Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий - Нелли Шульман - Страница 7

Над зловонной водой Угольной гавани висела раскаленная дымка. Термометр в рубке «Дюмон-Дюрвиля» показывал тридцать шесть градусов по Цельсию:

– Словно в проклятой Полинезии, – капитан Леконт расхаживал по судну с полотенцем на шее, – черт нас дернул явиться в город самым жарким летом за всю историю метеонаблюдений…

О лете им сообщил бойкий парень из «Юма», как Леконт называл газету. Журналист появился на «Дюмон-Дюрвиле» на следующий день после таможенного и пограничного контроля:

– Одно название, что контроль, – Питер покуривал у трапа сухогруза, – Леконт не первый раз в СССР. Парни в форме знают, что он коммунист… – осмотр корабля продолжался не больше четверти часа. Как и предсказывали товарищи Питера по кубрику, рейд закончился в капитанской каюте за коньяком и закусками:

– Тайную кладовую месье Леконта никто не трогал, – Питер потянулся, – и никто не поинтересовался, что мы храним в кубрике… – за его плечами висел брезентовый рюкзак с джинсами и пластинками. Ребята начертили Питеру схему прохода до ворот торгового порта:

– Штамп в паспорте у меня есть, рубли на такси тоже, – Леконт, притащивший в СССР пачку рублей, менял морякам франки, правда, по грабительскому курсу.

– Он еще называет себя коммунистом, – усмехнулся Питер, – ладно, хватит здесь торчать. Месье Серж Гренель скоро исчезнет с лица земли…

Оба его паспорта, фальшивый и настоящий, подтверждавший морскую профессию, лежали в кармане джинсов. Питер намеревался выкинуть документы за границами порта. В кубрике он позаимствовал растрепанный путеводитель по СССР на французском языке. Изучив книжицу, Питер понял, что ему надо добраться до Московского вокзала. Для покупки билета на поезд паспорт не требовали, однако юноша не хотел рисковать:

– Маленький Джон сказал, что можно путешествовать на собаках, – Питер невольно улыбнулся, – то есть на электричках… – именно так наследный герцог и Надя Левина добрались из Ярославля в Ленинград:

– Надо выбирать большие пересадочные узлы, где много пассажиров, – объяснил Маленький Джон, – где легко затеряться в толпе, пересидеть в кафетерии, ожидая следующую электричку… – Питер хорошо помнил карту:

– Из Ленинграда до Малой Вишеры, потом в Бологое, в Тверь и Москву… – в столице он хотел отправиться по адресу Лопатиных. Виктор, судя по всему, еще не демобилизовался, однако Питер помнил рассказы Маленького Джона:

– Отчим Виктора был московским смотрящим, – Волк не скрывал от семьи бывших занятий, – я знаю, что это за должность. Квартиру, наверняка, держат под присмотром парни с серой стороны жизни, как говорит Волк…

Сначала Питеру надо было найти таких парней в Ленинграде.

– То есть в Питере, – развеселившись, он выкинул окурок, – Питер приехал в город его имени… – он хотел продать товар, не дожидаясь Москвы:

– Не стоит тянуть, – юноша сбежал по трапу, – попадись я милицейскому патрулю с таким грузом и без документов, мне не миновать КПЗ… – по дороге в Ленинград, в свободные от вахт часы, он повторял нужные русские слова. Маленький Джон вернулся из СССР с полным багажом сленга, как его называла мать:

– Фарца, – Питер зашевелил губами, – котлы, шузы, Бродвей или Брод, то есть Невский проспект или улица Горького. Фарца торчит у гостиниц и ресторанов, куда ходят интуристы, то есть на Невском проспекте. Московский вокзал тоже рядом… – путеводитель снабдили картой двух столиц, как выражалось предисловие. Корреспондент «Юмы» приехал именно из Москвы:

– Он делал репортаж о туристах в городе, – Питер стер пот со лба, – а о нас он написал, потому что стоит затишье, новостей нет. Мертвый сезон, как он выразился…

Француз уцепился за Питера, вернее Сержа Гренеля, словно клещ. Капитан Леконт не отставал от журналиста:

– Он сказал, что у меня единственного из матросов все зубы на месте… – усмехнулся юноша, – и я буду хорошо смотреться на снимке… – Леконт, в общем, остался доволен Питером:

