Читать книгу Долгое падение - Ник Хорнби - Страница 8

Если бы она не попыталась меня убить, я бы совершенно точно был мертв. Но ведь у всех есть инстинкт самосохранения. И даже если мы хотим покончить с собой, он все равно срабатывает. Я помню только, что меня сильно ударили по спине, я обернулся и, вцепившись в ограду, стал орать. К тому времени я уже был пьян. Я то и дело прикладывался к фляжке, да и дома я выпил достаточно. (Да-да, знаю – нельзя мне было садиться за руль. Но не везти же эту гребаную лестницу на автобусе.) Да, в выражениях я, наверное, не стеснялся. Если бы я знал, что это Морин, и если бы я знал тогда Морин, я бы, пожалуй, выразился помягче; но я ничего не знал, и у меня, возможно, вырвались очень неприличные слова, за которые я уже принес свои извинения. Но, согласитесь, ситуация к тому располагала.

Поднявшись, я осторожно развернулся – мне не хотелось упасть с крыши случайно – и стал орать на нее, а она молча уставилась на меня.

– А я вас знаю, – вдруг сказала она.

– Откуда? – удивился я.

Тогда я туго соображал. Люди подходят ко мне по всей стране: на заправках, в ресторанах, магазинах, театрах и даже в общественных туалетах. Они говорят: «А я вас знаю», хотя на самом деле смысл их слов совсем в другом: «Я вас не знаю, но видел по телевизору». Они хотят взять автограф, хотят, чтобы я им рассказал, как выглядит Пенни Чемберс на самом деле, в реальной жизни. Но в ту ночь я такого просто не ожидал. Та жизнь, как мне казалось, была далеко в прошлом.

– По телевизору видела.

– Господи ты боже мой. Я тут собирался покончить с собой, но это ничего – для автографа-то время всегда найдется. У вас ручка есть? А бумажка? Да, опережая ваш вопрос: она еще та сука, кокаин нюхает – как дышит, а еще трахается со всеми подряд. Кстати, что вы тут вообще делаете?

– Я… я тоже собиралась спрыгнуть с крыши. И хотела бы воспользоваться вашей лестницей.

К этому все в итоге и сводится: к лестницам. Ну, не в прямом смысле этого слова – процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке к лестницам не сводится, да и рынок краткосрочных займов тоже. Но за годы работы на телевидении, где я брал интервью у самых разных людей, я понял, что любую, даже самую обширную тему можно свести к мелочам, разобрать по кусочкам, как в конструкторе «Лего». Один религиозный деятель рассказывал мне о вере, возникшей из случайности (в детстве его нечаянно заперли в сарае на ночь, и Господь Бог вел его сквозь тьму); побывавший в заложниках человек рассказывал мне, как он выжил благодаря семейной дисконтной карте Лондонского зоопарка, которая настолько умилила одного из бандитов, что пленника отпустили. Хочется поговорить о серьезном, но без случайно запертых дверей сарая и семейных дисконтных карт не получается – без них непонятно, с чего начать. По крайней мере если вы ведете программу «Доброе утро с Пенни и Мартином». Мы с Морин не могли объяснить друг другу, почему мы несчастны настолько, что готовы расплескать наши мозги по бетону, как молочный коктейль из «Макдональдса», и поэтому говорили о лестнице.

– Да, пожалуйста.

– Я подожду, пока… В общем, я подожду.

– То есть вы собираетесь вот так стоять и смотреть?

– Нет, что вы. Я так полагаю, вы бы не хотели, чтобы вам кто-то мешал.

– Верно полагаете.

– Я пойду туда, – махнула она рукой в сторону противоположного края крыши.

– Я вам крикну, когда буду лететь вниз.

Я рассмеялся, а она никак не отреагировала.

– Да ладно вам. Вполне удачная шутка. В наших-то с вами обстоятельствах.

– Знаете, я что-то не в настроении, мистер Шарп.

Сомневаюсь, что она пыталась пошутить, но ее слова вызвали у меня еще более сильный приступ смеха. Отойдя к другому краю крыши, Морин примостилась у стены. Я развернулся и снова уселся на край крыши. Но я не мог сосредоточиться. Момент был упущен. Вы, наверное, сейчас думаете: и как же сильно нужно сосредоточиться, чтобы спрыгнуть с крыши высотного дома? Вы удивитесь, но до появления Морин я был как раз достаточно сосредоточен – еще чуть-чуть, и я бы спрыгнул. Все мое внимание было сконцентрировано на том, почему я оказался на этой крыше. Я совершенно отчетливо понимал, что, как только я коснусь земли, все будет кончено раз и навсегда. Но из-за разговоров с ней я потерял концентрацию, меня словно затащили обратно в этот мир, с его холодом, ветром и громкой музыкой семью этажами ниже. Но того настроя было не вернуть – это как если бы мы с Синди начали заниматься любовью и в этот момент вдруг проснулся бы кто-то из детей. Я не передумал, я все равно знал, что в какой-то момент мне придется довести дело до конца, но только не сейчас; в ближайшие пять минут я не смогу этого сделать.

