Читать книгу Долгое падение - Ник Хорнби - Страница 17

Я собирался выложить все начистоту, рассказать им обо всем: о нашей группе, о Лиззи, обо всем. Мне не было нужды врать. Мне было тяжеловато их слушать, поскольку у них были вполне серьезные причины, чтобы оказаться на этой крыше. Господи, да любой бы понял, отчего Морин хочет расстаться с жизнью. Мартин, конечно, сам вырыл себе могилу, но что бы он ни сделал, так унижать и стыдить человека… Окажись я на его месте, я вряд ли бы продержался столько же, сколько он. А Джесс была совсем несчастна и совсем не в своем уме. То есть не то чтобы они прямо соревновались, но в каком-то смысле они… даже не знаю, как бы вы это назвали… обозначали свои претензии, что ли. И возможно, я был немного не уверен в себе, поскольку Мартин мне все карты спутал. Это я должен был выезжать на стыде и унижении, но в моем случае они выглядели как-то бледновато. Его посадили за секс с пятнадцатилетней, и таблоиды раструбили об этом на всю страну; меня же бросила девушка, и моей группе уже ничего не светило – тоже мне беда!

Я все равно не собирался врать, пока не возникла проблема с моим именем. А вконец охреневшая Джесс так на меня насела, что я потерял над собой контроль.

– Итак, – начал я. – Ладно. Меня зовут Джей-Джей и…

– А как расшифровывается твое имя?

Людям всегда интересно, как меня зовут на самом деле, но я им никогда не говорю. Я терпеть не могу свое имя. Просто мой отец был увлечен самообразованием, и он прямо благоговел перед Би-би-си, он проводил слишком много времени у старого приемника, слушая мировые новости, а еще он просто фанател от того чувака, который все время был в эфире в шестидесятых, – Джона Джулиуса Норвича, этот хрен был то ли лордом, то ли еще кем-то, а теперь одну за другой пишет книги про церкви и тому подобное. И это я. Джон, мать его, Джулиус. Стал ли я лордом, или известным радиоведущим, или хотя бы англичанином? Нет. Бросил ли школу, основав музыкальную группу? Ага. А подходит ли имя Джон Джулиус человеку, бросившему школу? Не-а. А вот Джей-Джей сойдет. Джей-Джей – это звучит вполне круто.

– Тебе не обязательно это знать. В общем, меня зовут Джей-Джей, и я здесь потому, что…

– Я узнаю, как тебя зовут на самом деле.

– Как?

– Приду к тебе домой и буду там рыться, пока не найду что-нибудь. Паспорт, банковскую книжку или еще что-нибудь. А если я ничего не найду, то украду какую-нибудь дорогую тебе вещь и не буду отдавать, пока ты не проговоришься.

Господи, да что с этой девицей такое?

– И ты скорее сделаешь так, чем будешь называть меня по инициалам?

– Да. Терпеть не могу, когда мне чего-то недоговаривают.

– Я плохо тебя знаю, – заметил Мартин. – Но если тебя и вправду так беспокоит, что ты чего-то не знаешь, я бы все же предположил, что некоторые вещи могут быть поважнее имени Джей-Джея.

– Это как понимать?

– Ты знаешь, кто сейчас является министром финансов Британии? Или кто написал «Моби Дика»?

– Нет. Конечно не знаю, – заявила Джесс таким тоном, будто подобные вещи могут знать только последние кретины, а потом добавила: – Но это же не секрет, правда? А мне не нравится не знать секретов. То, о чем ты говорил, я могу узнать, если мне захочется, но просто мне это ни к чему.

– Если он не хочет называть нам свое настоящее имя, это значит, что он не хочет называть нам свое настоящее имя. Джей-Джей, твои друзья так тебя называют?

– Да.

– Этого нам вполне достаточно.

– А мне недостаточно, – не могла угомониться Джесс.

– Заткнись и дай ему сказать, – отрезал Мартин.

