Читать книгу Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том шестой - Нелли Шульман - Страница 3

За силикатным блоком почтового отделения оплывали грязные сугробы. Обнаженную землю усеивали размокшие окурки и скукожившийся картон папиросных пачек. У бетонных ступеней, рядом с покосившейся жестяной урной зеленели побеги травы.

Степной ветер трепал развешанное на веревках белье, завивал вихрем белую кварцевую пыль. Вход украсили кривоватым лозунгом: «Да здравствует День Космонавтики! Слава героям звездных просторов!». Рядом неумело нарисовали ракету.

Гудини приветственно гавкнул. Удерживая крепкий деревянный ящик, Марта свистнула собаке:

– Пойдем, Дружок. Перевод я получила и нам прислали подарок из Караганды, – Марта ожидала, что сестра Маргарита снабдила ее не только кофтой, как говорилось в открытке, украшенной еще одной ракетой.

– Теперь у нас появятся паспорта, – Гудини весело скакал впереди, – дело, как говорится, за малым…

В субботу поселок Аксу ходил в баню, навещал единственный местный магазин или стоял в очереди к грязноватой стекляшке, где разливали жидкое местное пиво. Виллем ни в грош не ставил продукцию среднеазиатских пивоваров.

– Пиво здесь пить нельзя, – замечал шофер Волков, – но что касается водки, это другое дело

Волкова, впрочем, в гараже ГОКа считали исключительно примерным работником. Водитель не имел взысканий в трудовой книжке и не появлялся на работе с похмелья. Он безропотно согласился сесть за руль самого капризного Зила колонны.

– Я новый шофер, – объяснил он Марте, – мне не с руки требовать себе лучшую машину. И хорошо, что колымага ломается, у меня есть оправдание задержкам на зонах…

Марта прошла мимо щита с пожелтевшей «Правдой» недельной давности. Рядом пестрела рукописная афиша: «В Доме Культуры ГОКа показ нового фильма «Приключения итальянцев в России». В главной роли Андрей Миронов. В субботу танцевальный вечер «Весенние ритмы».

Ветер бросил в лицо Марте острую пыль, она надвинула на рот легкий шарф.

– Летом здесь все закутываются с головы до ног, – Гудини приветственно залаял, – но до лета мы здесь не останемся, – кроме писем от сестры в Караганде, товарищ Волкова получала и весточки из Москвы.

– От нашего друга, – объясняла она на почте, – мы познакомились в отпуске, – друг по фамилии Бергер присылал Волковым отстуканные на машинке конверты. Обратным адресом значился почтовый ящик.

– Семья вас ждет, – Марта остановилась, – по соображениям безопасности лучше не посылать вам письма с запада. Осталось немного, – девушка закусила губу, – потерпите и вы окажетесь на свободе, – Павел собирался приехать в Казахстан в начале лета.

– Придется добираться до Душанбе по отдельности, – Марта вздохнула, – Бергеры прислали сюда свою старшую девочку. У нас все получится, не может не получится, – она мимолетно коснулась спрятанного под свитером и курткой крестика, – скоро я увижу Питера, – справившись с тоской, Марта велела крутящемуся рядом Гудини:

– Зови хозяина, пусть мне поможет, – во дворе семейного общежития, рядом с развешанным бельем возвышалась пахнущая свежим деревом беседка. Рядом выстроили детскую горку и песочницу.

– Песка у нас хватает, – сказал шоферу Волкову развязный комендант, – и с остальным ты хорошо придумал. Дерево болталось на балансе после ремонта полов. Пустим все по смете благоустройства двора, – мужики в общежитии немедленно оценили беседку. На крышу повесили репродуктор. Шофер Волков провел провода для радиоточки, как пышно называл ее комендант.

– Заправлены в планшеты космические карты, – звенел голос певца, – и штурман уточняет в последний раз маршрут, – Марта старалась не вспоминать о своем космическом полете. В фельдшерском пункте ГОКа, где она проходила профосмотр, ее ничем не обнадежили.

– Ты можешь поехать в Целиноград, – заметила фельдшер, – и сдать анализы. Но нерегулярный цикл случается у многих женщин. Вы с мужем в отпуск на море собрались, – она поставила печать в карте Марты, – отдохнешь и все придет в норму, – Марта подозревала, что ее проблемы связаны именно с космическим полетом.

