Читать книгу Долгое падение - Ник Хорнби - Страница 14

По-моему, они выбрали меня потому, что я все время молчала и ни с кем пока не ссорилась. А может, все дело было в том, что они про меня ничего не знали. Про Мартина все, похоже, знали из газет. А Джесс, да смилостивится над ней Господь… Мы знали ее только полчаса, но этого достаточно, чтобы понять: с этой девочкой все непросто. Джей-Джея я совсем не знала и могла только предположить, что он гей, и то лишь из-за его длинных волос и американского выговора. Ведь среди американцев много геев? Я понимаю, что не они придумали гомосексуализм, – говорят, это сделали греки. Но американцы помогли ему вновь войти в моду. Гомосексуализм в чем-то сродни Олимпийским играм: в древние времена он исчез, а в двадцатом веке возродился. Правда, я ничего не знала о геях, лишь предполагая, что они все несчастны и хотят покончить с собой. А я… С первого взгляда у меня не было очевидных причин лишать себя жизни, так что, думаю, им было любопытно меня послушать.

Я была не против рассказать о себе, поскольку мне не было необходимости рассказывать много. Никто из них не согласился бы оказаться на моем месте. Я даже не знала, поймут ли они, отчего я так долго терпела. Раньше, если мне нужно было разжалобить кого-то – например, врача, выписывающего рецепты на антидепрессанты, – я всегда упоминала про то, как мне приходится каждый день за ним убирать, поскольку он не может сам ходить в туалет. Забавно, но я с этим смирилась. Зато мне никак не свыкнуться с мыслью, что моя жизнь кончена, моя бессмысленная, невыносимо тяжелая, скучная, тусклая жизнь, в которой и надежды давно никакой нет… А уж убирать за ним – это мелочи. Зато именно эти слова заставляли доктора достать ручку.

– Ты правильно решила, – сказала Джесс, когда я закончила своей рассказ. – Тут и думать не о чем. А если передумаешь, то только пожалеешь об этом.

– Люди как-то справляются, – возразил Мартин.

– Например? – спросила Джесс.

– У нас на шоу была женщина, чей муж пролежал в коме двадцать пять лет.

– И что? Все это ради того, чтобы попасть на утреннее шоу?

– Нет, я просто сказал.

– Что сказал?

– Что все возможно.

– Но не сказал, зачем все это было нужно.

– Может, она любила его.

Они быстро говорили. И Мартин, и Джесс, и Джей-Джей. Прямо как в мыльных операх, где все всегда знают, что сказать. Я бы ни за что не смогла говорить так быстро – по крайней мере не тогда; я вспомнила, что за последние двадцать с лишним лет я почти не разговаривала. А человек, с которым я разговаривала больше всех, ответить мне не мог.

– Да что там любить? – не могла угомониться Джесс. – Он же овощ. Даже, скорее, овощ в коме.

– Но он ведь не был бы овощем, не находись он в коме? – спросил Мартин.

– Я люблю своего сына, – перебила я. Мне не хотелось, чтобы они подумали иначе.

– Да, – откликнулся Мартин. – Конечно любишь. Мы совсем не сомневались в этом.

– Хочешь, мы его убьем? – предложила Джесс. – Я могу сделать это прямо сегодня. А потом покончу с собой. Мне это ничего не стоит. А у него ведь все равно особенных причин жить дальше нет. Если бы этот бедняга мог говорить, то, возможно, даже поблагодарил бы меня.

У меня на глаза навернулись слезы, и Джей-Джей это заметил.

– Ты совсем охренела, идиотка! – заорал он на Джесс. – Только посмотри, что ты наделала!

– Ну извините, – отозвалась Джесс. – Просто мысль.

Но плакала я не из-за предложения Джесс. Я ревела оттого, что смерть Мэтти – это единственное, чего я желала, что могло вернуть мне желание жить. А понимая настоящую причину своих слез, я плакала еще сильнее.