Но момент уже был упущен. По крайней мере момент истины. Меня бы тут точно не поняли – от Мартина с Джесс буквально веяло враждебностью, причем веяло так сильно, что я бы на ногах не устоял.

С минуту я молча смотрел на них.

– Ну? – вопросительно протянула Джесс. – Ты что, забыл, почему собирался покончить с собой?

– Конечно не забыл, – ответил я.

– Ну так выговорись уже, черт побери.

– Я умираю, – сказал я.

Понимаете, я и подумать не мог, что увижу их снова. Я находился в святой уверенности, что рано или поздно мы пожмем друг другу руки, пожелаем доброго чего-нибудь, а потом либо поплетемся вниз по лестнице, либо сиганем с этой чертовой крыши – в зависимости от настроения, характера, серьезности проблемы и так далее. Мне на самом деле и в голову не могло прийти, что мне эта ложь еще выйдет боком.

– Да, выглядишь ты не очень, – пожалела меня Джесс. – Что у тебя? СПИД?

СПИД был вполне удачной находкой. Все знают, что с ним можно прожить не один месяц; а еще все знают, что он неизлечим. И все же… У меня несколько друзей умерли от СПИДа, а с такими вещами лучше не шутить. Я понял, что СПИД – это ни хрена не вариант. Но тогда – все эти мысли пронеслись в моей голове за полминуты, которые прошли с того момента, как Джесс задала свой вопрос, – какие смертельные болезни остаются? Лейкемия? Лихорадка Эбола? Сложно представить, чтобы хоть одна могла мне сказать: «Да, чувак, не стесняйся. Я ж так, игрушечная смертельная болезнь. Да и ничего страшного, если ты в шутку скажешь, что мною болен, – это никого не обидит».

– У меня что-то с мозгом. Называется ККР.

ККР – это, конечно, группа «Криденс Клиаруотер Ревайвал», одна из моих самых любимых групп, которая всегда меня вдохновляла. А они не были похожи на фанатов «Криденс». Джесс была слишком молода, насчет Морин можно было совсем не беспокоиться, а Мартин был из тех, кто почуял бы неладное, только если бы я заявил, что умираю от неизлечимой АББЫ.

– Клинический корно-что-то-там, – добавил я.

«Клинический» – это я удачно придумал. Звучит вполне солидно. Хотя с «корно» я, признаться, несколько промахнулся.

– И это неизлечимо? – спросила Морин.

– Конечно излечимо, – ответила ей Джесс. – Нужно только таблетку принять, ясен пень. Ему просто влом это делать.

– Врачи сказали, что это из-за наркотиков. Наркотиков и алкоголя. Так что я сам во всем виноват.

– Наверное, ты сейчас чувствуешь себя идиотом, – предположила Джесс.

– Да, – согласился я. – Только если под «идиотом» ты имеешь в виду «гребаного придурка».

– Ладно, не важно. Ты выиграл.

Это окончательно убедило меня в том, что без своеобразного соревнования у нас тут не обошлось.

– Правда? – радостно спросил я.

– Ну да. Ты же умираешь? Черт, это все равно что… Что тебе выпали все пики, или все черви, или эти… Козыри, точно. Да у тебя вся козырная масть на руках.

– Но от смертельного заболевания хоть какая-то радость может быть только в этой игре, – заметил Мартин. – В игре «И кто из нас тут самый жалкий?». Больше от нее никакого проку нет.

– Сколько тебе еще осталось? – спросила Джесс.

– Я не знаю.

– А примерно? Если совсем грубо прикинуть?

– Джесс, заткнись, – одернул ее Мартин.

– А сейчас-то что я такого сказала? Я просто хотела узнать, чего нам ждать.

– Нам ждать нечего, – объяснил я. – Ждать буду я.

– Плохо дело, – сказала Джесс.

– Ой, правда? Хотя чего еще ждать от девчонки, которая не может пережить, что ее бросили.

Повисло враждебное молчание.

– Что ж, – нарушил молчание Мартин, – вот и поговорили.

– А теперь что? – полюбопытствовала Джесс.

– Во-первых, ты пойдешь домой, – ответил Мартин.

– А вот хрен вам. С какой это стати я должна идти домой?

– Потому что мы тебя туда отведем.

– Я пойду домой только при одном условии.

– Каком?

– Сначала вы поможете мне разыскать Чеза.

– Что, мы все должны его искать?

– Ага. Иначе я и вправду покончу с собой. А я слишком молода, чтобы умирать. Сам говорил.

– Не припомню, чтобы я говорил именно так, – засомневался Мартин. – Но ты умна не по годам. Теперь я это понимаю.

– То есть ничего, если я пойду туда? – сказала она, направившись к краю крыши.

– А ну вернись! – крикнул я.

– Знаете, мне все по барабану, – заявила она. – Я могу прыгнуть, или мы можем пойти искать Чеза. Мне без разницы.

Тогда-то все и решилось, в тот самый момент, – мы ей поверили. Может, другие люди в иных обстоятельствах и не поверили бы, но у нас тогда не возникло никаких сомнений. Мы, правда, не думали, что она склонна к суициду, – просто у нас было ощущение, что она могла в тот момент осуществить любое свое желание, и, если бы ей захотелось спрыгнуть с крыши многоэтажки из желания узнать, каково это, она бы не остановилась. А когда мы это поняли, остался только один вопрос: было ли нам до этого дело?

– Но ведь тебе наша помощь ни к чему, – попытался объяснить я. – Мы даже не знаем, где его искать. Только ты можешь его найти.

– Да, но когда я одна, я совсем голову теряю. Я совсем запутываюсь. В общем, примерно так я тут и оказалась.

– Что скажете? – повернулся к нам Мартин.

– Я никуда не пойду, – заявила Морин. – Я не уйду с этой крыши, даже не просите.

– Ладно. Не будем.

– Поймите, меня будут искать.

– Кто?

– Люди из приюта.

– И что? – не поняла Джесс. – Что будет, если они тебя не найдут?

– Тогда они поместят Мэтти в какой-нибудь ужасный приют.

– А Мэтти – это и есть тот самый овощ. А ему не насрать, куда его поместят?

Морин беспомощно посмотрела на Мартина.

– Дело в деньгах? – спросил Мартин. – Из-за них ты к утру должна умереть?

Джесс брезгливо фыркнула, но я-то понимал, почему у него возник такой вопрос.

– Я заплатила только за одну ночь, – сказала Морин.

– А у тебя есть деньги, чтобы заплатить больше чем за одну ночь?

– Конечно есть.

Как мне показалось, предположение, что у нее, возможно, нет денег, было ей неприятно. Чертовски неприятно, если угодно.

– Ну так позвони туда и скажи, что заберешь его послезавтра.

Морин снова беспомощно посмотрела на Мартина:

– Зачем?

– Затем, – отозвалась Джесс, – что тут все равно не хрен делать, правда?

Мартин ухмыльнулся.

– Правда? – переспросила Джесс.

– Мне ничего в голову не приходит, – ответил Мартин. – Если, разумеется, не считать самого очевидного.

– А, ты про это, – догадалась Джесс. – Брось. Момент упущен, уж поверь. Надо придумать, чем теперь заняться.

– Даже если ты и права и момент упущен, с какой стати мы должны что-то делать вместе? – возразил я. – Почему бы нам не разойтись по домам смотреть телевизор?

– Потому что, когда я одна, совсем теряю голову. Я же сказала.

– А почему это должно нас волновать? Полчаса назад мы тебя и знать не знали. И мне в общем и целом по барабану, совсем ты теряешь голову или нет.

– То есть, по-твоему, происшедшее на этой крыше нас никак… ну, не связало, что ли?

– Вообще никак.

– Ты это еще поймешь. Мы до самой старости будем дружить, вот увидишь.

Ответом ей было молчание. Было очевидно, что ее уверенности никто не разделяет.