– Для парня, первый раз ступившего на палубу, все вышло неплохо, – сказал он Питеру в Финском заливе, – я из тебя сделал человека… – в интервью Питер гладко говорил об интересе к СССР и восхищении социалистическим строем жизни. Он успокаивал себя тем, что мать не читает коммунистические газеты:

– Пьер с Полиной должны были передать ей мое письмо, – напомнил себе Питер, – теперь она все знает… – он предполагал, что Леконт, не дождавшись его с берега, свяжется с пограничниками и милицией:

– Пусть связывается, – рука потянулась к паспорту Гренеля, – месье Серж через несколько минут закончит свое существование… – миновав выстроенные вдоль берега Угольной гавани сухогрузы и контейнеровозы, Питер оказался на пустынной площадке серого асфальта. Вдалеке виднелись фальшивые ампирные колонны парадного въезда в торговый порт:

– Можно сэкономить и поехать на трамвае, – решил Питер, – но, кажется, сюда трамвай не ходит. Ребята говорили, что до остановки мили две. Значит, остается такси… – таксисты, по уверениям матросов, постоянно болтались у порта. Питер прочел уныло повисший во влажной жаре кумачовый лозунг:

– Встретим ударным трудом годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции… – до годовщины оставалось три месяца. Питер хмыкнул:

– Наглядная агитация и пропаганда здесь на высоте… – по благообразным лицам основоположников коммунизма на соседнем плакате, казалось, текли капельки пота:

– С меня тоже течет… – Питер пожалел, что не взял на судне воды, – но кто знал, что будет жарко, как в тропиках… – засмотревшись на работающий башенный кран, он влетел во что-то большое и твердое:

– Глаза разуй, – раздался недовольный голос, – смотри, куда прешь… – Питер вскинул голову. Хмурый парень, напоминающий гору, методично работал челюстями, ухитряясь заодно курить сигарету:

– Не русская, – Питер почуял знакомый запах, – мама такие курит. Он жует жвачку и носит джинсы… – парень напоминал испанца или итальянца:

– Но глаза у него местные, – понял юноша, – у мамы были такие глаза, когда она вернулась из СССР… – Питер развел руками:

– Извините, месье, – он слегка поклонился, – я увлекся работой крановщика, – юноша сдержал смешок, – я матрос, первый раз в Ленинграде… – парень оживился:

– Сэйлор, – поинтересовался он на ломаном английском, – ю сэйлор? Джинс, водка, кавьяр, долларс… – он со значением потер кончики пальцев друг о друга:

– Вот из йор нейм… – Питер протянул руку:

– Серж, – сказал он по-французски, – но я не знаю английского… – парень отмахнулся:

– Ноу маттер. Летс гоу… – он указал на колонны входа, – я тоже Серж… – парень ткнул себя в грудь, – я журналист… – он сунул Питеру пропуск в синей корочке. Юноша успел прочесть: «За кадры верфям».

– Лайк водка, – он повел Питера к воротам, – лайк герлз… – мигнул зеленый огонек такси, парень распахнул дверцу машины: «Велком ту Ленинград, Серж».

Над унылым строением железнодорожного красного кирпича каждые несколько минут грохотали электрички:

– Я привык, – объяснил хозяин мастерской, крепкий парень в тельняшке, – место отличное, правда, сортира в здании не завели… – бывшее помещение склада стояло по соседству с перроном городской станции «Боровая»:

– У меня есть сезонный билет, – добавил художник, – после полуночи милиция пускает в зал ожидания только пассажиров… – по часам Питера время приближалось как раз к полуночи. Он еще ни разу не видел столько красивых девушек вместе:

– Нет, видел, – поправил он себя, – на театральных сборищах, куда нас водил Аарон. Ворон никогда не уходил с вечеринок без очередной подружки… – Питер пожалел, что кузен торчит в кадетском лагере, в шотландской глуши:

– Он бы и здесь кого-нибудь отыскал, вернее, уболтал. У него язык без костей, он бы и на пальцах объяснился с девушкой…

У стен мастерской громоздились необрамленные холсты. Питер узнал хорошенькую брюнеточку, щеголявшую в джинсах из его рюкзака. На картине девушка, только обнаженная, оседлала стул. Питеру понравился стиль художника:

– Похоже на Пикассо. В СССР, кажется, есть его холсты. Понятно, что автор видел Пикассо не только в альбомах… – на самодельной полке лежали растрепанные монографии по искусству. Встречая их, художник заметил журналисту:

– Книг, конечно, у него нет… – Серж кинул в рот очередную пластинку жвачки:

– Какие книги, – смешливо отозвался он, – парень едва закончил школу и о твоих кумирах ничего не слышал… – разговор шел на русском языке, Питер даже обиделся, – зато у него полный рюкзак шмотья, дисков и презервативов…

От груза Питера освободили меньше, чем за пять минут. Сторублевки, полученные от месье Сержа, присоединились к россыпи мелких советских купюр на дне рюкзака:

– Больше там ничего не осталось, – Питер бросил взгляд в угол мастерской, – доллары на месте, то есть в тайнике… – несмотря на несколько стопок водки, голова у него оставалась ясной:

– Но неудобно мычать и размахивать руками… – Питер делал вид, что не понимает русского, – месье Серж уехал, он хоть как-то переводил… – журналист объяснил, что отправился за новым гостем:

– Если явится даже один человек, он сюда не поместится, – хмыкнул Питер, – в мастерской и так толпа… – на фанерном подиуме кто-то пощипывал гитарные струны. По рукам ходили бутылки водки и дешевой, как выражался Маленький Джон, бормотухи. Закусывали хлебом со шпротами:

– Но шпроты закончились, – в углу на ржавой плитке пыхтела эмалированная кастрюлька, – девушки варят картошку. Какая картошка в такую жару… – поношенная рубашка Питера окончательно пропотела. За распахнутыми окнами мастерской висели призрачные сумерки:

– Конец июля, – понял Питер, – белые ночи на исходе. Жаль, что я их не увидел. Шотландия Шотландией, а я все-таки в Ленинграде… – он хорошо помнил поездку на такси:

– Боровая – это Витебское направление. Мне придется вернуться на Московский вокзал… – Питер хотел уехать первым утренним рейсом. Над ухом пропищал комар, Юноша пыхнул в его сторону дымом оставшихся у него американских сигарет:

– Надо было и презервативы припрятать, – пожалел он, – но я всегда говорил, что не хочу размениваться по мелочам. Ворон у нас парень простой, ему такие вещи не важны… – баронет утверждал, что в их возрасте незачем думать о браке:

– Аарон женился, едва перевалив за двадцать лет, – вспомнил Питер, – с Тиквой он встречался чуть ли не со школы. Сразу видно, что они любят друг друга. Хотел бы я, чтобы и у меня так случилось. Я надеялся, что случится, но пока не вышло… – Питер почти не обижался на Луизу:

– Она не виновата, что любит другого, – юноша скрыл вздох, – а что касается здешних девушек, то на меня косо смотрят… – косо смотрел на него хозяин мастерской. Брюнеточка с картины, судя по всему, была его любимой натурщицей:

– Лучше бы она веревкой джинсы подпоясала, – пожелал Питер, – не знаешь, куда смотреть… – отведя взгляд от нежного места внизу спины девушки, он наткнулся на облегающую грудь дешевую майку. Бесцеремонно забрав у него сигарету, барышня всучила Питеру дымящийся косячок:

– Марихуана, – сказала она по складам, – мы говорим – травка. Давай, повторяй, – она потормошила Питера, – травка. Париз из капитал оф Франс… – девушки не отставали от него, требуя на смеси языков, рассказа о Париже. Травка оказалась крепкой:

– В Лондоне такой не водится… – Питер блаженно закрыл глаза, – по крайней мере, у знакомцев Аарона… – косяки они доставали на актерских сборищах:

– Прилечь бы, – тоскливо подумал Питер, – здесь, наверняка, никто не стоял ночные вахты и не драил палубу… – за отдернутой лоскутной занавеской виднелись заманчивые очертания топчана:

– Даже подушка есть, – понял юноша, – возьму рюкзак и отправлюсь туда. Интурист, то есть матрос, не привык к русской водке… – заунывный гитарный перебор сменился лихим вскриком:

– К нам приехал, к нам приехал Павел Левин дорогой… – с Питера мгновенно слетел хмель:

– Штрафную, штрафную, – заорали сзади, – пусть выпьет за себя и за Иосифа… – рыжеватый парень в туристической брезентовой куртке напомнил Питеру все картины времен Ренессанса, вместе взятые:

– Граф Д’Эсте, – юноша приподнялся, – никакой ошибки быть не может, это именно он… – Павел повел изящной рукой:

– Слушайте… – мастерская затихла, – это новое… – парень прислонился к косяку двери. У него был красивый, низкий голос:

Питер не мог двинуться с места:

– Иосиф Бродский. Маленький Джон запомнил его стихи наизусть, Надя ему читала. Я бы тоже запомнил, то есть я запомнил… – он понял, что все именно так и случится:

– Мы с ней поселимся на море, кем бы она ни была… – Питер невольно положил руку на крестик, – рядом будут шуметь волны… – ребята хлопали, кто-то взялся за водку:

– Иосиф гений, выпьем за то, чтобы его выпустили на свободу… – пробившись к выходу, Питер встал перед парнем. Левин был выше его на голову:

– Вы меня не знаете, – тихо сказал юноша по-английски, – но я привез привет от Маленького Джона. Он добрался на запад, он теперь в безопасности… – Левин смерил его внимательным взглядом: —

– Я Питер Кроу, – добавил юноша, – сын Марты Федоровны, брат известного вам Генриха… – Павел коснулся потускневшей цепочки на шее Питера:

– Это пара, – утвердительно сказал он, – Надя говорила, что крестика два… – Питер кивнул:

– Именно так, но второй у маленькой Марты, моей кузины. Неизвестно, где она сейчас…

Павел широко улыбнулся: «Очень даже известно. Завтра она будет в Ленинграде».

За окном квартирки в Веселом Поселке плавали клочья предутреннего тумана. На газовой плите шипела чугунная сковородка с яичницей:

– Если бы я знал, что ты появишься на вечеринке, я бы отложил презервативы, – весело сказал Питер, – в конце концов, я торговал собственной продукцией… – Павел колдовал над чеканным кувшинчиком для кофе:

– У вас нет домашних машинок, – поинтересовался Питер, – итальянцы такие выпускают… – Павел повел рукой над головой:

– У комитетчиков есть, вроде товарища Матвеева, то есть Гурвича, – он брезгливо скривился, – и в кафе стоят ублюдки советской промышленности… – он ловко снял кофе с плиты, – сварганенные из отходов производства танков… – Питер успел услышать анекдот о рабочем, пытавшемся собрать из ворованных деталей велосипед.

Он полистал растрепанную книжицу с потертым золоченым тиснением. На обложке красовался робот:

– Что-то вроде этого… – Питер громко прочел:

– Универсальная кухонная машина УКМ-207 «Красноярск» проста в обращении и представляет собой кибернетический автомат, рассчитанный на шестнадцать сменных программ. УКМ-207 объединяет в себе механизм для переработки сырья и полуфабрикатов с механизмом мойки и сушки столовой посуды. УКМ-207 способна готовить одновременно два обеда из трех блюд, в том числе на первое – супы и борщи разные, бульоны, окрошки…

Из чашек повеяло горьковатым дымком:

– Именно, – Павел присел напротив, – не удивлюсь, если они, – юноша указал за окно, – в машинах заодно варят борщи.

Кофе оказался горьким, тягучим.

– Витька меня вышколил, – заметил Павел, – адмиралы в Кронштадте люди требовательные, им подают лучший кофе в стране. Его надо готовить в медном ящике на прокаленном песке, однако, где такое взять? Мы не в Абхазии, дорогой кузен… – книжку Стругацких Павел подхватил в поезде «Архангельск-Ленинград»:

– Тоже коммунистическая пропаганда, – поморщился он, – настоящую фантастику, вроде Брэдбери или Азимова, у нас не переводят. У фарцы попадаются такие томики, однако фарца больше интересуется презервативами… – Павел выпустил колечко дыма, – насчет них не волнуйся, я всегда достану хороший товар.