Я окликнул ее:

– Эй! Может, поменяемся? Заодно и посмотрим, как у вас получится!

Я снова рассмеялся. У меня было шутливое настроение, я был довольно сильно пьян – и вдобавок сильно не в себе, – поэтому почти все, что я говорил, казалось мне веселым и смешным.

Морин вышла из тени и осторожно подошла к ограде.

– Мне бы тоже не хотелось, чтобы мне мешали, – заявила она.

– Никто вам мешать не будет. У вас есть двадцать минут, а потом я хотел бы опять занять свое законное место.

– И как вы собираетесь перелезть обратно?

Об этом я не подумал. И правда, с помощью стремянки можно только сюда перебраться – на той стороне не было места, чтобы ее поставить.

– Придется вам ее подержать.

– В смысле?

– Вы передадите мне лестницу, я просто прислоню ее к ограде, а вы подержите.

– Я ее в жизни не удержу – вы слишком много весите.

А она – слишком мало. Она была хрупкого телосложения и, казалось, вообще ничего не весила; я даже подумал, не хочет ли она покончить с собой из боязни умереть долгой и мучительной смертью от какой-нибудь болезни или еще чего-нибудь в этом духе.

– Тогда вам придется смириться с моим соседством.

Я не знал, хочу ли я перелезать через ограждение. Оно стало границей: по крыше можно было дойти до лестницы, по лестнице – до улицы, по улице – до Синди, детей, Даниэль, ее отца и всего остального, что меня сюда занесло, как пакет из-под чипсов в ветреную погоду. На краю крыши я чувствовал себя в безопасности. Там я не чувствовал стыда, не чувствовал себя униженным – насколько это, конечно, возможно, если в новогоднюю ночь ты сидишь на краю крыши в одиночестве.

– А вы не могли бы перебраться на другой край крыши?

– Сама перебирайся. Это моя лестница.

– Не очень-то это по-джентльменски.

– Да я вообще ни хрена не джентльмен. На самом деле отчасти поэтому я здесь. Вы что, газет не читаете?

– Ну, иногда местные просматриваю.

– И что вы обо мне знаете?

– Вы работали на телевидении.

– И все?

– Пожалуй, да. – Помедлив, она добавила: – А вы не были женаты на ком-то из «Аббы»?

– Нет.

– Может, на другой певице?

– Нет.

– А, вспомнила: вы любите грибы.

– Я люблю грибы?

– Да, вы сами сказали. У вас в гостях был шеф-повар какого-то ресторана, и он дал вам что-то попробовать, а вы еще сказали: «Мм, обожаю грибы. Ел бы и ел». Это были вы?

– Возможно. А это все, что вы обо мне знаете?

– Да.

– А отчего, по-вашему, я хочу покончить с собой?

– Понятия не имею.

– Может, хватит мне мозги пудрить? Задрала уже.

– Вы не могли бы выбирать выражения? Подобные слова я нахожу оскорбительными.

– Простите.

Я просто поверить не мог. Не мог поверить в то, что встречусь с человеком, который ничего не знает. Пока меня не посадили в тюрьму, я каждое утро обнаруживал у себя под домом всяких козлов из желтых газетенок. Меня постоянно вызывали на ковер мои агенты, менеджеры и телевизионные чиновники. Казалось, всем в этой стране было интересно, что я натворил. Наверное, все дело было в мире, в котором я жил, – в мире, где все остальное было не важно. Может, Морин всю жизнь провела на этой крыше, подумалось мне. Здесь было несложно потерять связь с действительностью.

– А ваш ремень?

Если я правильно понял намерения Морин, она доживала последние минуты на этой земле. Но она не хотела растратить их на разговоры о моей любви к грибам (которую, боюсь, выдумали для шоу). Она решила поговорить о вещах.

– Что «ремень»?

– Снимите ремень, обмотайте им лестницу и пристегните ее к заграждению.

Я понял, о чем она и что это сработает, так что следующие несколько минут мы все делали в молчаливом согласии: она передала мне стремянку, а я взял ремень и накрепко пристегнул лестницу к ограждению. Затем я несколько раз дернул лестницу – мне бы очень не хотелось упасть спиной вниз. Перебравшись обратно, я расстегнул ремень и поставил стремянку на место.

Я уже готов был оставить Морин, чтобы она могла спокойно прыгать, когда увидел эту психованную, – она с ревом неслась прямо на нас.