– И с выкидышем, – слезы навернулись на глаза, – а теперь у меня может не появиться детей, – из беседки донесся смешок:

– Володьке не наливать, – рядом с мужиками стояли трехлитровые банки с пивом, – он больше не боец, – Марта очнулась от сварливого голоса:

– Могла бы не тащить сама, – Виллем забрал у нее посылку, – пошли.

У беседки болталась клочковатая собака с хвостом, закрученным бубликом. Гудини потерся головой о руку Марты. Собака робко, словно извиняясь, гавкнула. Марта улыбнулась.

– Беги к невесте, – почти лабрадор немедленно рванул прочь, – потом приходите, получите кости, – с утра Марта поставила на коммунальную плитку кастрюлю с тушенкой. Виллем взбросил ящик на плечо.

– Нам перепадет мясо, – в поселке продавали дешевую конину, – посылка легкая, на этот раз не консервы, – Маргарита снабжала их продуктами из Караганды. Пропустив Марту в комнату, он взялся за гвоздодер.

– Ткани, – удовлетворенно сказал Виллем, – это пойдет на шторы, – шторы жильцы шили сами, – тебе прислали кофту и еще… – Марта ловким движением цапнула красные книжечки.

– Четыре, – она полистала страницы, – месье Марселя опять сделали чеченцем, – Виллем кивнул:

– Акцент у него похож и он смахивает на уроженца Кавказа, – он оценил мастерство Павла.

– Фотографии подобрали верные, – он смотрел на угрюмого парня с простым лицом, – это Маленький Джон, а вот и Максим с Витькой, – Марта потянулась за аккуратно вычерченной Виллемом картой окрестностей Аксу. На обычные карты номерные шахты не попадали.

– Здесь ты видел их на утренней поверке, – она уперла хрупкий палец в карту, – всех троих? – Виллем отозвался:

– Именно так. Но этой неделей увижу четверых, Маленького Джона возвращают из Караганды…

Марта утвердительно сказала: «Однако они тебя не видели». Кузен пыхнул папиросой: «Пока нет, но непременно увидят».

На ватмане стенгазеты золотилась вязь заголовка: «Встретим ленинскую годовщину ударным трудом!». За решетками окна ревели грузовики. По двору колонии гуляли пыльные смерчи. Зилы стояли под погрузкой у приземистого барака рудного склада. Продукция шахты доставлялась на поверхность на подъемниках. Зэка выводили на поверку через пологий забетонированный коридор, но заключенный Лопатин пользовался привилегией пассажирского лифта, в который обычно ступала только вохра.

– Или гости шахты, вроде моего так называемого куратора, – Витя стоял в свободной, но почтительной позе, – надеюсь, что мерзавец Журавлев сдох, – они понятия не имели, что случилось с потерявшим сознание Журавлевым.

– Я не стал рисковать, – хмуро сказал Максим, – мне надо было выбраться обратно, – лифт пошел вниз, повинуясь нажавшему на кнопку Механику. Вернувшаяся на пульт вохра обнаружила на полу подъемника только хрипящего Журавлева.

– Мы пропустили удобный момент для побега, – пришло в голову Вите, – когда вохра подняла кипиш, мы могли уйти, пользуясь суматохой, – он понимал, что без документов они далеко бы не ушли.

– Вокруг одни зоны, – хмуро напомнил себе Витя, – троих парней в лагерных робах с бритыми головами остановит первый же наряд милиции, – до южной границы им оставалась еще тысяча километров.

– Документов нет, – невесело подытожил Максим, – денег нет и мы пока не знаем, что случилось с Маленьким Джоном. Ты не можешь написать в Москву, а нам это и подавно запрещено, – Витя просил Ивана Алексеевича, как разрешил себя называть начальник колонии, позволить ему переписку с, как выразился Витя, друзьями.

– В моем бывшем месте заключения… – начал он. Иван Алексеевич повел рукой.

– Ваше бывшее место заключения, гражданин Лопатин, стало именно что бывшим. Вы стоите на балансе моего учреждения, – полковник ощерил желтоватые зубы, – и обязаны подчиняться здешним правилам внутреннего распорядка. Переписка разрешается только с близкими родственниками, – полковник загибал толстые пальцы, – это родители, дети, супруги, родные братья и сестры, – Витя мрачно сказал отцу:

– Хоть женись фиктивно. Парни в моей бывшей колонии писали заочницам, у нас заключались браки, но здесь такого не разрешают, – в колонию пускали только зарегистрированных жен. Для длительных свиданий использовали охраняемую пристройку к госпитальному корпусу.

– Где всего три комнаты, – вспомнил Витя, – некоторые парни годами не видят семей, – в лежащем на столе Ивана Алексеевича машинописном отчете зэка Лопатин рекомендовал расширить помещения для свиданий. Витя бросил взгляд на развешанные по стенам кабинета графики.

– За деньги, что я им сэкономил и заработал, – кисло подумал Витя, – они могут возвести отель «Риц», – о лондонском и парижском «Рицах» ему рассказывали отец и Максим.

– Мы словно толкаем романы, – ласково говорил месье Марсель, – слушай, как добраться от нашего дома на рю Жавель до Эйфелевой башни, – Витя будто сам ходил по Лондону и Парижу.

– И Питер мне говорил о «Рице», – он скрыл вздох, – товарищ Миронов распивал там пятичасовой чай, – стрелка на больших часах в кабинете начальника зоны подбиралась именно к пяти вечера. В ноябре грузовики приходили в колонию только по утрам, три раза в неделю.

– О чем мы успели узнать у Журавлева, – Иван Алексеевич шуршал страницами отчета, – но теперь машины появляются и вечером, – Витя даже гордился результатами своего труда.

– В экономические журналы это не попадет, – сказал он отцу, – однако наши расчеты принесли плоды, – месье Марсель вычислил наиболее выгодный способ расстановки бригад на горизонте.

– Смотрите, Иван Алексеевич, – сказал Витя начальнику колонии, – коллективы формируются как, – он вовремя осекся, – то есть как придется. Есть слабые бригады, никогда не дотягивающие до плана. Причина этому, – Витя покачал его излюбленной линейкой, – в формальном подборе заключенных. Вы ставите новичков на сложный участок горизонта, а сильные парни получают бедную жилу и тоже не выполняют план. В наказание вы их лишаете передач и ларька. У них нет мотивации к работе, поэтому они целый день точат лясы у титана…

Иван Алексеевич недоверчиво поинтересовался: «И что вы предлагаете?».

Вспомнив рассказы Питера, Витя чуть не ответил: «Психологическое тестирование». Едва не рассмеявшись вслух, он отозвался:

– Бригады надо комплектовать работниками разного уровня, а участки распределять в зависимости от их возможностей… – Витя удержался и не закончил фразу. Он хотел сказать, что надо отойти от дурацкого плана, составленного без оглядки на особенности зэка.

– Иван Алексеевич к такому не готов, – понял Витя, – план в СССР словно священная корова.

На столике у окна возвышалась прикрытая чехлом пишущая машинка, на которой Витя печатал отчет.

– Не знаю, чего они боятся, – сочно сказал Витя отцу, – запрещая мне пользоваться машинкой под землей. Можно подумать, что я сделаю из нее бомбу или пророю ей дорогу на свободу, – их дорога на свободу сейчас выезжала из ворот колонии.

Они решили дождаться русской Пасхи и возвращения Маленького Джона. По словам Максима, наследный герцог должен был появиться на зоне к ленинской годовщине.

– Потом мы угоним грузовик и уйдем в прорыв, – Витя заметил на столе начальника официального вида бумагу, – надо потянуть время, сделать вид, что я хочу разобраться с цифрами по первому кварталу, – Иван Алексеевич благодушно сказал:

– Вы хорошо поработали, Лопатин, – Витя невольно улыбнулся, – теперь вы переводитесь, – он помахал бумажкой, – в другую колонию, где тоже нужна, – начальник пощелкал пальцами, – перестройка производства. Кроме того, вас ждут очные ставки с недавно арестованными расхитителями народного имущества с вашего бывшего места работы, карагандинского горпромкомбината, – Витя еще не понимал, о чем идет речь. Иван Алексеевич указал на окно.

– Через полчаса вы отправляетесь дальше по этапу. Собирайте вещи, гражданин Лопатин.