Он добавил:

– Марта тоже читает западную фантастику. Комитетчики смотрят сквозь пальцы на книги, привозимые физиками с конгрессов. Туда выпускают только трижды проверенных людей. Марте такие поездки не светят ни сейчас, ни позже… – Павел и Питер добрались в Веселый Поселок на такси. Кузен, как его стал звать Питер, приехал из деревни Норинская налегке:

– С полупустым рюкзаком, – заметил Павел, – но туда я тащился навьюченным, словно верблюд… – официально Павел считался пребывающим на этюдах:

– Русский север, – наставительно сказал кузен, – источник вдохновения художников. Я теперь не отношусь к творческим кругам… – Павла без экзаменов приняли на восточный факультет МГУ, – но я все-таки выпускник художественного училища. К тому же псам, – кузен только так называл комитетчиков, – важны мои таланты этого толка… – Павел спокойно добавил:

– Я подделываю документы… – он повертел паспорт Гренеля, – значит, мой парижский кузен тоже этим занимается. Хорошая работа, – одобрительно сказал юноша, – молодец, что не выбросил бумаги, то есть не успел, – он подмигнул Питеру, – паспорт пригодится серым заказчикам и вообще пригодится… – он обещал снабдить Питера новыми бумагами:

– Но придется подождать до Москвы. В Питере я ничего подозрительного не держу, – объяснил Павел, – серые заказы выполняются на безопасной квартире в переулке Хлебниковом… – Питер улыбнулся:

– Где жил мой отчим, Волк, где его арестовали осенью сорок пятого… – Павел вытянул длинные ноги:

– В поезде с моим ростом неудобно, все затекло… – юноша повел плечами:

– Я знаю. Пока Надя болталась с товарищем Трегубовым, – он усмехнулся, – по просторам СССР, она выучила нашу семейную историю… – Павел отвез в Норинскую книги и продукты для ссыльного Бродского:

– Я у него прожил три дня, – заметил кузен, – выслушивал стихи, его и чужие… – отметившись в управлении Комитета в Вологде, Павел сел на проходящий в северном направлении поезд:

– От станции Коноша до Норинской надо миновать километров двадцать по ухабам, – невесело сказал он, – но на мое счастье попалась попутка. Обратно я ехал только с этюдником и конвертом, – он подтянул к себе рюкзак, – Иосиф отдал мне новые рукописи, надо переправить их на запад… – кроме кузины Марты, в Ленинграде ожидалась и сестра Павла, Надя:

– Татьяна Михайловна Трегубова, – поправил себя кузен, – соломенная вдова пропавшего Тихона Егоровича, то есть наследного герцога… – по словам Павла, Надя обжилась в Риге:

– Вернее, в Юрмале. Ее тамошний босс, если говорить вашим языком, выстроил дворец на побережье Балтийского моря. По трудовой он кладовщик, как и покойный Алексей Иванович Лопатин… – услышав, что привело Питера в СССР, Павел задумался:

– Если бы ты болтался на Арбате, ребята нового смотрящего тебя бы заприметили и сообщили, что у дома торчит неизвестный парень, – хмыкнул Павел, – но, во-первых, тебя бы приняли за нового комитетчика, как я в свое время думал о твоем брате, а во-вторых, тебя могли взять под наблюдение и сами псы…

Павел решил не говорить кузену о незнакомой девушке, приходившей к Гурвичу:

– Маленький Джон о ней тоже ничего не упоминал. Пошла она к черту, кем бы она ни была… – Павел сварил еще по чашке кофе:

– На твоем месте я бы, разумеется, поступил точно так же, – сказал он, – но что касается доктора Кардозо, то вряд ли бы ты смог ее найти. Товарищ Гурвич, то есть Паук, как и Кепка, – Питер увидел в серых глазах кузена холодную ненависть, – не лыком шиты. Что касается твоего брата, Маши и твоего племянника, – он вздохнул, – о них пока ничего не известно…

Несмотря на две чашки крепкого кофе, Питеру отчаянно хотелось спать.

– Я узнаю, что с ними произошло… – упрямо сказал он, – надо их найти и вывезти отсюда… – он ткнул сигаретой в переполненную пепельницу:

– Вам тоже надо уехать, и тебе, и Наде, и Марте, и Вите Лопатину… – Питер добавил:

– У него вторая младшая сестра появилась, Виктория… – Павел подхватил грязные чашки:

– Витька с Мартой пусть уезжают, тем более что у нее брат нашелся, – согласился кузен, – и Генрих с семьей пусть отправляется на запад. Но мы с Надей никуда не двинемся, пока Аня сидит в колонии и пока… – Павел оборвал себя. Сведения о Софии он считал делом, как говорил юноша, личного характера: