его словам, прошла без приключений:

– Я сидел в Москве, участвовал в конкурсе и давал мастер-классы, тетя Марта, – заявил Генрик, – фальшивой Доры, как вы ее называете, я не видел… – Марта получила от Инге полное описание девушки:

– На вечеринке она сказала, что родилась в тюрьме. Ее мать якобы была заключенной, а отец охранником, но это может быть слезливой сказкой. Она напоминала покойную Розу, но это тоже может оказаться совпадением. КГБ ее использовало, чтобы подобраться к Инге, однако они не на того напали. Странно, – хмыкнула Марта, – после Норвегии они должны были выучить свой урок… – она решила, что, потерпев неудачу с Генриком, Комитет решил еще раз, как называла это Марта, попробовать воду с доктором Эйриксеном:

– Но тетрадка не подложная, – тетрадка Марты Журавлевой тоже лежала в сейфе, – ясно, что в Новосибирск блокнот привез сам Журавлев. Он не мог отказать девочке, хотя он сильно рисковал… – Нику пока ничего не говорили:

– Нечего говорить, – отрезала Марта на совещании, на Набережной, – сведения отрывочны и неполны. Ник мой сын, пусть и приемный. Я не хочу, чтобы мальчик питал ложные надежды. Он и так считает, что его мать жива… – Ник упрямо повторял:

– Жива, тетя Марта. Маму похитили русские, но я ее обязательно найду… – Ник с Полиной, полуночники, как их называли в семье, пока спали:

– Волк обедает с клиентами, полуночников покормит Сабина после театра, а с Питером надо что-то придумать… – Марта поинтересовалась:

– У тебя какие планы? Если хочешь, я тебе накрою холодный обед. Я еду в Сент-Джонс-Вуд, с тетей Кларой, помочь миссис Вере. Мы сводим детей в зоопарк, а она поспит… – сын изумленно отозвался: «Днем?». Ставя посуду на поднос, Марта сухо ответила:

– У нее погодки, Чарли три, а Эмилии два. Когда у тебя появятся погодки, ты тоже будешь спать днем, едва выпадет возможность… – Марта подмигнула сыну:

– Так оставить тебе еду… – Питер взялся за поднос:

– Я иду в библиотеку Британского музея, перекушу в городе… – это было не совсем правдой. Подросток утешил себя тем, что библиотека и музей почти одно и то же:

– Луиза живет в Сен-Джонс-Вуде, – напомнил себе Питер, – но мама поедет на машине, а не на метро… – он встречался с девушкой у метро, – и вообще, что я волнуюсь? Никто не запрещает нам с Луизой ходить в музей… – резко зазвонил висящий на стене телефон. Марта сняла трубку:

– Слушаю… – номер нигде не печатали, его знала только семья:

– Семья и Набережная… – поправила себя Марта, – может быть, Теодор-Генрих вышел на связь… – до нее донесся отдаленный голос, в ухо ударили короткие гудки. Марта не записывала личные разговоры:

– Но это похоже на междугородный звонок… – она попросила сына:

– Поставь завтрак в лифт… – кухню оборудовали подъемником, – и буди всех, милый, пора садиться за стол… – подождав, пока сын окажется в коридоре, она набрала знакомый номер:

– Звонили из Аккры, – технический отдел Набережной не подвел, – с центрального почтамта. Боргезе сейчас в Аккре, вместе с Адольфом, – Марта поморщилась, – Механик и Фельдшер сообщили о визите две недели назад. Сегодня они должны появиться в эфире… – еще раз сняв трубку, Марта велела:

– Соедините меня с Парижем и Тель-Авивом, прямо сейчас.

Календаря ему не давали, молчаливые охранники держали рот на замке, но Иосиф знал, что его арестовали две недели назад.

Он не мог, как Робинзон Крузо, делать отметки на стене камеры. Окошко в двери круглые сутки держали открытым. Иосиф навещал израильские тюрьмы:

– Арабы, отбывающие сроки, давно бы возмутились такими условиями содержания, – мрачно думал он, – здесь даже не завели ширмы для отправления естественных надобностей, как выразился бы Шмуэль… – Фельдшер запрещал себе думать о брате, о Еве и вообще о семье:

– Чем меньше я буду о них вспоминать, тем меньше шансов, что я проговорюсь о том, кто я такой… – дернув за цепочку, застегнувшись, он вернулся на койку, – пока я вообще ни слова ни сказал следователю… – он в который раз порадовался, что покойный мамзер, как Иосиф называл отца, запретил делать им со Шмуэлем обрезание:

– На Синае египтяне понимали, что мы евреи… – за решеткой в двери блестели глаза охранника, – но здесь они могут принять меня за европейца или даже русского… – о Синае он тоже старался не думать:

– Ничего не случится, – уверял себя Иосиф, – африканцы на такое не способны. Гана почти цивилизованная страна, бывшая английская колония… – тюрьму, где его держали, построили по-британски основательно. Иосиф предполагал, что его посадили в особое крыло. Он спокойно разглядывал выкрашенную серой эмалью стену:

– То есть это подвал, – хмыкнул Фельдшер, – где я единственный постоялец… – его неплохо кормили и раз в три дня водили в душ, где из кранов даже текла горячая вода. У него забрали джинсы и рубашку, непоправимо испорченные в перестрелке на террасе гаража.

Иосиф разгуливал в местном тюремном костюме, штанах и куртке в темную полоску.

Аккуратно, не привлекая внимания охранника, Иосиф выдернул очередную ниточку из разлохмаченного манжета куртки:

– Сегодня четырнадцатая, – он складывал нитки под матрац, – за две недели все остальные успели покинуть Гану. Пусть они ищут, пусть хоть обыщутся… – Иосиф усмехался, – никто, кроме нас не знает, как выглядит Грешник. Правда, у них есть снимки Таты, а Механика им мог описать весь рынок, от старых до малых… – сам Иосиф, разумеется, не собирался никто описывать:

– Вообще-то, – он зевнул, – у них нет никаких улик против меня. Да, я стрелял… – с этим Фельдшеру было никак не поспорить, – но здесь тоже бывает неспокойно. Оружие в стране разрешено, а что касается полицейских машин, то любой может купить на барахолке мигалку… – Иосиф спустил затекшие ноги с койки, – решив, что в гараж явились бандиты, я защищал свою жизнь…

Он не сомневался, что хороший адвокат, вроде дяди Максима, не оставит и камня на камне от здешнего прокурора. Фельдшер, впрочем, понимал, что прокурора ему ждать не стоит:

– Не случится никакого процесса, – он прошелся по крохотной камере, – меня выведут в еще более дальний коридор и пустят пулю в затылок… – Иосиф оборвал себя:

– Не смей терять надежду. На передатчике не стоит ни одного клейма. Я понятия не имел, чем занимается мой дядя, хозяин гаража… – больше всего Иосиф боялся встретиться на очередном допросе с Черным Князем:

– Тогда они сразу поймут, кто я такой, – вздохнул Фельдшер, – и можно забыть о дальнейшей работе среди беглых нацистов и вообще работе Моссада в Африке… – пока на немногих допросах он видел только местных работников службы безопасности. Остановившись, Иосиф поднял наголо обритую голову. Невозмутимо взглянув на застывшего за дверью охранника, Фельдшер незаметно сжал кулак в кармане куртки:

– Меня выручат, – сказал он себе, – Механик с Татой доберутся до французского посольства, Виллем позвонит тете Марте. Меня обязательно вытащат отсюда, надо только подождать… – выпрямив спину, он опять закружил по камере.

Устрицы для президента Ганы привозили прямым рейсом из Парижа. Крупные раковины лежали на льду, в деревянных ящиках.

Сэм Берри сам встречал ранний самолет. Взлетное поле погрузилось в серую дымку. Стоя рядом со служебным виллисом охраны, он прислушался к звуку моторов:

– Мерзавцы, Боргезе и Адольф, сегодня улетают… – он услышал об отъезде гостей за вчерашним обедом, – непонятно куда и непонятно, что случилось с Механиком, Фельдшером и русской девушкой…

Получив выходной, навестив рынок, Сэм, как обычно, направился к гаражу месье Этьена. Увидев на заросшей травой обочине полицейскую машину, юноша вовремя дал задний ход:

– Все ясно, – Сэм отдышался только через две улицы, – но, скорее всего, полиция торчит здесь не из-за Таты. Нет, они запеленговали передатчик… – он примерно представлял себе судьбу Механика и Фельдшера:

– Грешника тоже могли арестовать, вместе с девушкой… – Сэм передернулся, – теперь мне никак не связаться с тетей Мартой… – зная, что Шуман может пустить за ним слежку, юноша не рисковал международными звонками с почтамта. Ящики с устрицами сгрузили на бетонку. Сэм придирчиво проверял раковины:

– Ключ от абонентского ящика оставался у Механика… – пальцы застыли, он заставил себя успокоиться, – но я уверен, что Механик ничего не скажет… – пока ему требовалось подумать о восстановлении канала связи с Лондоном:

– Надо сообщить тете Марте, что их арестовали… – Сэм бросил взгляд на клеймо, украшавшее ящик, – мы получаем устрицы от поставщика, работающего с Aux Charpentiers… – он решил послать телеграмму в Париж:

– Объясню Шуману, что я недоволен качеством последней партии… – Сэм выпрямился, – скажу, что мне надо посоветоваться с дядей насчет замены поставщика. Он знает, что дядя Анри владеет рестораном, ничего подозрительного здесь нет. Ради Бога, пусть слушает наш телефонный разговор… – Сэм не сомневался, что дядя его поймет:

– Он позвонит тете Марте и на Набережной что-нибудь придумают…

Устрицы он подал к приватному обеду на вилле:

– Только президент и Шуман… – юноша болтался с тележкой у закрытой двери малой столовой, – жаль, что отсюда мне не услышать, о чем они говорят…

Над накрахмаленной скатертью витал острый запах моря. Шуман промокнул губы салфеткой:

– Берри утверждает, что ему не нравится качество, но, по-моему, он придирается, – весело сказал Шуман Нкруме, – нет никаких причин менять поставщика… – президент кивнул:

– Устрицы отличные. Вы правы, он хочет получить процент от нового партнера, – усмехнулся Нкрума, – не надо позволять ему тратить деньги направо и налево… – Шуман аккуратно отложил пустую раковину:

– Проклятая обезьяна, – недовольно подумал Доктор, – уперся и хоть кол ему на голове теши… – Нкрума наотрез отказался допускать Шумана или Боргезе в тюрьму:

– Мы сами со всем разберемся, – холодно сказал президент, – занимайтесь вашими врачебными делами и трудоустройством… – аукцион прошел гладко, девушки разъехались к будущим работодателям:

– Кроме русской мерзавки, – вздохнул Доктор, – но теперь понятно, что русские пытались организовать здесь большую операцию… – на это указывала и русская буква на руке сбежавшего с почтамта Грешника:

– Гнаться за ним было бесполезно, – Шуман отодвинул от тарелку, – а Адольф видел его только мимолетно. Мы так и не знаем, как он выглядит… – несмотря на скудость описания, он все равно отправил данные о так называемом Грешнике в Швейцарию, партайгеноссе фон Рабе. У Шумана не было доступа к данным местной службы безопасности. Он не мог присовокупить к материалу описания фальшивых владельцев гаража:

– Я только знаю, что по этому адресу произвели арест, – бессильно понял он, – я не могу выяснить, куда пытался позвонить Грешник… – на почтамте непременно потребовали бы судебный ордер, которого у Доктора не было. Он решил сделать еще одну попытку:

– Мой друг, господин Юнио, перед отлетом жалел, что он не продолжил сотрудничество с вашей полицией, – осторожно сказал Доктор, – мы можем помочь в ведущемся силами безопасности расследовании по поводу передатчика… – Нкрума спокойно взглянул на него:

– Господин Шуман, – президент щелкнул зажигалкой, – вы врач, а ваш друг, насколько я понимаю, бизнесмен… – Шуман открыл рот. Президент добавил:

– Я не сомневаюсь, что вы оба обладаете большим опытом подобной работы… – Нкрума тонко улыбнулся, – однако вы мне нужны в профессиональном, если так можно выразиться, качестве… – Шуман все не сдавался:

– Но, господин президент, как вы знаете, господин Ритберг видел бандита, Грешника, на почтамте… – Адольф зашел на почтамт за открытками для соучеников, – он бежал, мы не могли его остановить, но я больше, чем уверен, что он русский… – Нкрума не сказал Шуману, что судебный ордер ни к чему не привел:

– Грешник звонил в Лондон… – номер отправили в посольство Ганы в Великобритании, – но там не нашли, кому принадлежит телефон. Такого номера просто не существует… – Нкрума напомнил себе, что русские могли засесть и в Лондоне:

– Ладно, у нас есть описание так называемого месье Этьена… – владелец гаража, угнав легкий самолет, словно провалился сквозь землю, – а месье Жозефа мы сломаем, рано или поздно. Но мы сами займемся следствием, я не доверяю белым… – президент отпил кофе:

– Может быть, – бесстрастно отозвался он, – однако, как я говорил, я не люблю постороннего вмешательства во внутренние дела моего государства. Занимайтесь непосредственными обязанностями, господин Шуман, оставьте кесарю кесарево…

Отвернувшись от него, Нкрума подозвал официанта: «Скажите Берри, пусть подает десерт».