В дверях подземного барака торчали два вохровца с непроницаемыми лицами. Русский и казах сопроводили Витю вниз по бетонному тоннелю. Отсчитывая ступеньки, Витя злобно матерился себе под нос. Тусклые лампочки, забранные проволочной сеткой, освещали сырые стены.

– Я снят с довольствия и лишен привилегий лифта, – Витя сжал кулак, – скоро шесть вечера, дневная смена возвращается с горизонта, – бригада Максима, где отец работал механиком, сегодня трудилась на дневной смене. Дорога на уровень, где располагались бараки, занимала четверть часа. Выходя на поверки, зэка двигались медленнее. Сейчас Витя тоже никуда не торопился.

– Они не станут меня подгонять, – Лопатин покосился на вохровцев, – этап отправляется через полчаса, однако моя задержка им на руку, – вохра получала сверхурочные за дополнительные часы работы.

Вите не сообщили, куда его переводят, однако железная дорога проходила только через Целиноград. Лопатин складывал тетради и книги в присланный смотрящим крепкий брезентовый рюкзак. По приезду на зону вохра не отобрала у него неуставные вещи.

– Своего статуса я не потерял, пусть меня и не катают на лифте начальников, – он вытащил из тайника в рюкзаке свернутую трубочкой пятирублевку, – надо послать шестерку на горизонт, я должен перед отъездом увидеть папу, – Витя нарочито небрежно сказал:

– Принеси мне чайку на дорогу, – он подмигнул шестерке, – что-то горло пересохло, – хворающий шестерка, припухавший на козырной шконке бригадира, немедленно подскочил к Вите. Не будучи блатным, Витя не обращал внимания на законы зоны.

– Вообще их трогать не полагается, – пятирублевка перекочевала в ладонь парня, – бедняга, на такое идут, чтобы выжить или их заставляют силой, – Витя шепнул парню:

– Приведи сюда Спартака и Чечена, – так отца звали на зоне, – одна нога здесь, другая там, – шестерка послушно исчез. Витя развязно сказал:

– К чайку сахарок, – он уложил в рюкзак коробку рафинада со стола Ивана Алексеевича, – не хотите почаевничать, ребята? – русский вохровец хмыкнул:

– Мы дома чай попьем, гражданин заключенный. Не задерживайтесь, автозак ждет, – Витя предполагал, что до железной дороги он доедет именно на автозаке.

– Или меня переводят по соседству, – он отчаянно хотел, чтобы его ожидание сбылось, – тогда я смогу сбежать и присоединиться к остальным, – он достал крашеной суриком тумбочки стопку белья.

– Чаек сегодня вечером пить будете, граждане начальники? – молодой казах улыбнулся:

– Сегодня вечером не получится, придется ночевать в Целинограде. Жена заскучает, – озабоченно добавил парень, – мы недавно расписались, – старший вохровец подтолкнул его.

– Купишь ей городские подарки, у нас наряд на сутки, – у Вити затряслись руки.

– Меня переводят в дальнее место, – он незаметно оглянулся, – при проклятых псах не отыскать заточки, – Максим искусно прятал заточку в шконке. Витя понимал, что все бесполезно.

– Вскрой я вены, меня спасут и пришьют членовредительство, – он вытер влажные глаза, – больше пятнашки мне не дадут, но могут до конца срока отправить в БУР и требовать работы на СССР, будь он трижды проклят, – на тумбочке возник стакан мутного чая.

– Пожалуйста, Виктор Алексеевич, – шестерка деликатно стушевался. Русский вохровец недовольно спросил:

– Какого черта вы здесь делаете, граждане заключенные? Рабочий день не закончен, – Витя услышал спокойный голос Максима:

– Зэка поранил руку. Я, как бригадир, сопровождаю его в фельдшерский пункт, – под землей по настоянию Вити завели вырубленную в породе дыру с покрытым клеенкой топчаном и аптечкой первой помощи. Витя рассудительно сказал начальнику:

– Иван Алексеевич, на предприятиях непрерывного цикла существует экстренная медицинская помощь. В гражданской шахте всегда дежурит фельдшер. Зачем прерывать производственный процесс, если можно разобраться с мелкой травмой на месте? – за работу под землей полагались хорошие надбавки. Как и предсказывал Витя, госпитальный персонал обрадовался возможности зашибить лишний рубль.

– Пункт создаст дополнительную мотивацию для заключенных, – добавил он в разговоре с начальником, – человек лучше работает, когда он чувствует заботу о себе, – Витя, наконец, обернулся. Руку отцу перевязали тряпкой.

– Это для вида, – понял Лопатин, – чтобы замазать глаза вохре, – он заставил свой голос звучать спокойно.

– Видите, парни, – Витя взял рюкзак, – меня переводят. Здесь работа пошла, как по рельсам, – он кусал губы, – пора отправляться дальше, – Марсель ничего не мог сказать.

– Я не могу броситься на вохру, – понял Механик, – меня пристрелят на месте. Я должен выжить и вернуться к Тате и девочкам, но почему такой ценой… – он почувствовал на запястье железные пальцы Максима.

– Я прошу вас, – неслышно шепнул Спартак, – не надо. Пожалуйста, месье Марсель, не делайте ничего необдуманного, – Максим откашлялся:

– Очень жаль, приятель. Удачи тебе на новом месте, – задержавшись рядом с отцом, Витя ощутил касание его руки.

– Пожалуйста, Господи, еще мгновение, еще… – Витя одними губами сказал:

– Я люблю тебя, папа. Мы обязательно увидимся, – сын шагнул вперед, вохра загремела сапогами.

– Виктор, – Марсель рванулся за ним, Максим вовремя задержал его, – Виктор, сыночек..

Прямая спина в синей лагерной робе исчезла во тьме каменного коридора.

По окончании поверки на пустынном дворе номерной колонии осталась длинная колонна грузовиков. Машины запускали на зону в половине шестого утра. Из Аксу колонна выезжала в пять. Грузовики шли по неожиданному в голой степи хорошему шоссе. Дорогу выстроили четверть века назад.

– Ты тогда подростком был, – сказал Виллему один из опытных шоферов, – а я той порой с войны вернулся, семью завел. Шоссе зэка возводили, – он сплюнул в пыль, – здесь все их руками построено…

Виллем рассматривал выложенную кирпичами дату: «1952». Рудничный склад, приземистый барак, тоже помнил времена министра Берия.

Во время поверки шоферам не разрешали покидать кабины, но Виллем хорошо видел зэка. Сегодня он заметил в молчаливых рядах бритоголовых мужиков не только кузена Максима и месье Механика, но и имевшего на редкость здоровый вид Маленького Джона. Барон велел себе не бить тревогу. Виктор мог заболеть и остаться под землей.

– Или он в госпитале, – Виллем бросил взгляд в сторону краснокирпичных зданий администрации, – надо подождать минут пять и устроить очередную поломку, – в колонне никто не удивлялся неисправностям его Зила. Колымага бегала по здешним дорогам с хрущевских времен.

– Только теперь она таскается, – Виллем закурил, – но я не хочу думать о Хрущеве или Берия. Лучше я подумаю о доме, – гремели кузова, выл рудничный транспортер.

– Словно у нас в старые времена, – улыбнулся барон, – только наш транспорт был с эмблемой компании и в воздухе висела угольная пыль, – урановая руда считалась опасным грузом, но шоферам не выдавали противогазы.

– Потому что кузова закрытые, – Виллем вгляделся в полутьму склада, – вот и нужный мне подъемник, – под сиденьем машины лежал аккуратно сложенный ветхий лагерный наряд.

В Аксу он легко достал нужные вещи. Жена кореша Сереги, соседа по общежитию, работала вольнонаемной в прачечной зоны неподалеку от поселка. Серега не удивился просьбе Володьки. Спецовки шоферам выдавали скупо. Половина колонны таскала для ремонта синие робы зэка.

Виллем провел рукой по бритой голове. Парикмахерская в Аксу помещалась рядом с единственным поселковым магазином. Стригли там, как выражалась Марта, под одну гребенку. Виллем помнил фасоны со времен своего карагандинского детства.

– Бокс, полубокс и под машинку, – он отпил сваренного Мартой кофе, – потерпи, осталось немного, – он медленно продвигался в очереди.

– Аннет меня таким не видела, – нежно подумал Виллем, – пока я доберусь домой, волосы отрастут, – он поймал себя на улыбке.

– Мальчику два с половиной года, – теперь Виллем знал, как зовут его сына, – жаль, что фотографию сюда не прислать, – товарищ Бергер исправно сообщал Волковым семейные новости. Из недавнего письма они узнали, что Аарон Горовиц, наконец, вернулся из плена.

– Он, словно я, был Робин Гудом, только в Азии, – Виллем развеселился, – я гулял по саванне Грешником, а он по джунглям – Странником. Он молодец, крепкий парень, – по мнению Виллема, Максим и месье Марсель тоже не сломались.

– Наследный герцог отъелся в Караганде, – его очередь подходила через две машины, – но где, все-таки, Виктор… – Виллем велел себе не волноваться зазря.

– Внизу я все узнаю, – он репетировал поломки с Мартой в пустом гараже ГОКа после окончания смены, – судьба парней зависит от нас. Если мы провалим миссию, они могут навсегда сгинуть в СССР, – Виллем прочел и о судьбе свояка Моше Судакова.

– Пропал без вести, – вздохнул барон, – вряд ли он выжил. Даже если он в плену, то арабы не щадят евреев, – Виллем, впрочем, не сомневался, что Моше попробуют отыскать.

– Элиза упорная, словно дядя Эмиль, – мотор зачихал, – теперь у него два внука, а скоро появится третий…

Из-под капота поползла струйка дыма. Марта намеренно не чинила систему охлаждения в его машине. Задний грузовик загудел, шофер высунулся из кабины.

– Володька, – заорал парень, – не задерживай движение, за тобой очередь, – Виллем отозвался:

– Проклятая, – он прибавил крепкое словцо, – опять подвела. Я отведу машину и займусь починкой, – Зил осторожно пополз к бетонной стене рудничного склада. Подъемники шли вниз пустыми. Выпрыгнув из машины, открыв капот, Виллем спрятался за кузовом.

– Надеюсь, я не останусь в тряпках зэка, – хмуро подумал он, натягивая лагерную робу, – ладно, Арденнский Вепрь, делай, что должно и будь, что будет…

Пробравшись между завалами руды, он остановился у пустого подъемника. Виллем выучил расписание движения платформы наизусть.

– Штука работает автоматически, – он нырнул в распахнутые сетчатые двери, – внизу меня тоже ждет транспортер, но с ним я справлюсь. Шахтер остается шахтером, даже положив на полку каску и лампу…

Он захватил из кабины дрянной советский фонарик. Заверещала сирена, над сходящимися дверями замигала красная лампочка. Стальные плиты пола дрогнули, Виллем невольно перекрестился. Платформа пропала в ледяной сырости шахты.

Исцарапанные руки Механика удерживали крашеную облупившейся зеленью флягу. Вещицу привез на зону сын. Фляга осталась у Виктора со времен службы на дисциплинарном судне.

– Я мог завести термос, – весело сказал сын, – но фляжка меня никогда не подводила, – на боку криво вывели: «Виктор Лопатин, Аральск». В последние дни Марсель не расставался с флягой.

– Словно мальчик со мной, – он сглотнул слезы, – получается, что я его предал, – Максим и вернувшийся третьего дня на зону Маленький Джон пытались его утешить, но все было тщетно.

– У вас нет детей или они еще малыши, – хмуро сказал Марсель, – Виктор мог разгуливать на свободе, однако он рискнул расстрелом, чтобы увидеть меня. Теперь неизвестно, выживет ли он, а если выживет, то мы можем не увидеться, – Марсель велел себе не терять надежду.

– Максим прав, – он отхлебнул спитого чая, – Виктор на особом счету в здешних зонах, он ценен для проклятых сатрапов. Его не тронут, но вряд ли он подпадет под амнистию с его расстрельной статьей…

Механик не хотел считать срок сына, но все равно посчитал. Виктор должен был выйти на свободу в восемьдесят шестом году.

– Осталось двенадцать лет, – тяжело вздохнул Марсель, – и неизвестно, что случится со мной, хотя пока я вроде в порядке, – несмотря на свои полвека, он чувствовал себя отлично. Спартак не подпускал его к отбойным молоткам.

– Вы механик, – сказал Максим, – занимайтесь своим делом, обслуживанием техники. Норму мы выработаем без вас, не беспокойтесь. Еще один член бригады приехал с юга действительно подкормившимся, – Маленький Джон отозвался:

– Иначе не получилось бы. Меня лечил врач старой закалки, считающий, что туберкулез надо топить в жире. Мне давали двойную пайку сливочного масла три раза в день, а Маргарита приносила мне домашние лакомства…

Механик вспомнил соленоватое масло из гастрономической лавки на углу рю Жавель. Хозяин получал товар от нормандского кузена.

– У него стоит настоящая машина, – уважительно говорил торговец, – прошлого века, из наилучшего дерева, на ручной тяге. Такое масло подают к завтраку в отеле «Риц» и к обедам в Aux Charpentiers, однако я не гонюсь за ценой, я уважаю старых клиентов, – гастрономия располагалась напротив ныне застроенного домами пустыря, где в прошлом веке стояла каретная мастерская Ламберов.

– Потом там был папин гараж, – Марсель вытащил из кармана штанов завернутую в тряпицу пайку хлеба, – но до войны он продал землю. Он хотел, чтобы я не возился с инструментом, а стал инженером, – Механик усмехнулся, – инженером я стал, но гаечного ключа не выпускаю…

Разрешенная вохрой брезентовая сумка с гаечными ключами лежала на транспортере. При ночной отгрузке руды случилось несколько заминок.

– Механизм часто подводит, – Механик жевал кислый хлеб, – до вечера надо постараться и все исправить, – ему хотелось покурить, но в шахте такое строго запрещали.

– Подожду до гудка, – Марсель вспомнил русское слово, – а, чтобы отвлечься, подумаю о Тате, – он покрутил головой, – хотя в тюрьме лучше избегать таких мыслей…

По воскресеньям Механик готовил завтрак на всю семью. Румяные, намазанные маслом багеты укладывались в провощенную бумагу. После завтрака они шли гулять на реку. Вероника, сидя в коляске, размахивала потрепанным плюшевым зайцем. Старшие девочки скакали впереди, взявшись за руки.

– Нина утыкала нос в книжку, – улыбался Механик, – она умудрялась читать даже на ходу, – летом на Сене появлялись лебеди. Вдали чернел силуэт Эйфелевой башни. Они с Татой устраивались на свободной лавочке. Вероника ковыляла рядом, мусоля багет. Девчонки требовали еды.

– Они все проглатывали и бежали кормить лебедей, – Механик невольно отер глаза, – нельзя сдаваться. Я увижу моих девочек, а Виктор доберется до Парижа. Скоро мы покинем СССР, чтобы никогда сюда больше не возвращаться, – Маленький Джон приехал из Караганды с подробным планом действий.

– Мы встречаемся в Душанбе у памятника Ленину, – вспомнил Марсель, – хорошо, что в СССР в любой дыре есть такой памятник, – он тоже считал, что не стоит переходить Пяндж вброд.

– Даже ночью, – сказал он Максиму, – прошли времена, когда твоя мать прорывалась через границу. На Пяндже все простреливается, лучше затаиться в горах. Мы пойдем пешком, но будем более осторожны. Хотя нам надо еще выбраться из-под земли, – по словам Маленького Джона, им оставалось только ждать.

– Виллем и Марта неподалеку, – сказал наследный герцог, – в поселке Аксу. Они работают в гараже местного ГОКа. Может быть, Виллем водит один из грузовиков, которые мы видим на поверке. Но ему сюда никак не пробраться, это очень рискованно…

Механик вздрогнул. Механизм грузового подъемника завыл, он уловил лязг платформы.

– Руду отправили наверх, подъемник ползет вниз, – сказал себе Марсель, – не придумывай всякой ереси. Хотя если я сейчас увижу Виллема, то я обязательно увижу и моего мальчика, – за сетчатыми дверьми мелькнула тень, он поднялся с транспортера. Лента могла включиться в самый неподходящий момент.

– И выключиться в самый неподходящий, – двери распахнулись, – нет, не может быть… – замигал тусклый луч фонарика, веселый голос сказал:

– У меня опять сломалась машина, месье Марсель. Я вспомнил, что неподалеку обретается испытанный механик, – обменявшись с ним рукопожатием, Виллем распорядился:

– Созываем семейный совет, через полчаса мне надо оказаться наверху.